Александр Соловьёв - Нашествие хронокеров
– Удивительное нагромождение неприятностей, – сказала она как ни в чем не бывало. – Скажите, Ростислав, как такое может быть: Москва без света и воды?
– Даже не знаю… – оживился я. – Допустим, самолет где-нибудь упал. Или пожар случился. Повредились сети. Что-то пришлось временно отключить. Или другой вариант. – Я понизил голос, и Мира посмотрела на меня внимательно. – Предположим, начинается конец света.
– У меня встреча с подругой сорвалась. – Мира нахмурила брови. – Она в метро застряла. Что-то не то. А еще брат на ночном дежурстве. Я до него тоже не смогла дозвониться. Слушайте, и тот голос по радио… А вы? – Она с подозрением посмотрела мне в глаза. – Где ваша семья?
– Нет семьи.
– Ясно. А живете где?
Я назвал свой бывший адрес.
Должно быть, она стала прикидывать расстояние от моего дома до кафе, где мы встретились. Я добавил:
– Люблю, знаете ли, погулять по ночным улочкам.
– Так вы еще и гуляка. – Мира и задумалась. Потом она покачала головой и сказала: – Послушайте, Ростислав. Надо как-то разобраться с этой странной ситуацией. Когда мы сюда шли, я не видела машин. Прекратилось движение. Заметили?
– Заметил.
– И что думаете?
– Не иначе, проспекты перекрыли. Может, ведутся срочные ремонтные работы. Давайте постучим к соседям. Может, у них телефонная связь сохранилась. Если другой оператор…
– Пожалуй… Только вот что. Тут соседи не очень-то вежливые. Лучше оставим их на самый крайний случай. Давайте, вы сходите на улицу, а?
– Как скажете. – Я ощутил прилив энтузиазма. – Я схожу на улицу, попробую узнать, что происходит, а затем вернусь обратно и все расскажу.
– Идет, – кивнула Мира. – А как вы себя чувствуете?
– Все в порядке. Давайте пальто.
– Оно мокрое.
– Ничего. – Я махнул рукой. – На мне высохнет.
– Центрифуга! – вспомнила Мира. Отложив щетку, она потащила пальто в ванную.
– Говорю же вам, не получится. – Я шагнул навстречу. – Вся бытовая техника приспособлена под переменное напряжение.
Она пожала плечами и протянула пальто. Я начал его натягивать. Какое же оно мокрое и противное…
На кухне раздался свист.
– Постойте, – остановила Мира. – Мы с вами, кажется, чай собирались пить. Может, сперва согреетесь?
– Э… ну, давайте! – я махнул рукой. – Попью – и пойду.
Мира вновь направилась на кухню.
– Две ложечки! – крикнул я вслед.
Повесив пальто обратно на плечики, я на всякий случай заглянул в ванную. Вода едва капала. Я по-хозяйски окинул взглядом комнатушку, выложенную фиолетовым кафелем. И вдруг внутри похолодело. Да что же это со всеми нами происходит?!
Мира наполнила чашки, взяла одну из них в руки и вернулась к окну.
– Извините, больше предложить нечего. У нас не часто готовят.
– Да не беспокойтесь об этом.
Я глотнул чаю и вспомнил о нетронутом ризотто. А потом опять о стремительных движениях Миры во время той драки.
– Скажите, – наконец не выдержал я. – Как это вам удалось за несколько секунд уложить четверых здоровенных парней?
– Тренировки, – бросила Мира, всматриваясь в темноту. – Занимаюсь триатлоном и немного восточными единоборствами.
Ух ты… Я с уважением покосился на ее плечи и бедра, пытаясь их оценить по-новому. Не было в них той объемности и грубости, которая встречается у женщин-атлетов.
Я ждал, что она продолжит, но Мира больше ничего не сказала.
– И все же забавно, – произнесла она после паузы, словно прочитав мои мысли. – Я о том, что вы за меня заступились… Может, и правда, есть какая-то другая причина? Одно дело, сидели бы вы в компании таких же лоботрясов, и другое дело – один.
Я почувствовал, что краснею. Ну что ж, сам напросился.
– Вы где-нибудь работаете? – спросила она.
– Стою на бирже.
– А-а…
– Там, где раньше работал, были проблемы с руководством.
– И чем занимались, если не секрет?
– Я исследовал время.
– Вы исследовали время? – Она посмотрела с любопытством.
– Занимался физикой времени.
– Вы – ученый?
– Собственно, да.
За окном послышался шум и голоса.
– Скорее выключите свет, – попросила Мира и, поставив чашку на подоконник, прислонилась лбом к стеклу. Я выполнил ее просьбу, встал рядом. Наши плечи соприкоснулись.
Тучи на небе немного рассеялись, и луна освещала задний двор. Несколько человек пытались сесть в автомобиль, который, похоже, был уже полон.
