Михаил Поляков - Нам бы день продержаться. Дилогия
Однако красного материала на заставе тоже нет. Но красная полоса прикрыта крепкой, прижженной до коричневого цвета во многих местах плотной тряпочкой, через которую Шустрый и гладил последнюю часть знамени на столе. Эта полоса почти вдвое шире пришитых к ней сверху белых и синих кусков вместе взятых, поэтому композиция выглядит несколько непривычно. Когда прапорщик убирает высохшую под утюгом тряпку, я просто балдею от увиденного мной рисунка. Правая рука начинает автоматически подниматься к виску. Виктор Иванович также застывает в изумлении и держит на весу гладильную ткань, открывшую красную бархатистость основания знамени, над которым пришиты белая полоса старой солдатской простыни и кусок халата заставского техника. На раритетном шелке то ли бархате, в обрамлении богатой бахромы, золотом четкой вышивки горит герб Союза Советских Социалистических Республик, с колосьями, обвитыми алой парчой, на которой даже можно прочитать надпись: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» на всех пятнадцати языках союзных респуб-лик. Земной шар, повернутый Северным полушарием с картой СССР на нем. А наверху звезда, серп и молот посредине глобуса. Аккуратным полукругом над гербом легко читается гвардейская надпись: «За нашу Советскую Родину!» Мало того, две кисти на шнурах золотого плетения свешиваются с торца красного полотна, там, где намертво вшито солдатскими руками ухо, через которое будет пропущен шнур флагштока. Грязнов не верит своим глазам и вопросительно поворачивается ко мне.
– Вот это да! Деж он его взял? – Вопрос чисто риторический, но каптер хитро перекидывается с Борей на крыльце понимающими взглядами и отвечает на полном серьезе.
– На дембель берегли, это ж наше. Переходящее. Мы его последними на комендатуре завоевали. Оно и пылилось в каптерке на полке. А как оружие и боеприпасы выдавать начал, тут оно и свалилось сверху мне на голову. Думал запрятать. А тут ничего красного не нашлось. Та и когда тот дембель у нас теперь будет. Зато мы теперь как настоящая воинская часть. Со своим знаменем. Как прадед говорил. У них на фронте, если знамени нет, то всех расформировывали и по разным частям рассылали. А нам нельзя по разным частям. Мы тут застава, а не шурупы какие-то.
– Молодец, Шустрый! – хвалю я его, а он краснеет.
– Так то все, тащ лейтенант: связисты вон – халат нашли, стрелки кроили и шили, Боря придумал, Бойки шнур принесли, Бондарь катушки отремонил, Муха наконечник повесил. Вы, небось, и не заметили? – Точно. Мы поднимаем вверх головы и видим, что на конце флагштока торчит никелированный наконечник древка с серпом и молотом в остроконечной плавности обвода конуса, завершенного острием пятиконечной звездочки. Вот он почему там так долго висел – Муха. Он навершие для красоты прилаживал и крепил.
– Тогда так, орлы высокогорные, провести проверочный подъем флага, посмотреть, что все держится и не сорвется. Затем спустить, оставить на шнуре, а на боевой расчет строиться здесь. Будем флаг подымать. Пусть знают супостаты, кто в погранзоне хозяева – мы, российские пограничники! – Мой пафос не остается без одобрения, даже майор выбрался на крыльцо и с удивлением изучает знакомые цвета и рисунки на новом знамени пограничной заставы «Чайка».
– Ну, вы даете, погранцы! – восхищается он, читая слова, вышитые на красном фундаменте флага, с забытым благоговением перед символом могучего государства. – Охренеть! Даже бахрома есть! А ведь прав твой каптер, лейтенант! – неожиданно хвалит он Шустрого с грустью в голосе, и последний краснеет, как первоклассник у доски, получивший единственную в классе отличную оценку за выполненный урок. Мы уходим соображать, как взять Кушак без потерь и лишений, а народ гомонит у крыльца, обсуждая штандарт, который весомо плывет вверх по шнуру к конечной точке и торжественно шевелит на ветру тяжелыми золотыми кистями вдоль алого крепкого шелка. Теперь, официально обозначенные, мы часть государственной структуры, власть и закон на этой территории. И если кто полезет, то он будет иметь дело не с теми, кто боится высунуться из развалин, а с войсковой частью двадцать один ноль три, индекс «Т» – Потешных Войск Федеральной Службы Безопасности Российской Федерации! Шустрый опускает знамя, но народ не расходится, щупает шелк, трогает желтые помпоны праздничных кистей.
– Бойко? – орет Петров-дежурный.
– Я, – недовольно отвечает Сашка, высовываясь из окошка. – Что надо?
– Отвечаешь за прапор до боевого! Усек?
