Квант удачи - Антон Александрович Карелин
– Потому что у меня не было права на ошибку, – сказал Одиссей спокойно и нерушимо. – На кону было не слишком многое, а вообще всё. Хотя тогда я не понимал истинных масштабов происходящего, и только теперь начинаю. Но и в тот момент мне было ясно, что действуют эпохальные силы и происходит исторический момент. Представь: в один прекрасный день тебе сообщают, что ты константа мироздания, которую артефакт сайн сохраняет от стирания, и вселенная каждый раз будет переписываться вокруг твоей судьбы?
– Не хочу представлять, – честно ответила Ана. – Но такое случилось лишь однажды?
– Со мной – да, у меня двойная память только об одном периоде жизни. Когда возродился, путаницы в голове было много, пришлось пройти когнитивную стабилизацию. Но заодно снял и сохранил эту ментограмму.
– Мало тебе теллагерсы и перерождений, так еще и мега-глаз?! – воскликнула принцесса, вскинув руки.
– Может, это не два явления, а две стороны одного? – пожал плечами Фокс. Он не раз думал об этом. – Эпохальность не лично во мне, не я константа, а любой носитель глаза. Ты его видишь, значит, играешь какую-то роль в его судьбе. Может, когда-нибудь глаз достанется тебе, и тогда ты станешь мировой константой.
– Понятно, – она снова прижалась к Фоксу, и по волосам побежали возмущение, испуг и даже лёгкая паника, а потом смех, Ана хмыкнула ему в плечо.
– Ты чего?
– Не буду носителем. Не хочу, чтобы тебя из-за меня стёрли.
– В общем, – вздохнул Фокс, всё ещё бледный от воспоминаний. – Я сложил картину в самые последние секунды. Когда я чуть не отдал им всю вселенную, чтобы защитить друга, нас спасла только ошибка Единства, которое решило атаковать. Это было закономерное, но всё же везение. А когда Вечный в первый раз потянулся за глазом, я увидел механизм и понял, что в состоянии «раскрытой пасти пустоты» он уже деградирует из личности в функцию и становится слабее. Когда вернулся к Рами и увидел его за гранью, убедился, что Вечные стирают из реальности, и реальность переписывается.
Он поднял голову и посмотрел на Ану прямо.
– Да, я мог протянуть ему глаз тогда, и приказать техноконтуру убить меня в момент контакта. Но это бы не сработало. А я не мог рисковать.
– Не сработало?
– Я трижды видел, что техника подводит против Вечных. Расслоённого Рами не смогли выдернуть, и обе платформы, с зульчем и с греанцем не ушли в гипер, когда их хозяев расслоило. Вечный мог просто коснуться контура пустотой, залп сорван и всё, план не удался. А других способов убить себя мгновенно у меня в тот момент не было. Да и в целом… я очень смутно понимал, что делаю, шёл почти по наитию, мне было нужно ещё немного времени, чтобы выстроить картину. Я слишком боялся совершить ошибку и завершить провалом борьбу сайн, которая длилась миллионы лет. Я должен был убедиться, что смутные догадки правдивы, и получить возможность убить себя мгновенно и легко. Ради этого я отдал им Рами, та’эронов и Танелорн.
Одиссей покачал головой и выдохнул.
– И шестьдесят лет мучался тем, что принёс их в жертву зря. Но теперь, после игр Древних знаю, что не зря. В тот день я сделал кошмарный, но правильный выбор.
Он помолчал.
– Но сегодня другой день, Ана.
Несколько секунд девушка смотрела в его глаза, сопоставляя всю полученную лавину фактов и знаний воедино. Осмысляя рассказанную сказку.
– День Дракона? – спросила она наконец.
– Да. Таэроны отмечали его раз в год своей планеты, которая вращалась на той же орбите, что и Танелорн. Облетая солнце за двенадцать земных лет.
– Погоди, а что же стало с их материнской планетой?
– Они разобрали её на материалы и топливо для строительства, на ресурсы для продажи. Использовали собственный мир, чтобы выстроить новый и лучший для всех. По-другому создать Танелорн в том виде, в котором мы его просчитали и спроектировали, было невозможно.
Ана поражённо покачала головой. А ведь только что думала, что сегодня её уже ничем не удивить.
– Наша жизнь состоит из сложных решений и жертв, – сказал Фокс. – И чем выше замахнёшься, тем сложнее решения, тем страшнее могут быть жертвы. Мы не можем всего добиться, ничего не потеряв в дороге. Хотя с крушения Танелорна я только и делаю, что пытаюсь добраться до цели и никого не потерять.
– И у тебя получается!
– Скорее да. Если забыть про Кизю и про детей с планеты Русь.
– Ты слишком много от себя требуешь, – Ана осветилась несогласием.
– Мне слишком много дано.
– У тебя получается всех спасать и никого не терять, насколько это вообще возможно, –повторила Ана с упрямством и искренней верой. – А иногда и через невозможно. А Кизю можно и помянуть добрым словом, раз сегодня день памяти…
Одиссей согласно кивнул.
– Пока я жив, жива память о та’эронах, – сказал он через некоторое время. – Они скорбели об истреблённых предках, и в День Дракона вспоминали о них. Вили змеев из цветов и стеблей, выстраивались в длинные процессии, а передавали из конца в конец две чаши, из одной каждый отпивал, а в другую наливал.
– На «Мусороге» нам такого не устроить.
– Но есть одна традиция, которую можно.
Её глаза блестели в ожидании ответа.
– Чаша памяти. Передают по кругу и каждый, сделав глоток, вспоминает об одном из ушедших народов. Раньше я пил из чаши и говорил сам с собой, потому что было не с кем, никто не знал эту тайну.
– Теперь я знаю. Расскажи мне о Рами? Какой он был?
Фокс налил воды в Кружбан и сел напротив. Подумал, приложив руку ко лбу, и вдруг улыбнулся.
– В детстве Рами любил ловить лякушей, и тренировался, чтобы стать чемпионом весеннего заплыва, – начал он.
В глазах Одиссея мерцали радость и печаль, но с каждым глотком печали становилось чуть меньше. Ана сидела, уперев щёку в колено, и слушала, Рами вставал перед ней, как живой. А когда вода в чаше закончилась, они обнялись и просто молчали.
– Подожди, – внезапно очнулся Фокс. – А мы разве не должны были прилететь… уже два с половиной часа назад?!
– Должны были. Я сказала Гамме, чтобы сошёл с маршрута и лёг в
