Макс Фрай - Вся правда о нас
— Да проблема, собственно, не в поездке. Отлично прокатились. Будь моя воля, гнал бы, не останавливаясь, до самого графства Вук. Очень я по этому делу соскучился. А вот не завалиться спать сразу по приезду — это действительно была плохая идея. Но я опасался, что хитрюга Нумминорих найдёт ярмарочного пророка без меня и сам во всём быстренько разберётся. И никто не будет сбивать его с толку, отдаляя сладкий миг прозрения. А так дела не делаются. Талантливой молодёжи ничего не должно даваться легко. Кто ж знал, что сегодня никакого пророка на ярмарке не будет? Только рассказов о его художествах наслушались. Но без них я как раз вполне мог бы обойтись.
— Что-нибудь новенькое выяснили? — оживился сэр Кофа, до сих пор делавший вид, будто во всём Мире нет предмета более достойного внимания, чем его курительная трубка.
— Принципиально — ничего. Всё, как вам рассказывали: человек заходит в палатку, а минуту спустя возвращается совершенно потрясённый. Бормочет что-то глубокомысленное, вроде: «Теперь всё понятно», «Ну надо же», «Кто бы мог подумать!» — и уходит в золотую даль. Или просто домой, это уж кому как сподручней…
— Подробности, — нетерпеливо перебил меня Кофа. — Ты, хвала Магистрам, не первый день в Тайном Сыске. И прекрасно знаешь, что именно я хочу от тебя услышать. Как часто появляется палатка Правдивого Пророка? Всегда ли в одном и том же месте? Как он выглядит? Возможно, для всех по-разному? Какую плату берёт за сеанс? Хоть кто-нибудь рассказал другим, что услышал от пророка? Может быть, есть свидетели того, как вели себя эти люди, вернувшись домой? И так далее.
— Нашли у кого спрашивать, — фыркнул Мелифаро. — Готов спорить на что угодно, этот гений сейчас не вспомнит даже как был одет его спутник. А вы с чего-то решили, будто он внезапно обрёл дивную способность слушать других людей и запоминать, что они говорят.
— Возможно, я действительно жду слишком многого, — меланхолично согласился Кофа.
Один — ноль в их пользу. В смысле, я и правда понятия не имею, как сегодня был одет Нумминорих. Но совершенно уверен, что он не ходил по ярмарке голым, в противном случае, нам досталось бы гораздо больше внимания. Люди любят пялиться на голых, не знаю уж, почему.
Но говорить это вслух я, конечно, не стал. Зачем публично признавать свои слабости, если вместо этого можно обаятельно ухмыльнуться и ласково сказать обидчикам:
— Сами виноваты, что отказались составить нам компанию. А ведь я предлагал вам обоим. Сулил божественную тряску на ухабах ландаландских дорог, тревожный совместный сон на деревенском сеновале, экстатические закупки сушёной репы за казённый счёт, участие в весёлом конкурсе на самое быстрое раздевание и доверительные личные беседы со свидетелями Нумбанского пророка, всё как вы любите. Но вы не поддались искушению, кусайте теперь локти.
— Я-то как раз вполне поддался, — возразил Мелифаро. — Но присутствующее здесь начальство любезно решило, что заниматься делом о пропавшем куанкурохском математике должен человек, способный расшифровать его дорожный дневник, где каждому впечатлению и происшествию соответствует формула, описывающая внутреннюю логику события. И этот удивительный человек у нас, к сожалению, я. Третий день бьюсь над грешными заметками, а разобрал едва ли четверть; впрочем, даже в этих фрагментах меня пока смущают значения некоторых переменных…
— Ну и влип же ты, — посочувствовал я. — Сам виноват, не следовало так хорошо учиться в школе. Всегда знал, что скверная успеваемость по математике — ключ к счастливой и беззаботной жизни, до краёв заполненной музыкой, вином, сушёной репой и другими радостями бытия.
— На самом деле, я не жалуюсь, а хвастаюсь, — сухо заметил он. — Вечно забываю, что ты не способен оценить чистый восторг интеллектуального труда.
— Да, — смиренно согласился я, — ты прав, прости. Для меня самого интеллектуальный труд — просто суровая повседневность. Но мне, конечно, следовало бы с большим сочувствием относиться к твоим первым шагам на этом поприще.
Мелифаро адресовал мне взгляд, который при всём желании трудно назвать дружелюбным. Ему со мной вообще нелегко: бить меня строго-настрого запрещают служебные инструкции, нарушать которые в присутствии чрезвычайно довольного нашей перепалкой начальства было бы несколько некорректно. А руки-то чешутся, это я и сам понимаю. Да так сильно, что мешают быстро сформулировать достойный ответ.
Но тут ему на помощь пришёл сэр Кофа.
— Признавайся, сэр Макс, с кем и на какую сумму ты поспорил, что доведёшь меня до состояния священной боевой ярости? — осведомился он. — Имей в виду, ты уже буквально в одном шаге от выигрыша. Ничего не имею против бессмысленной болтовни, но только не в тот момент, когда я жду конкретных ответов на свои вопросы.
