Даниэль Пеннак - Дневник одного тела
* * *
51 год, 9 месяцев, 22 дня
Пятница, 1 августа 1975 года
Всегда вздрагиваю, когда при сморкании подушечка указательного пальца проглядывает сквозь влажный бумажный платок розовым пятнышком, которое я принимаю за размытую кровь. Я не успеваю испугаться, облегчение наступает почти сразу же: это же только кончик пальца! До носовых кровотечений я за собой такого не замечал.
* * *
52 года, 2 месяца, 4 дня
Воскресенье, 14 декабря 1975 года
Вчера вечером за столом у Р. я что-то активно аргументировал – неважно, на какую тему, – перечислял неоспоримые пункты «за» и «против» (главным образом, против скуки от пребывания там) и был уже в двух шагах от всеобщего одобрения, как вдруг – раз! – и не смог подобрать нужного слова! Память заклинило. Я будто упал в люк, внезапно открывшийся у меня под ногами. И вместо того чтобы прибегнуть к перифразе – подойти к проблеме творчески, – я начинаю тупо искать нужное слово, яростно рыться в памяти – словно в обчищенном воришкой кармане, требуя, чтобы она выдала мне то самое слово! Я ищу это чертово слово с таким упорством, что к тому моменту, когда, потерпев поражение, все же решаюсь на перифразу, забываю, о чем вообще шла речь! К счастью, все уже говорят о другом.
* * *
52 года, 2 месяца, 8 дней
Среда, 17 декабря 1975 года
Брюно смутил вопрос портного, спросившего, как он носит, направо или налево, – в точности как меня в его возрасте. Он, конечно, не понял, о чем говорит портной. Отмечу мимоходом, что ничему не научил своего сына относительно «телесных» дел, так что тут все понятно. Тижо, который ужинает с нами, заявляет, что это, тем не менее, вопрос величайшей важности. Брюно поднимает нос от тарелки: Да? И Тижо рассказывает нам вот такую историю:
...
ИСТОРИЯ О ЧЕЛОВЕКЕ, КОТОРЫЙ НЕ ЗНАЛ, КАК ОН НОСИТ – НАПРАВО ИЛИ НАЛЕВО.
Доктор, сказал один больной своему семейному врачу, меня мучает боль: она поднимается от мизинца к плечу, потом спускается по груди и животу и останавливается на уровне колена, нет сил терпеть. Я вижу против этого только одно средство, недолго думая, отвечает доктор: вам надо ампутировать яйца! Пациент, конечно, засомневался, но, поскольку боль стала совершенно невыносимой, в конце концов он согласился на операцию. Несколько месяцев спустя одно важное событие заставило нашего больного обратиться к известному портному, чтобы заказать новый костюм. Как вы носите – направо или налево? – спрашивает портной. Понятия не имею, отвечает клиент, крайне смущенный ситуацией. Что ж, подумайте хорошенько, говорит портной, потому что, если я сошью вам брюки без учета этой вашей особенности, вы тут же почувствуете страшную боль в мизинце, которая поднимется к плечу, спустится по груди и животу и остановится на уровне колена.
* * *
52 года, 9 месяцев, 25 дней
Среда, 4 августа 1976 года
Перед самым погружением в сон я отчетливо увидел колоду мясника и лежащий на ней окровавленный мозг. Почему-то я решил, что он – мой, и эта мысль доставила мне неизъяснимое удовлетворение, которое я испытываю до сих пор. Думаю, это был первый раз, когда я видел вот так свой мозг. Я даже подумал тогда: чту, если бы на поле боя мне оторвало снарядом ногу, руку или еще какой-нибудь орган и отбросило бы его куда-то далеко, где он оказался бы среди других человеческих останков? узнал бы я его с той же легкостью, как этот мозг, оказавшийся в мясной лавке?
* * *
52 года, 9 месяцев, 26 дней
Четверг, 5 августа 1976 года
Мы с Тижо на террасе кафе пьем кофе. За соседним столиком парикмахер объявляет друзьям, что скоро уезжает в отпуск. Услышав это краем уха, Тижо с самым серьезным видом спрашивает: Тебе не кажется возмутительным, что парикмахер едет в отпуск, а волосы в это время будут торчать тут?
* * *
53 года
Воскресенье, 10 октября 1976 года
Еще один год прихватил. У кого? И куда подевались предыдущие? Например, последнее десятилетие, за которое все мои клетки, кроме сердца и мозга, обновились? Я отказался от официального празднования своих дней рождения – принимаю только подарки от детей. Никакого застолья, никаких гостей, одна Мона – вечером на нашем утлом плоту, который за эти годы заметно отяжелел, но все еще держится на плаву. Предвидя этот приступ меланхолии, Мона организовала вечер заранее: взяла два билета в зал Фавар на Боба Уилсона [25] : «Эйнштейн на пляже» [26] . Пятичасовой спектакль! Симфония замедленности. Именно то, что мне было нужно: чтобы мне вернули длительность времени, чтобы клетки замедлили свои процессы. Меня сразу покорили и миллиметрически точный въезд на сцену гигантского паровоза, и бесконечная чистка зубов, которой занимались все персонажи, а особенно – эти фосфоресцирующие подмостки, которые по полчаса переходят из горизонтального положения в вертикальное, и все это в полутьме, когда вокруг ничего не видно, кроме свечения. А ведь я узнал их, эти подмостки: это же тот обелиск из моего сна, который в ночь моего сорокатрехлетия водружался с поистине исторической медлительностью!
