Златан огорчениях. - Я — Златан
— Хрен бы вы справились, будь на моем месте.
Я был сыт всем этим по горло и зол и, наверное, мне сложно объяснить вам, под каким давлением я находился. Это были не только средства массовой информации. Это были фанаты, 60- лелыдики, тренеры, руководство клуба, мои товарищи по коман- де, деньги. Я должен был играть, и если не мог забивать голы, то должен был выслушивать мнение каждого обо всем этом, и мне нужно было найти какой-то выход. У меня был Мино, Хелена, ре- бята по команде, но они были чем-то не тем. Были простые вещи,
что «Интер» уделит мне особое внимание. Я был звездой, «Интеру» необходимо было закрыть меня или психологически надломить.
Если ты собираешься пройти это, то тебе нужно быть гото- вым выстрелить из обоих стволов. В противном случае шанса ты не получишь, — сказал мне Мино, а я ответил ему так, как я это всегда делаю:
Это не проблема. Жесткость заставляет меня двигаться впе- ред.
Но я определенно нервничал. Причин несколько. Это и заста- релая ненависть между «Ювентусом» и «Интером», да и оборона «Интера» в этом году была действительно крепка. Особенно выде- лялся Марко Матерацци. На тот момент ни у кого не было больше красных карточек в Серии А, чем у него. Матерацци был известен своей грязной и агрессивной игрой. Спустя год, летом 2006 года, он получил всемирную известность, когда он сказал что-то Зида- ну во время финала Чемпионата мира и получил удар головой в грудь. Матерацци остер на язык и играл грубо. Иногда его назы- вали «Мясник».
В «Интере» также выступали Иван Кордоба, низкорослый, но атлетичный колумбиец, а также Синиша Михайлович. Михайло- вич был сербом, потому было много написано о том, что матч мо- жет стать мини-Балканской войной. Но все это фигня. То, что на самом деле произошло на поле, не имело ничего общего с войной. Михайлович и я позже в «Интере» стали друзьями, меня никогда не волновало, откуда человек родом. Я не отношусь наплеватель- ски к этническим проблемам, но честно сказать, как я мог отреа- тировать по-другому? В нашей большой семье все смешано. Мой отец — босниец, моя мама — хорватка, а отец моего маленького брата — серб.
Но Михайлович был действительно жестким игроком. Он был одним из лучших исполнителей штрафных ударов в мире, и он не следил за языком. Он назвал Патрика Вийера пего dimerda, черным дерьмом, во время матча Лиги чемпионов, что привело к полицей- скому расследованию. Также он ударил Адриана Муту и плюнул в него, и за это получил восьмиматчевую дисквалификацию. Не то чтобы я хочу сделать из него какого-то монстра, ничего такого. Все, что происходит на поле, на нем и остается. Это моя фило- София, и, честно говоря, вы бы были потрясены, если бы узнали, что там происходит: удары и оскорбления, постоянная борьба, но для нас, игроков, это просто бизнес. Я упоминаю об этом всем для
чего-то нового. Но они никогда не были импульсивным решени- ем, все до одной были хорошо продуманы. Тем не менее, в самом начале я был против них. Мысль о тэту ассоциировалась у меня с плохим вкусом. Но соблазн в скором времени оказался сильнее. Александр Остлунд помог мне сделать выбор, и первой татуиров- кой стало мое имя белыми чернилами на талии. Увидеть ее можно только тогда, когда тело загорело.
Потом я стал более смелым. Я слышал выражение «Только Бог может судить меня». В газетах написать могли все, что угодно. Какой-нибудь крик с трибун. Но они все еще не могли до меня добраться. Только Бог мог судить меня! Мне понравилось это. Вы должны следовать своим путем. Я знаю это и нанес на свое тело. Я нанес дракона, который в японской культуре означает воина, и я был воином.
Я нанес и карпа (рыба плавает против течения), и символ Буд- ды для защиты от страданий, и пять элементов: воду, землю, огонь и так далее. Я вытатуировал даты рождения членов моей семьи — мужчин на правой руке, потому что правая сторона означает силу: папы, братьев и позже моих сыновей, и женщин на левой, ближе к сердцу: мамы, Санелы, но не моих сводных сестер, которые от- делились от семьи. Позже я некоторое время размышлял: кто же семья, а кто нет? Но это было позже.
Я был полностью сфокусирован на футболе. Ранней вес- ной обострились разговоры о том, кто станет чемпионом. Была команда-фаворит. Но в том сезоне ожидалась тяжелая схватка до самого конца. Мы и «Милан» имели в активе по 70 очков, и по этому поводу были исписаны тонны бумаги. Для драмы было го- тово все. На 18 мая была запланирована встреча на «Сан-Сиро». Мне казалось, как будто бы играется настоящий финал лиги. Большинство присутствующих думали, что «Милан» выиграет. Не только потому, что они имели преимущество домашней арены. В первом матче на «Делле Альпи» была зафиксирована ничья 0:0, однако «Милан» владел преимуществом. Многие считали их луч- шей командой Европы, несмотря на то, что мы тоже были сильны. Никто не был удивлен, когда «Милан» снова попал в финал Лиги чемпионов. «У нас много шансов», — говорили они, но пока это не имело никакого значения, так как все это должно было прои- зойти лишь после нашего матча с миланским «Интером».
