Петров, к доске! - Павел Ларин
Я прикрыл дверь в ванную, подошел к раковине, открыл воду и уставился в свое отражение.
— Чего-то, Леха, все у нас с тобой идет не так гладко, как хотелось бы. — Сообщил я своему зеркальному двойнику.
— Ты чего тут трындишь? Башка совсем тю-тю… — В дверь просунулась довольная физиономия братца.
У Илюхи во рту торчала деревянная палочка от «петушка», поэтому говорил он слегка невнятно. Однако намек на мой идиотизм был вполне очевиден, это можно и без слов понять по его наглючей физиономии.
— Дядь Леня принёс. — Сообщил Илюха, а потом вытащил конфету и показал мне обгрызанную птичку, у которой уже отсутствовали голова и хвост.
— Давно он тут? — Спросил я, кивнув в сторону кухни.
— Дык вместе с мамкой пришел. Полчаса, может. Конфет принес. — Ответил братец.
— Господи… Дались вам эти конфеты. — Сорвался я на Илюху, а потом вообще выпихнул его за дверь, закрывшись на щеколду.
Настроение, честно говоря, было гаже некуда. И дело не только в том, что Жаба велела матери явиться в школу. Просто хрень какая-то у меня выходит в этой новой вариации жизни. Я думал, сейчас как начну делать все по-другому, как изменю все свои будущие поступки. Но в итоге, пока что становится только хуже.
Даже это сраное прослушивание пошло через одно место. Хотя уж в данном случае вообще ничего не должно было случиться. Мы планировали находиться там в роле зрителей, но…Все сложилось немного иначе.
Когда Нинель Семеновна после физики притащила к актовому залу особо активную часть 7″Б", официально изъявившую желание поддержать одноклассницы, а в реальности желающую поржать над противостоянием Рыковой и Деевой, что-то сразу пошло не так.
Классная руководительница своим натренированным чутьём поняла, в коллективе происходит какая-то хрень. Видимо, она думала, что бзик Рыковой, решившей во что бы то ни стало занять пост старосты, прошёл в первый же день, и вся эта ситуация благополучно рассосалась сама собой.
Потому Нинель Семеновна сильно удивилась, поняв, что ни черта подобного. Ничего там никуда не прошло, а Рыкова наоборот полна энтузиазма и рвётся в бой. Соответственно, классная руководительница начала действовать в привычной ей манере. Давить на коллективизм и дружеское плечо товарища. Пока мы топали на «кастинг», ее первоначальный план претерпел некоторые изменения.
— Значит так… — Нинель Семеновна остановилась перед входом в актовый зал и сурово посмотрела на усеченный состав 7″Б".
Естественно, не все отправились на прослушивание. Самые нормальные спокойно пошли домой. Я бы тоже, если честно, пошел, но Макс вцепился в мою руку, как самый настоящий бультерьер.
— Леха, идем. Там будет драмкружок, а значит, и Ангелина.
Ангелиной звали ту самую девочку, по которой Макс страдал со всем пылом своего подросткового сердца. Она училась в параллельном классе и, само собой, была отличницей. Мне кажется, это фишка какая-то в школьном возрасте, увлекаться девчонками, которые недоступны и неприступны.
Ангелина о существовании Макса, конечно, знала. Он ведь почти каждую репетицию драмкружка стоял за кулисами в обнимку с инвентарем или с декорациями, наблюдая со стороны за объектом своей любви. Но вот о том, что нравится ему, она не догадывалась.
Потому что мой друг в присутствии этой девочки превращался в краснеющего и мычащего неадеквата. Его если и можно было в чем-то заподозрить, так это в клиническом идиотизме, но никак не в большой и чистой любви. А когда он пытался проявить свою симпатию, выходило только хуже.
Впервые Макс увидел Ангелину Раевскую во время концерта, в прошлом году. Он уже тогда постоянно таскался к нам, хотя учился ещё в другой школе. Сам момент встречи Макса с его дамой сердца, произошел, как в кино.
Раевская играла в постановке Зою Космодемьянскую. Стоило ей появится на сцене в сопровождении фашистов, которые вели партизанку на казнь, Макс впал в ступор. Он просто сидел, открыв рот, и пялился на Ангелину. Еще немного и слюна восторга начала бы течь на его школьную рубашку.
— Это кто? — Спросил он меня громким шепотом сразу, как только «Зою Космодемьянскую» увели со сцены.
— Ты чего? — Я тогда вообще не понял, о чем идет речь, — Комсомолка, героиня подполья.
— Кто? — Удивился резко поглупевший Макс. — Почему комсомолка? Она же где-то наша ровесница.
— Ты чего, тюкнулся совсем? Космодемьянской было… — Начал я пояснять другу.
— Леха! Зачем мне твоя Космодемьянская⁉ Девочка, которая ее играла. Это кто?
В тот момент я сразу понял, что Максим Микласов потерян для общества. Он влюбился.
Естественно, сейчас ему искренне было плевать и на Дееву, и на Рыкову, и на директрису с ее песенным прослушиванием. Но драмкружок принимал участие во всех мероприятиях, а значит, петь они тоже будут.
— Ну что тебе стоит? Друг ты мне или не друг? — Спросил Макс с несчастным выражением лица.
Пришлось согласиться, что друг, и шуровать вместе с теми, кому очень интересно было посмотреть, как пройдёт схватка двух отличниц. Я подумал, ну ладно. Посидим, послушаем. Макс на свою Ангелину насмотрится и пойдем домой.
И тут вдруг — классная руководительница со своей «гениальной» идеей, как помирить девчонок.
— Значит, так… Деева и Рыкова нуждаются в вашей поддержке. Поэтому, у вас есть десять минут, чтоб решить два вопроса. Первый — что вы будете петь. Второй — кто поможет девочкам. И имейте в виду, песня должна быть про дружбу, про мир. — Сообщила Нинель Семёновна, стоя перед дверьми актового зала.
Потом она многозначительно посмотрела на каждого, выражением лица намекая, мир и дружба должны быть не только в песне. И ещё выражение ее лица очень конкретно говорило, что принять участие в выступлении теперь должны все, иначе последуют карательные меры. Либо бо́льшая часть группы поддержки. А входили в эту группу Лукина, Кашечкин, Демидов, Строганов, Ермак, Макс, еще трое девчонок и я.
Мы хором заверили Нинель Семеновну, что непременно поддержим, вызвав у нее умиление, а затем отправились в каморку, которая имелась за сценой.
Эта каморка располагалась с одной стороны «закулисья». Ее в основном использовали для того, чтоб переодеваться во время выступления. Там же периодически проходили организационные собрания драматического кружка. А еще в этой каморке стояла аппаратура и лежал неопрятной горой различный хлам. Старые кулисы, декорации, костюмы. Короче, всякая творческая дребедень.
Дребеденью и хламом считали это, само собой, мы, ученики. Но вот для нашего завуча по воспитательной работе, Марины Алексеевны,