* * *
53 года, 1 день
Понедельник, 11 октября 1976 года
Пара, сидевшая на «Эйнштейне» перед нами с Моной, демонстрировала иной взгляд на длительность времени. Пара эта была вовсе не юная – не случайные влюбленные, не соблазнитель и жертва, которой он собирался «показать нечто такое». Нет, это были два «спутника жизни», муж и жена, которые, как и мы с Моной, прошли уже стадию «культурного эпатажа» и успели обзавестись потомством, оставленным сейчас на приходящую няню. У них с собой была корзинка с едой и термос с кофе, красноречиво свидетельствовавшие о том, что они знали, какого рода спектакль им предстояло увидеть, что они прочно укоренились в любви, во времени, в обществе и имеют вкус к жизни вообще и к современной жизни в частности. Корзинка была милейшая – сплетенная из ивняка. К тому же пара явно не принадлежала к числу тех, кто, находясь уже у самого финиша, приходят в театр, чтобы скрасить свое «одиночество вдвоем»: никакого сомнения, что в большом дворе Папского дворца в Авиньоне они кутались бы в один плед. Впрочем, как только яркий свет в зале сменился тревожным холодным свечением, лившимся со сцены, женщина положила голову на плечо своему спутнику. Все вокруг погрузились в замедленность Боба Уилсона, и сидевшая перед нами пара растворилась в ореоле охватившего меня очарования. Я только увидел, как мужчина, слегка двинув правым плечом, придал своей спутнице вертикальное положение. Зачарованный въездом паровоза, бесконечной чисткой зубов, фосфоресцирующими подмостками и минималистской скрипкой Филипа Гласса, я утратил всякое представление о времени, перестал чувствовать свое тело, осознавать, где я нахожусь. Я не смог бы даже сказать, удобно мне или неудобно сидеть. Мои клетки перестали обновляться. В какой момент этой вечности женщина предложила своему соседу чашку кофе, от которой он отказался, коротко мотнув головой? В какой момент она попыталась высказать какую-то мысль, но была прервана резким «тссс!»? В какой момент она стала ёрзать на сиденье, за чем последовало раздраженное «перестань!», заставившее пару голов обернуться? Эти краткие эпизоды, рассеянные на протяжении нескольких часов, отпечатывались где-то на периферии моего сознания. До того момента, когда мужчина прокричал фразу, после чего спектакль на несколько минут переместился в зрительный зал, а его спутница обратилась в бегство, причем вслед ей полетела изящная корзинка: «Вали отсюда, паскуда, дура несчастная!» Вот что прокричал член этого гармоничного союза. И женщина свалила – побежала, опрокидывая все на своем пути, упала в проходе, быстро поднялась и помчалась дальше, пробираясь к выходу, как прокладывают себе путь в толпе, во встречном потоке – спотыкаясь и топча походя всех и вся: зрителей, сумочки, очки (кто-то вскрикнул: «Очки! Очки!») и даже малолетних детей (если бы таковые оказались в зале).
* * *
53 года, 2 дня
Вторник, 12 октября 1976 года
Тому, что я записал вчера, нет места в этом дневнике. И это радует!
* * *
53 года, 1 месяц, 5 дней
Понедельник, 15 ноября 1976 года
Тижо, которого развеселила эта история, сказал, что видел однажды, как его друг Р.Д. писал под шумок на машину полицейского, который в этот момент как раз выписывал ему штраф. Шел дождь, и, пока инспектор заполнял квитанцию, сосредоточившись на том, чтобы не намочить блокнот, Р.Д., прикрыв член полой плаща, слил все содержимое своего мочевого пузыря на открытую переднюю дверцу патрульной машины. И правда, такое свободное обращение со сфинктерами перед лицом власти вызывает восхищение. Я на такое был бы неспособен. И не только из страха, но еще и потому, что истории подобного рода мне никогда не казались смешными. Все эти прилюдные пуканья, писанья, рыганья вызывают у меня еще большее омерзение, чем скрытые. Возможно, именно поэтому я всегда держался в стороне от коллективных видов спорта. Общежитие, раздевалка, столовая, автобус на всю команду, где пресловутая мужская сила выставляется напоказ и цветет пышным цветом, – все это не для меня. Видимо, тут сказывается мое положение единственного ребенка в семье. Или я слишком долго прожил в пансионе. Или просто я такой скрытный…