– Сбегаю к ним! – сказал я и бросился в коридор. – Должно быть, они знают, что происходит.
Я кое-как обул ботинки, потянулся за пальто, но Мира быстро подала мне куртку.
– Возьмите. Это – моего брата.
Я кивнул, открыл дверь и, натягивая куртку на ходу, побежал вниз.
На лестнице было совершенно темно. Мне сразу пришлось замедлить движение и схватиться за перила.
Я услышал, как во дворе завелась машина. Кто-то неразборчиво крикнул. Хлопнула дверь.
Прибавив скорости, я тут же поскользнулся и чуть не упал. Ступени были высокие, узкие, да еще с закругленными краями. Опускаться по ним, к тому же подшофе, намного труднее, чем подниматься вверх.
Надо было хоть фонарик у Миры попросить, подумал я.
С трудом добравшись до третьего этажа, я на секунду остановился и прислушался: может, соседи шумят в одной из квартир? Но на площадке стояла абсолютная тишина.
И вдруг я почувствовал…
Чем-то веяло от стены. Как холодом. Или тоской. Нет, это было что-то незнакомое, какая-то жуткая потусторонняя стынь, словно бездна космоса внезапно распахнулась в двух шагах от меня.
Раздался шорох, словно на ступени посыпался мелкий песок.
Я пригляделся. В глазах плыло, а очки лежали в кармане, и не было времени их доставать. Мне почудилось, что по серой штукатуреной стене движется большое светлое пятно.
Я осторожно протянул руку, собираясь прикоснуться к штукатурке.
Был ли это плод моего воображения – неизвестно, но мне показалось, что пятно сперва замерло, а затем стало проваливаться, образуя воронку. Внезапно меня охватила слабость, а следом какая-то странная благоговейная тоска, и я увидел, что пальцы мои начинают удлиняться.
– Боже… – прошептал я.
В эту самую минуту внизу заревел мотор автомобиля, и я, отдернув руку, бросился бежать. Ноги были как ватные, но я достиг первого этажа, ни разу не поскользнувшись.
В вестибюле я с трудом нахожу дверь, ведущую на задний двор. Когда выскакиваю из дома, оказывается, что машины уже нет. Вот досада!
Поодаль стоит джип и еще какая-то легковушка, оба автомобиля пусты.
Дождя уже нет. Выйдя на середину двора, оглядываюсь. На пятом этаже одиноко светящееся окно с силуэтом Миры. Все остальные окна дома темны. Машу рукой, но она вряд ли меня видит: небо снова затянуто тучами, и дворик скрывается во мраке.
Уныние сковывает сердце. Не слышно ни звуков транспорта, ни дальних голосов – над домами глубокое безмолвие.
Я пересекаю двор и подхожу к соседнему дому.
Во дворе стоит несколько машин, но людей не видно. Идя мимо этого дома, с надеждой вглядываюсь в окна: может хоть где-нибудь мелькнет отблеск свечи. Но длинный шестиэтажный барак мертв.
Нельзя возвращаться, не узнав, что происходит. Обойдя дом, направляюсь к переулку Пречистенки, мимо которого мы шли, а, дойдя до него, поворачиваю налево, к Гоголевскому бульвару.
На стороне, противоположной дому Миры, стоит несколько двухэтажных зданий, по-видимому, нежилых. Выхожу на тротуар и неожиданно в одном из окон первого этажа замечаю тусклое свечение. Я приближаюсь.
Окно расположено низко. Схватившись за металлическую решетку, я просовываю между прутьями руку и стучу. Прождав минуту или две, стучу вновь.
Различим край стола, стул, две большие коробки… Где-то высоко стоит невидимая свеча. Она мерцает, и тень, отбрасываемая предметами, то и дело подрагивает.
Проходит минут десять. Я колочу в окно, зову неведомого обитателя здания, трясу решетку, но никто не идет на мой зов. И вдруг свеча гаснет. И снова веет холодом – странным, запредельным, пожирающим…
Что-то сверхъестественное, чудовищное слопало свечу и обитателей дома!
Я отпускаю решетку и бросаюсь бежать.
Несколько секунд я бегу, ничего не видя, затем решаю двигаться к жилым шестиэтажкам, стоящим на этой же стороне, но вдруг – интуитивно – кидаю взгляд на дом Миры. О, черт! Все окна в доме черны.
Выбегаю на середину Пречистенки и во весь голос кричу:
– Мира!
Эхо разносится над домами и затихает.
– Мира!.. – снова ору я.
Но балконная дверь не издает скрипа, не происходит никакого движения в окне на пятом этаже. Я застываю один посреди немой, померкшей Москвы, в которой кишат невидимые пятна, пожирающие реальность.
Отчаяние вспыхивает внутри. Рушится стена, отделявшая разум от очевидного факта, который я до сих пор не мог принять.
Произошла катастрофа, и неведомая стихия поглотила людей.
