Разыскивается невиновный - Эдуард Михайлович Кондратов
— Расскажи, что тебя разбудило. Посреди ночи, — добавил он интуитивно. — Да-да, Сапар, ночью!
— Дурак Володька, зачем глупость сказал! — зло крикнул Сапар. — Никакой шум меня не будил! Спал я ночью, спал! Давай подписывать бумажку буду! Где подписывать? Давай!
Антон, естественно, не стал заносить в протокол ни свои догадки, ни «дурака-Володьку». Он молча подвинул к Сапару листы протокола, отчеркнул ногтем, где расписываться. Сердито бормоча под нос по-туркменски, Сапаркулиев вышел из комнаты.
«Володька... Длинноволосый юнец с кислой физиономией... Или нет, это тот складный парень — да, да, Владимир Шамара, — припомнил Антон. — А волосатик — Юрка, который утром спал. А Сапара, выходит, ночью что-то разбудило. Или кто-то. Об этом знает Володька: Не он ли и разбудил? Экспертиза говорит, что начальник станции погиб около полуночи...».
Жудягин высунулся в окно. Двор был пуст. Словно в напряженном ожидании беды спряталось все живое.
— Эй, Кульджанов! — крикнул Антон, и тотчас из юрты вынырнул лейтенант. На губах его белела полоска пены — видно, Кадыр угощался чалом.
— Слушаю, товарищ, следователь!
— Пускай зайдет Шамара.
На лице Кадыра отразилось недоумение.
— Володя... Радист, — пояснил Антон.
— Есть! — просветлел Кадыр. — Сейчас зову!..
8
Быстрые, по-армейски четкие движения: одной рукой придвинул табурет, сел не глядя, сильные руки — на колени. Пожалуйста, спрашивайте. Внимательные и спокойные серые глаза, в них — готовность помочь следствию, но без тени заискивания. Светло-русая прядь, свалившаяся на лоб, резким движением головы отброшена назад. Хорош Владимир Шамара, так уж хорош!.. Выдержки сколько, достоинства. Однако не слишком ли спокоен — не перебор ли? И не чересчур ли деловит: как-никак убит начальник, впору растеряться, голову потерять, а он — за работу, за метеосводки... О жене забыл спросить, надо же!
И снова — имя, фамилия... Малозначащие, формальные вопросы-ответы. Жудягин записывал их, перебирая в уме варианты начала разговора. На душевную откровенность рассчитывать не стоит: вон как подобрался, напрягся парень. Может, с ним пожестче, чтоб прочувствовал серьезность ситуации? Впрочем, он и без того... Нет, нужно спокойно, спокойней и суше...
— Что вы, Шамара, можете сообщить по поводу происшедшего сегодняшней ночью?
Радист мимолетно усмехнулся.
— Я уехал вечером, а вернулся утром. Знаю с чужих слов.
Стоило его сразу осадить, но Антон решил не натягивать вожжи, не сбиваться с официального, полубезразличного тона.
— Хорошо. Вас, предположим, на станции не было. Как же вы объясняете гибель Михальникова?
Ответ, казалось, лежал у Шамары на кончике языка.
— Самоубийство по пьянке. — Он тряхнул золотистой шевелюрой, глянул в глаза Жудягину и тотчас отвел взгляд. — Наш начальник был без пяти минут шизик, тридцать лет в Каракумах — не баран чихал... Пил, весь мир ненавидел — в общем, к тому шло. У нас, в песках, алкаши долго не живут. А он — вон сколько тянул!
— Не очень-то вы его жаловали, — заметил Антон.
— Да, его никто не любил. Терпеть не могли. Работал он кое-как, из-за него премии накрывались. А людей — нас то есть, ну и чабанов, шоферов, кто заглянет — он в грош не ставил. Презирал, что ли?.. Ни друзей, ни товарищей, ни родни — прямо бирюк.
— Считаете, что он был предрасположен к самоубийству?
Голос следователя бесцветен и вял. Уткнувшись большим носом в бумагу, он все строчил и строчил.
— Считаю. Я и раньше думал, что когда-нибудь он с собой кончит. Одному человеку не выжить в песках, нужен всегда еще кто-то. А он на этом кыре часами сидел, думы думал. Видать, и чокнулся. В последние дни он был угрюмый, после приезда Бориса...
Шамара говорил все увереннее. Вот уже и локоть на стол положил. «Это хорошо, — думал Жудягин, — пусть раскрепостится. Иначе не разговоришь — осторожен. И чуток...».
Антон перевел разговор на личность Бориса Князева и опять почерпнул немногое. Владимир Шамара почти ничего не знал о госте: ни о том, зачем тот приезжал к Михальникову, ни кто он такой и откуда. Зато он подробно описал внешность Князева и сообщил номер поезда и вагона, в котором тот уехал. Поездка на станцию обошлась Володе недешево: пришлось на обратном пути проторчать в песках из-за поломки. Километрах в восьми от метеостанции.
Взглянув на часы, Жудягин прикинул, что поезд должен прибыть в Ашхабад через полтора часа.
— Сейчас вы сделаете вот что, — сказал он, немного подумав. — Приведете в рабочее состояние радиостанцию, и, когда вас вызовут, передадите радиограмму. Я дам текст... минут через пять. А пока подпишите — вот здесь...
Словно пружина подкинула Володю с табурета. Но подпись он вывел без спешки, с игривым росчерком.
— Могу идти? — чуть каблуками не щелкнул.
— Можете, — скучно сказал Антон и таким же тоном добавил: — Потом продолжим. Вы проясните мне насчет Сапара.
— Что насчет Сапара?! — Володя повернулся резче, чем ему бы хотелось.
— Отчего он проснулся среди ночи, — пробормотал Жудягин, собирая бумаги. — Идите, это потом...
Радист бросил на него с порога испытующий взгляд и нехотя вышел.
На листке, вырванном из тетради, Антон набросал радиограмму Ашхабадскому линейному отделу милиции о необходимости задержать пассажира шестнадцатого вагона поезда Москва — Ашхабад Б. Князева, который является важным свидетелем по делу о смерти В. П. Михальникова. Далее следовали приметы Князева, должность и подпись Жудягина.
Вторую радиограмму он адресовал Гидрометцентру: попросил прислать на время следствия радиста.
9
Он еще правил свою записочку, уточняя словесный портрет, когда шумно вошел Текебай Чарыев. Судя по прищуру и лихости, с какой инспектор плюхнулся на койку, он был весьма доволен собой.
— Что-то новенькое? — спросил Антон скромно.
— Не что-то, а много новенького. — Текебай встал, хрустнул мускулами. — Колея мотоцикла тройная.
— Как это — тройная? — Жудягин недоуменно поправил очки.
— Некто приехал на метеостанцию. Потом вернулся по своему следу на несколько километров в пески, разобрал зачем-то мотор, накапал маслом. Сжег рубашку. И по тому же следу вернулся на станцию.
Голос Чарыева слегка звенел.
—
