Санин Евгений - Завещение бессмертного
Лад с минуту молчал, вдумываясь в смысл сказанного, а потом вдруг захохотал, запрокинув голову, и повозка принялась дергаться из стороны в сторону, пугая встречных прохожих.
Эвбулид хотел было вырвать вожжи из рук друга, но тот хохотал с такой заразительностью, что и сам он невольно сначала усмехался, а потом засмеялся громко, во весь голос, чего не было с ним за все время, проведенное в рабстве.
Успокоившись, они вытерли выступившие на глазах слезы и поехали дальше, думая каждый о своем.
Лад долго молча правил мулами, шевеля губами, словно решая важный для себя вопрос, и перед тем, как остановить повозку около нужной лавки, весомо сказал успевшему задремать Эвбулиду:
— Конечно, во многом нам еще далеко до вас, эллинов. Но и вам, эллинам, тоже далеко до нас!
6. «Сюда бы твои миллионы!»
«О боги, хоть вы вразумите меня, подскажите, что делать? — взывал Демарх, не видя и не слыша, как обступившие Постума заговорщики засыпают его вопросами о Риме. — Я знаю, что Эвдем - негодяй, знаю с того самого дня, как побывал в его подвалах. И все мои сегодняшние мысли о благодарности к нему за спасение порождены лишь одним: страхом!»
Он даже не заметил, как улеглись страсти вокруг Постума, и на середину мастерской вышел Прот.
— Да что это, в конце концов, с тобою сегодня? — зашипел Кабир, выводя Демарха из оцепенения.
— Нет-нет, ничего! — поспешно ответил тот, видя, что взоры всех заговорщиков устремлены на смуглого человека, приехавшего из Сицилии.
— Может, сходим после собрания в харчевню, развеемся? Как раз вчера один эллин дал мне целую горсть монет за то, что я подвез его вещи к алтарю Зевса!
Демарх отрицательно покачал головой и, забывая про Эвдема, во все глаза стал смотреть на человека, жившего в царстве рабов, о котором вот уже несколько лет только и разговоров было среди бедноты Пергама.
Какими только слухами и невероятными подробностями не обрастали события в Сицилии!
Говорили, что Евн огромного роста, чуть ли не в десять локтей, с тремя глазами, один из которых он постоянно держит закрытым, потому что может прожечь им человека
насквозь.
Что его полководцы, едва освободившись от рабства, наголову разбили опытных, испытанных в боях с испанцами, эллинами, сирийцами римских преторов.
Что Евн держит в своей спальне живую Астарту, с которой советуется, прежде чем приступить к важному делу. Кого слушать? Кому верить? И вот теперь появилась редкостная возможность узнать всю правду из первых уст.
Сам же Прот, почувствовав себя в центре внимания, обратился ко всем с приветствием ленивым, не терпящим возражений тоном, приобретенным им в то счастливое время, когда он был одним из богатейших жителей Тавромения.
— Да хранят вас, уважаемые, все подземные и небесные боги! — важно сказал он, кланяясь одному лишь Аристонику. — Я пришел сюда, чтобы поведать вам, какая опасность нависла над Пергамом.
— Да это мы и сами знаем! — зашумели вокруг. — Ты нам лучше про Сицилию расскажи! Как там Тавромений — держится?
— Не знаю! — ответил Прот. — Я был последним человеком, который вышел живым из этого города. Но я...
— А что Евн?.. — снова прервали его.
— Это правда, что он из жалкого раба превратился в настоящего базилевса?
— Правда! — утвердительно кивнул Прот. — Но я пришел, чтобы сказать, что мой господин Луций Пропорций...
— Что нам твой Пропорций? — еще громче зашумели заговорщики. — Хватит с нас и без него всех этих Сулъпициев, Маниев и всяких Гаев, что наводнили Пергам!
- Ты нам про Евна! Про Евна давай!..
Окончательно сбитый с толку Прот оглянулся на Артемидора, ища поддержки, и тот, ободряюще улыбнувшись ему, посоветовал:
— Расскажи им все по порядку!
— Ну, хорошо... — пожал плечами Прот, обвел глазами скульптурную мастерскую, повсюду ловя на себе жадные взгляды, и начал свою бесхитростную историю.
Притихшие заговорщики, затаив дыхание, слушали, как он попал на остров восставших рабов, как, улучив первый удобный момент, отправился на поиски несметных сокровищ Тита Максима.
— И нашел?! — вскочил со своего места Кабир, поедая глазами рассказчика.
— Нашел... — с горечью усмехнулся Прот, вспоминая, как слуги Серапиона вносили во дворец и ставили перед троном обитые бронзой ящики, в которых было золото, серебро, драгоценные камни…
— Нам бы сюда эти миллионы! — воскликнул Кабир. На него зашикали, но он горячо воскликнул: — Представляете, сколько на них можно было бы купить оружия?! Да что оружие – целую наемную армию!
Дождавшись тишины, Прот стал говорить, как, по совету эллина Фемистокла, он перехитрил Евна, взяв с него царское слово и клятву Астарте. Демарх даже вздрогнул — так были созвучны эти слова с его мыслями об Эвдеме.
