Громов: Хозяин теней. 2 - Екатерина Насута
Так… я не пойду, но не я — вполне могу.
И тень, дотянувшись до приоткрытого окошка, скользнула в щель.
Твою же ж мать… справа лес. Слева лес.
Посеред леса — высокая насыпь, бока которой поросли травой, а значит, далеко не свежая. Вот только с насыпи этой сползла, глубоко зарывшись носом в землю черная туша паровоза. Опасно накренился первый багажный вагон, почти лёг на бок, чудом, не иначе, всё ещё удерживаясь на весу. А следом и перекосило и второй, но уже слабее. Передняя часть его, увлекаемая предыдущим вагоном, сползла на насыпь, а вот задние колёса ещё оставались на рельсах. Вагон же первого класса, сколь я могу судить, стоял вполне надёжно, как и остальные за ним.
— Поезд сошёл с рельсов, — сказал я Метельке, который нервически ёрзал, чем волновал не только Матрёну, но и меня. — Первый вагон тоже… который багажный. Второй держится. Мы пока крепко стоим. В общем, повезло.
Нам. И думать не хочу, что стало в тех вагонах, которые третьего и четвёртого классов, набитых людьми, вещами. Пусть и не опрокинуло, но торможение было весьма резким.
— Господи милосердный… спаси души рабов своих…
Тень, повинуясь приказу, поворачивается.
А вот сзади нехорошо. Вагон второго класса, помнится, был пуст, но во втором-то следовали военные. И где они? Там, у дальних вагонов, суета была. Напуганные люди спешили убраться подальше. Чтоб их… ладно двери, но окна в этих вагонах такие, что и кошка не пролезет! А люди вот лезли, толпою, напирая, сминая друг друга. Вот только если часть их бежала к лесу, то некоторые устремлялись к голове поезда.
И судя по оружию, вовсе не с мирными целями помочь пострадавшим.
Девица на бегу натягивающая чёрную тужурку, упала на колено и выстрелила куда-то. Надеюсь, не попала. Что-то подсказывало, что девица не из числа наших.
Из леса тоже выбегали люди. Что интересно, тоже в одинаковых с виду чёрных куртках и оружие несли посерьёзнее.
Так… что за…
Если поезд просто и незамысловато собирались пустить под откос, то к чему это представление с бомбами и заразой?
Или…
Как там Алексей Михайлович говаривал? Революционеров развелось… может, и вправду развелось? Может, они независимо друг от друга действовали? Скажем, одни желали устроить суд, а другие планировали лишь пограбить? Провести эту, как её, экспроприацию.
Чтоб их всех… нам-то что делать?
И где солдаты?
Или… вот один из нападавших, что жался к рельсам, вдруг начал завалваться на бок, плеснув яркой кровью. И Тень с урчанием утащила остатки души. Второй упал рядом. Зато третий, перекинув через плечо массивную какую-то уродливую конструкцию, наотмашь лупанул по поезду короткой очередью.
Э нет… этак он мне наставника зашибёт. А я ещё учиться не начал. И Тень заворчала, соглашаясь. Надо его как-то… как?
Или… вот он присел у тела, чтобы проверить пульс. И тень, уловив моё согласие, рванула. Чтоб… это ещё более мерзко, чем просто убивать. Судя по тому, как шарахнулся парень в сторону, замахиваясь своим пулемётом, что-то он увидел. А потом заорал.
Крик я тоже слышал.
И хруст рёбер, проламываемых клювом. Влажноватый треск мышц. Я даже ощутил вкус крови, такое вот, будто именно ею наполнился рот. И меня едва не вырвало.
Сладкая волна силы вызвала судорогу.
— Савка… — Метелька перехватил, не позволив упасть. — Савка… ты чего… ты приляг.
Матрёна открыла было рот, явно не согласная, чтобы всякие там на чистый диван лежать лезли, но закрыла и сказала:
— Вот тут компотик есть. Сладенький. Дай попить. Сладенькое дарникам силы возвертает… и прянички. Пряничка он будет?
Компот я глотал, всё силясь избавиться от привкуса крови. А с пряником в руке и замер.
Надо…
Тень там, тень в лесу. Ей нравится играть с людьми. Она их видит. А они её — нет. Такие вот односторонние прятки… и это нехорошо. Вот чую, что не хорошо… но…
Наши не справятся.
Глазами Тени я видел Алексея Михайловича, что укрылся под вагоном и стрелял, да только много ли он один настреляет? Даже вдвоём с Лавром, который держал тыл, пытаясь как-то не подпустить тех, что бежали с хвоста поезда.
Дружок Лавра, раненый, тоже здесь.
И даже Лаврентий Сигизмундович вон, жмётся к вагону. В одной руке массивный револьвер, а второю крестится. Стреляет и крестится…
Кстати, неплохо так стреляет. И сразу, выходит, с отпеванием.
Но всё одно слишком мало их.
А нападавших так наоборот. Лезут и лезут. Вот паренек, выкатившийся из вагона, нелепо подпрыгивает и бросает что-то, то ли портфель, то ли просто ком грязных тряпок. И этот ком летит, причём как-то слишком уж далеко, а когда падает, то вспыхивает белым пламенем.
Оно настолько яркое, что моя связь с тенью на миг гаснет.
Я слышу эхо взрыва, которое катится по железу вагонов. И тут же — второй. Чтоб вас… надо как-то… тень отзывается воем. И волна силы, долетающая до меня, говорит, что она нашла ещё одну жертву.
Так, надо что-то… глобально что-то.
Грохот оглушает. И я даже не сразу понимаю, что и где грохочет. Стена вагона гудит, принимая удар взрывной волны. Брызжет мелкой искрой стекло и прямо по лицу. Осколки злым роем впиваются в кожу и боль отрезвляет.
— На пол! — Метелька вот соображает быстрее. Он и девчонку подхватывает, и к двери толкает. — Бомбы кидать начали. И стреляют…
Точно.
Это пули-дуры колотятся, постукивают. Не пробили обшивку? Так это пока. А если бомба рванёт прямо вот у стены, всем плохо придётся…
— Аннушка… — Матрёна вскидывает руки и поворачивается. — Детишек спасайте, спасайте детишек… а мы уж тут… я Аннушку не оставлю!
Так, это ещё самоотверженность или уже дурь?
Не важно.
Я стягиваю мальчишку, который ещё в отключке. Тяжёлый, зараза этакая… и бьётся мыслишка, что он-то мне никто. Что я сделал для него всё, что должен был и даже больше. А спасение утопающих — дело рук самих… и мне бы своим помочь.
Дверь получается распахнуть не сразу.
Клинит.
Под ботинками хрустит стекло. И где-то очень близко гавкают выстрелы. Они резкие, бьют по ушам плетью. И меня корёжит от ужаса.
Савка.
Ожил.
Не вовремя. До чего же не вовремя.
Стискиваю зубы. И пригибаюсь. Не хватало схватить случайную пулю. Свистят вон соловьями свинцовыми. А идти, пригнувшись, тяжко. Ещё и пацан этот вот. Он босой. И голый. Живот перемотан бинтом, но тот наливается кровью.
А зелень,