Ширдак весёлый человек (повести и рассказы) - Каюм Тангрикулиев
Пролетает через пустыню множество птиц, но есть и оседлые. Сойка, пустынный воробей, филин, пустынный ворон… Но больше всего в этих краях любят индийскую майну.
Она из семейства скворцовых. Поёт весело, искусно. Майну приручить можно.
Говорят, у чайханщика Ибрагима жила в чайхане майна, которая встречала гостей фразой: «Ибрагим, михман гельды» — «Ибрагим, гость пришёл». А когда гость собирался уходить, птица напоминала хозяину: «Ибрагим. получи деньги».
О ЗМЕЯХ
Змей много в пустыне, но не все они ядовиты. Безобиден песчаный удавчик, безобидна серебряная стремительная стрела-змея.
А вот кобру, эфу, гюрзу надо стороной обходить. Правда, змееловы, наоборот, ищут в пустыне этих страшных, но очень нужных гадов. В последние годы змееловы жалуются: змей мало. Тревожный сигнал: змеиный яд излечивает многие болезни.
Живёт в Каракумах и гремучая змея. Иногда ночью можно услышать странный звон. И сразу всё настораживается в пустыне — гремучая змея вышла на охоту.
КТО ВЫЖИВАЕТ ЛЕТОМ
В пустыне встречаются целые леса. Их, конечно, немного, и очень уж они однообразны. Пустынный лес весь из саксаула. Корни саксаула достигают двадцати метров и питаются подземными водами. Древесина его очень твёрдая и служит отличным топливом. Саксаул даёт такой сильный жар, будто горит не дерево, а каменный уголь.
В пустыне много сюзена, кандыма, борджака, гребенщика, черкеза, ышкына и других растений. Корни ышкына раньше использовали вместо чая. Серпоносик песчаный заменяет людям сразу и чеснок, и горчицу, и лук. Сюзен — длинное, прямое и крепкое дерево. Но его ветви, как у плакучей ивы, опущены вниз. На верхушке пахучие, как у акации, цветы, только мелкие, фиолетовые. Белые цветы кандыма и красноватые гребенщика невзрачные вблизи, но издали необыкновенно красивы.
В Каракумах немало растений, приспособившихся к безводью. Например, селин растёт на вершинах песчаных холмов. Казалось бы, солнце должно спалить его раньше других. И верно, не всегда зелен он, но совсем не высыхает. Даже когда вырываешь его с корнем, он долго не сохнет. Корни его переплетаются, как моток ниток. А на кончиках корневищ — комочки земли. Корни выделяют клейкое вещество, к которому прилипает песок, и влага задерживается.
ЗАКАТ
Над безбрежным песчаным) океаном низко-низко висит огромный диск солнца, похожий на пожелтевший от времени и частой игры бубен. Весь день солнце немилосердно жгло, а небосвод окутывала сероватобелёсая пелена. Но перед самым закатом природа вдруг преобразилась: небо стало голубым, зной сменился прохладой.
Искрятся песчинки. Барханы, которые весь день курились, словно вулканы, в эти предзакатные минуты замирают. Ночью над Каракумами вновь будут гулять ветры, опять будут куриться барханы и шелестеть, шептаться о чём-то своём ветки саксаула и стебли селина.
Но это ночью, когда над Каракумами повиснут крупные, как виноградины, звёзды южного неба, а сейчас…
Тишина и покой. Кажется, всё в природе замерло. Затаив дыхание, любуемся закатом.
Солнце коснулось вершины дальнего бархана, в последний раз окинуло Каракумы кроваво-красным взглядом и утонуло в песчаных волнах. Через несколько минут наступит ночь. На юге нет сумерек. Солнце зашло — ночь, солнце поднялось — день.