«Конечно же, его тоже надо перехитрить! — осенило его — Но как? До сих пор заговорщики живы моим молчанием. Дважды мне удавалось обмануть Эвдема, рассказывая о разных мелочах, касающихся торговцев этой лавки. Эвдем верил... А может, делал вид, что верит? — задумался Демарх. И страх снова сковал все его тело. — Надо подробно вспомнить последний разговор с Эвдемом. Значит, так, он сказал мне о том, что здесь должно состояться собрание. Кто же мог выдать ему это место? Возможно, что кто-то из тех несчастных в его подвалах. А может, здесь помимо меня сидят его люди? И Эвдем только проверяет меня? — Демарх обвел настороженным взглядом увлеченных рассказом Прота людей, но тут же отогнал от себя эту мысль. — Нет, этого не может быть. Иначе Эвдем точно знал бы день этой встречи. Но все равно, сегодня он потребует от меня ответа. И что я ему скажу на этот раз? Ах да, перехитрить... Может, сказать, что здесь собираются купцы, чтобы обсудить цены на хлеб нового урожая или на оливковое масло?.. Не поверит. Тогда... что смотрели и обсуждали новую статую Артемидора? — Он покосился на статую Селены в углу мастерской, которой не видел раньше, но тут же отогнал и эту мысль. — Нет, он только посмеется в ответ, и после этого смеха мне придется горько плакать. Тут надо что-то другое. Такое, чтобы он поверил мне. Но что? Что?!»
7. Артемидор!
Тем временем Эвбулид выходил из лавки очередного Диодора.
— Все! — объявил Лад, едва взглянув на его лицо. — На сегодня хватит!
— А может, еще в одну лавку? — предложил грек. — Вот она, прямо через дорогу!
И он показал рукой на яркую вывеску: "Здесь Никодор предлагает хозяевам и гостям Пергама лучшие вазы столицы!"
— Ну, если только через дорогу...— соглашаясь, проворчал сколот, и Эвбулид, сделав несколько шагов, оказался в просторной лавке.
Все прилавки были уставлены действительно прекрасными вазами и амфорами, каких он еще не видел в Пергаме. Лучшие из них были покрыты красочными рисунками, изображающими жизнь богов и героев.
И все эти Гераклы, Гермесы, Нимфы и амазонки разом потускнели, едва он увидел хозяина лавки. Маленький, сгорбленный человечек, высоко задрав голову, скалил крошечные неровные зубы:
— Твой господин послал тебя за подарком для своей жены? Правильно сделал, ведь самые лучшие вазы в Пергаме — у меня.
— Нет, я... — замялся Эвбулид.
— Понимаю, — перебил его торговец.— Ты разбил господскую вазу и теперь, опасаясь наказания, хочешь купить взамен на свой пекулий недорогую? Тогда тебе повезло — один из моих мастеров не углядел и вот, пожалуйста: две вазы соприкоснулись в средней части печи, и на лице эфеба, как видишь, отпечаталась нога лошади. Мастера я, конечно, наказал, теперь он будет выполнять у меня самую тяжелую работу...
Эвбулид вышел из лавки с тяжелым сердцем и несколько кварталов ехал молча.
Лад, покосившись на него, с удивлением спросил:
— Что с тобой?
— Да так... — пробормотал Эвбулид. — Ничего!
— Подумаешь — не та лавка! — попытался успокоить его сколот. — Главное, что мы знаем теперь, что он не Афинодор, Диодор и этот, как его — Аполлодор!
— У нас, кроме богов, случается, еще дарят младенцев людям! — глухо проронил Эвбулид, сидя с низко опущенной головой.
Лад метнул на него сердитый взгляд, но, пересилив себя, по-прежнему мягко сказал:
— Конечно, это удлинит наши поиски. Но ничего! Будем искать месяц, даже год, но обязательно найдем его!
— Да-да, конечно... — бесцветным голосом отозвался Эвбулид.
—Да что это с тобой, Перун тебя порази! — взорвался, не выдержав, сколот. — Ты же сам на себя не похож! Может, отхлебнешь вина?
—Не хочу! — оттолкнув рукой кувшин, протянутый Ладом, покачал головой грек, и сколот не на шутку встревожился:
—Ты не заболел?
— Нет, сейчас пройдет! — отмахнулся он от расспросов.
Как он мог сказать Ладу, своему бывшему рабу, которого когда-то приказал бить истрихидой и подвешивать за руки к крючьям, что этот владелец лавки с прекрасными вазами напомнил ему, каким он сам был в Афинах. Армен — не в счет. Он был хоть и бесправным, но все-таки членом его семьи. А вот о пытках чужих рабов, казнях, жестоких наказаниях за их малейшие провинности он слушал ежедневно от своих приятелей, как о само собой разумеющемся. И еще, глупец, раздуваясь от важности, как тот павлин, которого он принес в прощальный вечер в дом, доказывал Фемистоклу, что прав афинский закон, запрещающий кормить раба, если тот не работает, и что каждое обращение к рабу должно быть приказанием!
