Яхонтовый цвет - Екатерина Романовна Черепко
— А как же, пробовал: и пшеницу, и рожь, и репу — всё сгнило или иссохло, всё обиженная земля отвергала. Накаркали вороны, что лишь молодильные яблоки здесь примутся, да растёт чудо-дерево в краях дальних, куда мне хода нет. От горы проклятой лишь на версту отойти могу — после снова на подножие набредаю.
Белава поднялась с земли и спросила:
— Как найти мне эту яблоню?
— Растёт она на утёсе у моря закатного прямо за чащей дремучей. Но не только семена тебе добыть надобно, а еще и мотыгу волшебную, коей богатырь Дубыня владеет, да неиссякаемый рог с живой водой, что у Бабы Яги степной хранится. Только так сможешь гору и брата своего расколдовать.
Целый день спускалась Белава с горы, ждали её внизу конь с Петушком — Красным гребешком. Долго ли коротко ли ехали да остановились у рощи дубовой, края не имеющей. Жёлуди в ней всю землю покрывали, а деревья ровными рядами росли.
— Неужто специально посажены? — Спросила у самой себя княжна.
Сверху на неё громогласный ответ свалился:
— Посажены и пересажены.
Подняла она голову и едва успела жеребца вскачь пустить — чуть не задавила их телега огромная, что три избы в себя вместила бы. А нагружена повозка была вековыми дубами с кореньями длинными, зелёными и пышными. Толкал её вперёд богатырь столь могучий, что поверх деревьев как из-за плетня своего небо разглядывал, а борода его в верхних ветках путалась, то и дело он её выдёргивал. Целым очищенным от коры бревном отмерял он, насколько далеко саженцы друг от друга вкапывать, а, отмерив, мотыгой землю рыхлить принимался и дубы в ямы заделывать.
Подивилась Белава размеру мотыги и задумалась: «Коли Дубыня её отдаст, неужто мне самой её тащить? И на аршин её не сдвину».
Покатил он обратно телегу, но увидела Белава на пути его змейку малую в красной косынке на шее, подбежала и выхватила её прямо из-под колёс. Даже не приметил их богатырь.
— С-спас-сибо тебе, девица крас-сная. — Прошипела змейка. — Зовут меня Ужик Ас-спидович. Позволь с тобой ос-статься, я тебе пригожу-с-сь. — Поползла змейка по руке Белавы вверх и на её шее как нить бус пригрелась.
Исчез из виду богатырь, пустилась княжна вдоль разрытой колеи за ним следом, вышла к избе, чей конёк облака подпирал. Постучала княжна о порог что есть мочи, пробасил хозяин так, что роща вздрогнула:
— Что за мошка мне спать мешает? Прочь поди!
— Ду-бы-ыня! — Крикнула Белава. — Выходи, дело к тебе есть!
Встал богатырь да затопал к двери, с каждым шагом его сильнее сердце пришедшей ёкало.
— Кто меня позвал? — Вопросил великан, низко под дубы садясь. — Неужто смельчак появился? Назови имя своё, будешь гостем желанным. Ежели биться пришёл, погибель свою обретёшь.
Набрала княжна воздуха полную грудь и, руками маша, крикнула:
— Белава, князя дочь я! Ищу помощи твоей, Дубынюшка!
— Что же я для тебя сделать могу? — Почесал усы богатырь.
— Дашь ли мне на время свою мотыгу чудную, камни в пыль крошащую? Или же с мотыгой со мной до Чёрной горы дойти пожелаешь? Лишь она землю мёртвую вспашет, очень надобно мне, хозяин радушный.
Думу долгую держал Дубыня, к мотыге своей примерялся: и так её возьмёт, и эдак, и покрутит, и дёрна тонкий пласт вскопает да назад вернёт. Подошёл он к дубу самому маленькому, говоря:
— Ты смотри, княжна, что сей инструмент умеет. — Подкопал богатырь дуб под корень, а потом и вовсе рукой его как редьку выдернул, но не полностью, а так, чтобы тот вровень со старшими собратьями стоял. Подгрёб он мотыгою земли рыхлой к оголённым корням, так и осталось расти дерево.
— Который дуб высок, я в землю загоняю, а который низок — вверх тяну. Не могу я без своей мотыги рощу верстать:
— Но ведь не занимать тебе силы и удали! Кто, если не ты, так лес выровняет? — Запротестовала Белава.
— Погляди на бороду мою седую, княжна! Разве молод я? — Потянулся Дубыня да спину стал потирать. — Уж не так силён хозяин рощи дубовой, даже с мотыгой не успею все верхушки к зиме исправить. Я отдам тебе мотыгу, если за ночь весь лес сама уравняешь — лишь такой человек с нею справится. Тогда я спокойно спать смогу.
Развернулся и ушёл в дом богатырь. Дрогнула Белава — солнце уже за горизонтом скрылось, ночи летом и вовсе короткие, а деревьев тут тьма тьмущая.
— И зачем ему дубы все равные, как кусты в садах заморских? — Возмутилась Белава мысленно. — Не красть же мне его мотыгу. Если бы и хотела обманом и ловкостью её заполучить, все равно бы не успела — тяжела она, и широк шаг Дубыни, впереди меня вмиг великан окажется.
Шевельнулся на шее Ужик Аспидович, по руке вниз сползти попросился.
— Не переживай, княжна, ты мне помогла, настал и мой черёд тебя выручать. Позову деда с-своего, Полоза золотис-стого, не откажет он моей просьбе.
Выполз Ужик Аспидович на середину поляны и начал звать родичей:
— С-собирайтес-сь, змеи лес-сные, выходите Ас-спид и Полозом золотистым. Приходите дубы верс-с-стать для с-спасительницы змеевой.
Поползли со всех сторон большие и малые полозы и ужи, гадюки и медянки. Как река под луной заискрились их шкурки. После и Аспид-батюшка с самим Полозом Золотистым пожаловали — те столь толсты оказались, что едва меж стволами протискивались. Никогда ещё княжна столько змей не видела, затрепетала она перед царём чешуйчатым, который и с Дубыней потягаться мог. Успокоил её Ужик Аспидович:
— Не бойс-ся, Белавушка, вс-сё мы за ночь сделаем. Ложись с-спать, утро вечера мудренее.
Не шёл сон никак, всё змеи вокруг шуршали да корнями скрипели, но выполнили они своё обещание: наутро деревья ровнехонькие стояли, ни одно выше другого не поднималось и ниже не опускалось. Поклонился Ужик Аспидович да уполз в свою вотчину.
Едва солнце выглянуло, вышел богатырь из дома, оглядел свои владения и обомлел:
— Неужто и правда справилась?
— Видишь, хозяин добрый, лес теперь тебе под стать. — Улыбнулась Белава.
Почесал Дубыня затылок, да замечаний у него не нашлось. Открыл для гостьи дверь со словами:
— Поутру блинов я нажарил. Заходи да поешь со мной.
Еле взгромоздилась она на порог, а на стол богатырь сам её посадил. Потчевал Белаву блинами размером с две сажени и мёдом из бочек.
— Да, дубы хороши вышли. Смогла ты меня порадовать! Замечала ли, как берёзы кривы в соседней рощице? — Сощурился он.
Поперхнулась Белава, не дозваться теперь ей Ужика Аспидовича, некому берёзы белоствольные ровнять.
— Ты, хозяин добрый, просил лишь дубы