Было 20 апреля, прошло всего несколько дней после моего хет- трика в ворота «Лечче», и меня везде хвалили. Мино предупредил,
му, но нам все не удавалось. Воздух был наполнен войной и ме- стью.
Кордоба хотел отомстить мне, ударил в бедро и получил жел- тую карточку. Матерацци пытался воздействовать психологиче- ски, Михайлович продолжил сыпать оскорблениями, делал не со- всем чистые подкаты и так далее, а я упорно шел вперед. В первом тайме у меня были неплохие моменты.
Во второй половине я ударил издалека и попал в наружную часть стойки ворот, затем был свободный удар, который Тольдо взял, продемонстрировав невероятную реакцию.
Но гола не было, а спустя минуты я и Кордоба снова столкну- лись. Мы столкнулись и я рефлекторно сделал движение, по- лучился еще один сильный удар, удар в подбородок или горло. Я подумал, что в этом нет ничего серьезного, что это часть нашей борьбы на поле, и судья этого не заметил. Но поступок имел свои последствия. Мы проиграли, и это было очень плохо. Матч мог стоить нам скудетто.
Дисциплинарный комитет итальянской лиги рассмотрел ви- деокадры моего столкновения с Кордобой и принял решение дис- квалифицировать меня на три матча. Я был должен пропустить окончание борьбы в Серии А, включая решающий матч против «Милана» 18 мая, и я чувствовал, что со мной обошлись неспра- ведливо.
— Мой поступок оценили необъективно, — так я сказал жур- налистам.
Все дерьмо обрушилось на меня, и я один оказался пострадав- шим.
Было трудно, особенно если принимать во внимание роль, ко- торую я играл в команде. Это был удар для всего клуба, и руковод- ство призвало Луиджи Чиапперо, известного адвоката. Чиапперо защищал «Ювентус» во время старых обвинений в использовании допинга, и теперь он напирал на то, что мой удар не был умышлен- ным, он был частью борьбы за мяч, по крайней мере, тесно связан с ней. Кроме того, на протяжении всего матча меня постоянно грубо атаковали и оскорбляли, говорил он. Он даже нанял человека, кото- рый мог читать по губам, чтобы проанализировать слова, который кричал Михайлович в мой адрес. Но это было непросто. Многое из того было на сербско-хорватском, так что Мино вышел и сказал, что Михайлович говорил веши, которые были слишком грубы для того, чтобы быть повторенными, слова о моей семье и моей маме.
того, что бы дать представление вам о том, что действия этих ребят не следует воспринимать всерьез. Они могли играть противно и грубо, и я сразу понял, что этот матч будет жестоким, не буднич- ным. Матч оскорблений и ненависти.
Меня и мою семью давил груз всякого дерьма и моим единствен- ным ответом могла быть моя игра. В подобной ситуации больше ничего сделать было нельзя. Если вы дрогнете, вас раздавят. Вы должны направлять свой гнев так, чтобы отдать все силы на поле, и я играл мощно, жестко. Я набирал силу. Я больше не был тощим дриблером из «Аякса», стал сильнее и быстрее. Я не был легкой до- бычей и тренер миланского «Интера» впоследствии сказал:
— Феномен Ибрагимовича в том, что когда он играет на таком уровне, его трудно прикрыть.
Но бог свидетель, они старались, много подкатывались под меня, и я был столь же жесток. Я был диким и несокрушимым. Я был Il Gladiatore, как потом меня назвали в итальянских газетах. Всего через четыре минуты мы столкнулись головами с Кордобой, и оба остались лежать на поле. Я встал и шатался, как пьяный. У Кордобы было сильное кровотечение, и он покинул поле из-за необходимости наложить швы. Но он вернулся с повязкой вокруг головы и ничего не изменилось. Назревало что-то серьезное, и мы мрачно посмотрели друг на друга. Это была война. Это были не- рвы и агрессия, и на 13-й минуте я и Михайлович приземлились на газон после столкновения.
На мгновение мы выключились. Мол, что произошло? Но по- том осознали, что сидим на траве рядом друг с другом. Он мотнул головой, я ответил, тоже изобразив удар. Уверен, все выглядело смешно, это было как угроза, я просто сделал кивок головой в его сторону. Поверьте, если бы я действительно боднул его, то он бы не встал. Это было большим, чем просто прикосновение, скорее просто способ показать, мол, я не признаю тебя, ублюдок! Но Ми- хайлович схватился за лицо руками и упал на землю; конечно, это было представление. Он хотел, чтобы меня удалили. Ноя даже не получил предупреждения.
