В объятии Зверя. Том 2 - Зена Тирс
— Я знал её, — сказал Арнульф. — Я был мальчишкой, когда она жила в Нордхейме. Она была доброй женщиной.
— И очень красивой, — добавил рудокоп. — Жаль её.
Рейван поглядел на них и промолчал. Неважно, доброй ли она была и была ли красивой. Всё было неважно. Он знал: она спасла Маррей для него. Чтобы он не лишился той, кто могла сделать его хоть чуточку счастливым.
Маррей отошла в сторону, и воины переложили завёрнутое в саван тело Корды на носилки. Рейван пожелал нести мать сам, но Арнульф остановил его.
— Ты же рисс, а она набульская жрица. Не надо. Все увидят.
— Она его мать, а потом уже жрица, — сказал Тирно. — Пусть несёт.
Слова Тирно отозвались у Маррей тянущей болью в животе. Рейван стоял рядом с ней, и она чувствовала его пламенеющий дух, его запах, слышала его дыхание. Она вспомнила ту мягкость и доброту, на которую он был способен, и пожелала подойти к нему поближе, чтобы поддержать. Но не успела: Тирно преградил путь, пройдя к двери. Рейван с Арнульфом вынесли носилки.
Могила в промёрзшей земле была вырыта неглубоко. Рядом лежало нагромождение валунов. Маррей запела тихую песнь, которую всегда возносили Матери жрицы, возвращая мёртвых в её лоно. Она то и дело боролась с дрожью в голосе и со слезами, колющими глаза.
«Не время сейчас плакать, — говорила она себе. — Я должна исполнить долг».
Рейван, Арнульф и Тирно засыпали яму, не произнося ни слова. Когда над поверхностью образовался небольшой холмик, могилу обложили валунами.
— Ну всё, — проговорил Арнульф. — Мы пошли, вождь.
Рейван кивнул, застыв на взрыхлённом снегу.
Солнце уже скрылось за лесом, и ветер стих. Серые сумерки быстро густели, и воздух всё сильнее остывал, заставляя Владычицу содрогаться от мороза. Маррей тихими шагами приблизилась к Рейвану и потянулась рукой к его ладони. Но он резко отвернулся, борясь с тошнотой.
— Причастие? — поняла она, принявшись рыться в сумке.
— Истязает меня, — сплюнул Рейван. — Скоро и я покойник.
Сказав эти слова, он опустился на одно колено и несвязно зарычал.
— Вот, возьми, — Маррей протянула ему пузырёк. — Прими половину. Это поможет унять боль.
Рейван взял и трясущимися руками вылил эликсир в рот целиком. Он знал, что половина не облегчит его страданий, а от излишка хуже всё равно уже не будет.
Рейван глядел на то, как слабый ветер трепал полы плаща Маррей возле его лица. Она стояла близко, и он мог дотянуться до неё, прижаться к её тёплому телу, обрести в её руках утешение. Он чувствовал, что она позволит. Но он не мог: она звала его чудовищем, ласкала Вигга у него на глазах, горячо обнимала Дэрона. От воспоминаний ревность вскипала в Рейване с новой силой.
— Я покойник, — повторил он, стараясь усмирить в себе злые чувства.
Маррей склонилась рядом.
— Я так хотела найти способ исцелить тебя, — прошептала она, коснувшись его заросшей щеки.
— Нет такого способа, — не поднимая головы, ответил он. — Циндер говорил, что его нет. Я никогда не рассчитывал…
— Но я рассчитывала! — воскликнула она, заставляя его взглянуть на себя. — Я так сильно на это рассчитывала!
— Но когда не удалось, пошла к Виггу исполнить долг⁈
Его слова больно хлестнули её. Маррей выпрямилась и отвернулась.
— Раньше ты не был таким, — произнесла она.
Рейван, тяжело дыша, поднялся.
— Всё меняется, — сказал он, скользнув взглядом по тёмному небу. — Но что-то всегда будет неизменно… — Он поглядел ей в глаза и двинулся в сторону крепости.
Маррей хотелось бы думать, что это неизменное — любовь, что родилась между ними. Но от любви теперь остались лишь злость, упрёк и сожаление. Неизменными были лишь ночь и тьма, что окружали их.
***
Горящие чаши в зале пылали неистовым огнём. Праздничные гимны гремели в бешеном ритме. Запах жареного мяса, кислого сыра и мёда настоялся в воздухе.
За главным столом Рейван сидел в окружении вождей и ближайших соратников. Ван Стейнвульф был справа от него, а Колбьорн слева.
— Стейнвульф, каких богов ты уговорил сражаться с тобой на одной стороне? Ты лютовал, как неистовый зверь, на левом крыле, — проговорил Колбьорн. — Выпьем за тебя!
— Выпьем лучше за Харальда, — ответил ван Стейнвульф. — Я любил его! Пусть будут полны мёда для него небеса!
Вожди склонили головы и осушили кубки.
— Эйнар, ты принёс нам сегодня победу — набулы бежали! — сказал Колбьорн. — Выпьем за Верховного вана!
Воины заликовали и подняли новую волну грохота, застучав оружием.
Рейван, сидевший с понурой головой, поднял кубок вместе со всеми и, осушив его, вновь погрузился в раздумья.
— Терзаешься? Не знаешь, какое решение принять? — сказал Стейнвульф, склонившись к нему.
Рейван поднял глаза.
— Забудь о ней, отправь войско, разбей Вигга — ты ведь этого хочешь? Ты станешь победителем и спасёшь свою жизнь. Нанеси решающий удар, которого так жаждешь!
Рейван закрыл лицо руками и зарычал.
— Я не могу, — простонал он. — Не могу оставить её.
Стейнвульф выдохнул и немного помолчал.
— Я больше всего боялся, что ты, кровавый Зверь, решишь её там похоронить!
Вождь Лидинхейма придвинулся ближе и положил ладонь Рейвану на плечо:
— Ты выглядишь будто покойник. Сильно мучит тебя твоя кзоргская боль?
Почти все раненые после битвы предались веселью, и увечья больше не терзали их. Владычица чувствовала себя не к месту на рисском пиру и захотела покинуть зал. У дверей путь ей преградил страж.
— Тебя выпускать не велено! — строго рыкнул он.
— Кто это повелел?
— Верховный ван.
Маррей с обидой развернулась.
— Владычица, садись мне на колени! — рассмеялся один из пьяных воинов, сидевших за ближайшим столом. — Сделай меня своим Владыкой!
— Закрой рот, Токи! — вмешался Тирно. — Хорошо, вождь тебя не слышит. Маррей, садись здесь, — подвинулся рудокоп. — Эйнар приказал мне за тобой приглядеть. Съешь что-нибудь?
Владычица устало опустилась на скамью.
— И ты караулишь меня у дверей? Не хочу ничего есть, спасибо.
Маррей беспрестанно бросала взгляды на Рейвана. Он не выпускал из рук кубок. Лицо его было серым, и тёмные вены, будто руны, просвечивали под кожей. Вскоре он сделался так пьян, что уронил