Я надменно вздёрнул подбородок, но пререкаться не стал. На Кофу в состоянии священной боевой ярости я бы, честно говоря, посмотрел, когда ещё доведётся. Но тому, кто внезапно восстал из пепла при помощи волшебных снадобий, следует осознавать, что это удовольствие может закончиться буквально в любой момент. И хорошо бы успеть поговорить о деле прежде, чем от моей способности строить связные предложения снова останутся дымящиеся руины.
— Ладно, Магистры с вами, слушайте. Палатка появляется примерно раз в два-три дня, причём не на одном и том же месте, а в разных, так что торговцы теперь постоянно заключают пари, где её в следующий раз увидят. Я лично говорил с беднягой, уже проспорившим на этом деле четыре мешка грульвы. Зря ржёте, между прочим, грульву в Нумбану везут аж из Гугланда; к тому же, в конце зимы она сильно дорожает, так что четыре мешка — это вполне серьёзный ущерб.
— Приятно убедиться, что ты способен столь глубоко вникнуть в ситуацию на рынке сельскохозяйственной продукции, — похвалил меня Кофа. — Но имей в виду, новый Нумбанский пророк интересует меня несколько больше, чем сезонные цены на грульву. Поэтому, если тебя не затруднит…
— Не затруднит, — великодушно согласился я. — Поехали дальше. По свидетельствам нескольких дюжин очевидцев, пророк выглядит как немолодой загорелый темноглазый мужчина. Одет, как большинство ландаландцев в это время года — длинное тёплое лоохи, под ним короткая скаба и зимние штаны. Но при этом волосы у него отчётливо зеленоватые, как у некоторых уроженцев островов Банум и заплетены в косу, как у сэра Манги.
— Никогда не предполагал, что папа станет законодателем моды, но, похоже, к тому идёт, — внезапно оживился Мелифаро. — Всё больше мужчин отращивают волосы и заплетают их в косы. Вот и до Ландаланда уже докатилось это поветрие. Видимо, оно как-то связано с постепенным отказом от повседневного ношения тюрбанов?..
Сэр Кофа пресёк его вдохновенный монолог одним ласковым взглядом. Тоже небось Белая магия двести какой-нибудь с хреном ступени. Вот чему надо было учиться в первую очередь вместо всех этих дурацких фокусов.
— На чём мы остановились? — спросил я.
— На косе пророка, — подсказала Базилио, всегда готовая прийти на помощь в самый нужный момент.
— Да, точно. Спасибо, друг. Так вот, коса у этого типа зелёная, почти до пояса, так говорят. Все описания его внешности, которые нам довелось услышать, примерно сходятся — это ответ на ещё один из ваших вопросов, Кофа.
— Я так и понял, — кивнул тот.
— Зато расходятся сведения о расценках на его услуги. Некоторые утверждают, будто пророк вовсе не берёт платы, другие говорят, что он охотно обменивает пророчества на еду, третьи ссылаются на знакомых знакомых знакомых, с которых якобы содрали целую корону. В общем, в этом вопросе единодушия нет.
— Обычное дело, — заметил Джуффин. — В старые времена ни один наёмный колдун, начиная с уличных шарлатанов и заканчивая знаменитостями вроде Табби Махина, Мастера Устроителя Судеб, не работал по фиксированным ценам. Всякий раз сумма назначалась заново, причем в зависимости не столько от сложности работы, сколько от финансовых возможностей клиента, отношений его прадеда с троюродной бабкой исполнителя, текущего курса короны Соединённого Королевства к Куманской унции, погоды за окнами, конечно же, настроения. Скажу тебе больше, единый прейскурант сразу выдавал дилетанта — какой он, к Тёмным Магистрам, колдун, если не способен определить на глаз, с кого сколько можно содрать? К такому ни один здравомыслящий человек не пошёл бы.
— Ну надо же, какие сложности, — вздохнул я. — Хорошо, что я — не уличный шарлатан.
— Да, это нам всем крупно повезло, — подтвердил Мелифаро.
— Ещё хоть что-то путное расскажешь? — спросил Кофа. Да так сердито, словно это я сам себя перебивал.
— «Путное» — это сплетни? Ладно, слушайте. Говорят, некий пожилой господин, судя по одежде, из уриуландских рыбаков, вышел из палатки, бормоча: «Так вот почему он не захотел возвращаться!» А одна женщина, местная, по крайней мере, многие торговцы с нею знакомы и называют «тётушка Укки», торжествующе воскликнула: «Значит я всё правильно делаю!» — но вдаваться в подробности наотрез отказалась. Ещё мы слышали о девочке-подростке, которая после встречи с Правдивым Пророком громко говорила отцу: «Теперь-то уж точно поеду!» О какой именно поездке шла речь, тоже неизвестно. Но на этом всё. И не потому что мы с Нумминорихом плохие сборщики сплетен. Мы — отличные! С таким количеством незнакомцев, как сегодня, я за всю свою жизнь не трепался. И это при том, что основную часть работы проделал Нумминорих, а он в роли простодушного столичного болтуна, всегда готового оплатить чужую выпивку, совершенно неподражаем. Штука в том, что обычно люди выходят от этого грешного пророка в столь глубокой задумчивости, что даже близким ничего не говорят. Один фермер жаловался нам на жену — как подменили человека, четвёртый день кряду молчит. И улыбается при этом так мечтательно, что даже ссору затеять язык не поворачивается, хотя очень хочется, просто чтобы услышать от неё привычное «ах ты старый дурак» и успокоиться.