ЯЩЕРИЦА-КРУГЛОГОЛОВКА
У нас её зовут сарыкелнезе — жёлтый ненавистник. Кожа сарыкелнезе под цвет песков и веток саксаула — жёлто-коричневая, а ненавистником она зовётся за то, что с восхода до заката дел у неё — сидеть на вахте саксаульника и проклинать солнце.
Сарыкелнезе проклинает солнце молча, и сама она умеет слиться с песками, но ярость выдаёт её. Мешочек на горлышке дрожит, клокочет, будто в нём кипяток.
Сарыкелнезе радуется, когда солнце начинает падать за барханы. Она думает, что заклятья погубили светило.
Наутро сияющее солнце поднимается в небо, и сарыкелнезе опять проклинает солнце. И ярость выдаёт её врагам, но она не может остановиться.
Солнце на закат — и сарыкелнезе думает, что это последний закат.
Но солнце и завтра взойдёт.
ДОБЫЧА
В бинокль мне было видно: шакал напал на барсука.
Шакал наскакивал, но его клыки были бессильны против толстой, лоснящейся от жира барсучьей шкуры.
Нападал шакал, и ему же попадало. Барсук приноровился к врагу, и то и дело когтистые лапы его впивались в шакалью морду.
Барсук был толстенький, этакий голубовато-серый бочонок с чёрным пятачком вместо крана. Бросить такую добычу шакал не мог. Мне хотелось досмотреть поединок до конца — знать бы, что придётся жариться на бархане полдня.
Наконец шакал упал на землю и заскулил по-щенячьи. Барсук смазал его на прощание по исцарапанной морде и побежал своей дорогой.
Чуть позже на месте битвы я нашёл несколько черепашьих панцирей. Барсуки — лакомки.
Видно, здесь-то, в черепашьем царстве, и подстерёг шакал барсука.
ЖИВЫЕ КАМЕШКИ
Тропинка, по которой мы поднимались в горы, заплуталась в траве и пропала.
— Иди сюда! — позвал меня Ашир.
Он раздвинул руками стебли высокой белой полыни и показал гнездо. Мы насчитали восемнадцать яиц. Они были серо-голубые, чуть больше голубиных.
— Это гнездо кеклика, — сказал Ашир. — Интересно понаблюдать за ним.
К гнезду мы пришли через три дня и нашли ворох скорлупы.
— А где же птенцы? — удивился я.
— А ты посмотри кругом, может, и увидишь.
Я стал разглядывать травянистые кочки, и почти под каждой увидел серовато-жёлтый камешек. Только был тот камешек пушистым.
Уходили мы от гнезда кеклика осторожно, глядя под ноги. Как бы не подавить эти живые камешки.
БАСАР
Меня зовут Мехмед. Мой дом в степи. Поэтому я учусь в городе, а домой приезжаю на каникулы.
В прошлом году мне подарили щенка.
Я назвал его Басар. Пусть он вырастет таким сильным и отважным, чтоб волки обходили отару моего отца стороной.
Щенок был весёлый. Ему понравилось гоняться за маленькими ягнятами.
Я строго ему сказал:
— Басар! Ягнята думают, что ты волк. Не пугай их!
Но щенок не послушал меня. Он разогнал бедных — ягнят по всей степи.
Я рассердился и ударил щенка. Басар заскулил, поджал хвост и стал совсем скучным. А тут как раз пришла мне пора ехать на учёбу. В городе я часто вспоминал Басара, и мне было стыдно, что я его ударил.
Наконец наступили каникулы.
Басар встретил меня в степи, за километр от дома. Он бегал за мной как привязанный, и я понял: Басар не помнит обиды.
И я очень обрадовался: друзья должны прощать друг друга.
ЗАЯЧЬЯ ТАИНА
Наши деды говаривали: «Заяц живёт на том холме, где родился». Куда бы ни уводили зайца его заячьи дела, он обязательно возвращается на свой холм.
Заяц всегда в хлопотах. Надо на травке попастись, веточки поглодать, водицы попить. Надо ноги унести ют