– Легко, – подтверждает связист и серьезно кладет на подоконник свой АКСУ с двойной перевязью присоединенных магазинов, звякнув при этом антабкой о вороненый ствол автомата. Практически над заставой будет развеваться знамя СССР, только сверху к нему пришиты солдатскими руками белый и синий лоскуты. Но две трети флага мощно и весомо отражают солнечный свет золотом и кумачом, напоминая о том, откуда мы все родом. И не только нам, но и тем, кто растопырился в нашу сторону своими воинскими колоннами с иранского заграничья. Я отдаю должное новому флагу, приветствуя его правой ладонью, и ухожу думать думы с майором. Старшина остается на крыльце, укоризненно глядя на Шустрого. Тот жмет плечами и разводит руками. Грязнов машет правой рукой и на секунду останавливает ее у виска, благословляя материю на шнуре. Затем уходит за мной. Ну, вот и обозначились. Теперь бы день простоять да ночь продержаться.
Знамя – это хорошо. Пусть боятся. А нам надо справиться с четырьмя группами спецназа по пятнадцать головорезов в каждой. Итого, шестьдесят мордоворотов, обученных, стреляных, битых и опытных. Правда, нас, с лошадьми и собаками, пятьдесят погранцов. И у нас БТР, миномет, четыре пулемета и пять снайперок. Но этого мало. Мы им на один зуб на серпантине горной дороги. Придется брать подступы к горе опытом майора, внезапностью, смекалкой и информацией с голодного Кушака. Кому-то придется остаться здесь, чтоб корректировать наши передвижения с подвижками противника. На боевом расчете, после подъема флага, я ставлю странную и необычную для нашего ремесла задачу.
– Приказываю всем выспаться! Вольно! Вопросы есть?
– Есть, тащ лейтенант, а кто останется? – Вопрос зависает в воздухе, как топор в руке палача над плахой с предназначенными в жертву однополчанами.
– Решим! Подъем в пять. В шесть – начало движения. Загрузить и проверить технику с вечера. Доклад о готовности в двадцать один тридцать. В двадцать два – отбой. – Солдаты расходятся. На месте остается ефрейтор Кушниренко. Народ заинтересованно поглядывает на смотрящего на меня исподлобья дембеля.
– Тащ лейтенант, разрешите обратиться! – Батюшки-светы, неужто меня дембель за командира признал? По тому, с каким трудом выговорил эту фразу на виду у всех Кушниренко, я понимаю, что что-то серьезное. Оно ведь как – он на заставе больше полтора года прослужил, а я всего год.
Так что я для него только по штатке командир. Был. Все вокруг занимаются вроде своими делами, но на самом деле внимательно слушают.
– Разрешите часовым у заставы остаться в прикрытие старшине, дизелю и пауку? – Вот тебе и дембель, ведь эти четверо, считай, смертники. Знамя над заставой будет как кость в горле у любого, кто полезет через границу. И обозначит точку, где мы находимся, а иначе как? Так и подумают. И прежде или во вторую очередь постараются этого прапора и всех вокруг него завалить, чтоб не тревожило своим преобладанием красного цвета пространство вокруг. Следовательно, залепят по заставе от всей души, чтоб не выделялась в серости предгорий. Похоже, что солдат это понимает.
– Вадим, ты ж дембель, ты тут больше всех отслужил, я тебя планировал первым и отпустить, а оттуда ты и вы вряд ли выберетесь, если что не так пойдет, – тихо начинаю я пояснять земляку, так, чтоб остальные не расслышали.
– Тащ лейтенант, отож и я так подумал, что я у нас лучше всех подступы знаю, и если что, то мимо меня ни одна муха не проскочит. А курбановских я засеку за пару километров, если полезут. Разрешите, тащ лейтенант, лучше меня все равно никто не сможет. Я и горки и щели вокруг знаю как свои пять пальцев, если прижмут, я всех наших выведу куда хочешь и без проблем. Мы ж тут и с вами и с прошлым начальником заставы охотились много. – Вот и часовой мне нашелся на «вышку». А связистом Иванов Серега останется. Уже решили между собой пауки эту проблему.
Бондарь за дизелиста и останется с пулеметом. Один РПГ отдадим Кушниренко на «вышку», с автоматом вдобавку ему там будет веселее. Старшина со снайперкой и Иванов с автоматом на связи. Вот они и останутся изображать наше подразде-ление.
Дел по горло. Обхожу всех лично. Муха снаряжает вторую ленту КПВТ, тщательно выравнивая патроны в звеньях, чтоб не перекосило. Его наводчик набивает ленту ПКТ с помощью машинки Ракова и тоже внимательно осматривает патроны.
– Муха! ЕТО не забудь сделать? – ору в люк броника.
