Ночной ветер[сборник] - Владимир Карпович Железников
Все, все на пляже смотрели, как Рита плыла к берегу в сопровождении лодки.
Наконец она вышла на берег. А матрос — при ближайшем рассмотрении это оказался паренёк лет четырнадцати — сказал ей в спину:
— Прошу вас, гражданка, так далеко больше не заплывать.
Хуже всего, когда делают замечания при всех. Это Павлик знал отлично. Но Рите было не до замечаний.
* * *
Через несколько дней от Глеба пришло новое письмо:
«Этой ночью случилось несчастье. Я проснулся от колокольного звона. Оделся в одну минуту и выскочил. Вижу — горит моя буровая.
Бросились все её тушить, заливали водой, но поздно. Сгорела до основания. Буровой мастер Захаров заснул. Он еле успел выскочить из огня. Новый дизель тот, что я привёз из города, в огне лопнул. Теперь будут разбираться, что да как. А ведь мы почти прорубили до контрольной глубины, до семисот метров. А теперь надо начинать всё сначала».
Потом Павлику пришло ещё одно письмо.
«Это, брат, такая печальная история, — писал Глеб. — Бурового мастера Захарова и шофёра Савушкина, отца Кешки, будет судить товарищеский суд. А меня и Любу Смирнову записали в свидетели. Дело в том, что Захаров часто пил водку. Его уговаривали, воспитывали, но он всё равно продолжал пить. Тогда решили так: не продавать ему водки в магазине экспедиции.
Если вытерпит, то хорошо, а нет — пусть уезжает. Надоело с ним возиться.
Накануне пожара Люба встретила шофёра Савушкина, он только что приехал на катере со Стрелки. Они остановились. Люба спросила Савушкина про Кешку. И тут к ним подошёл Захаров. Небритый такой, заспанный.
— Привёз? — спросил Захаров у Савушкина.
Люба заметила, что Савушкин подмигнул ему. Она никак не могла понять, зачем он ему подмигивает. А Савушкин опять подмигнул.
— Пошли, — сказал Захаров. — Нас ждут. — Он засмеялся. — Нетерпеливые стаканы нас ждут!
И только тогда Люба увидела, что карманы брюк у Савушкина сильно оттопырены. Там были бутылки. Теперь ей всё стало ясно: они торопились пить водку. А потом Захаров будет бегать по посёлку и вопить разные песни.
Все удивлялись, откуда Захаров берёт водку, когда в магазине экспедиции ему её не продают. Оказывается, ему Савушкин привозит. Савушкин — такой хороший Савушкин, отец Кешки, — и обманывает всех.
— Савушкин! — окликнула Люба. — Подожди!
Савушкин остановился, а Захаров пошёл дальше.
— Савушкин, зачем вы привезли водку?
Савушкин сделал круглые глаза.
— Да какая же это водка? Что ты! Разве водку можно? Пару пива взял, жажда мучает.
Он врал, и Люба не стала его слушать.
— Люба! Ты погоди так сурово. Ты никому не говори… про пиво. Захаров упросил. А тут, сама понимаешь, возникнет лишний разговор. Ты ведь девчонка башковитая.
Любе надо было бы рассказать об этом сразу, а она не рассказала. Пожалела Кешку. А Захаров напился во время смены, видно, закурил и бросил горящую спичку. Вот буровая и сгорела. Потом, когда она всем рассказала, что Савушкин возил водку Захарову, то он обозвал её предателем. Вот такие дела, брат. А суд будет завтра. После суда я тебе напишу. Отец».
* * *
Рита стирала дома бельё, потом гладила бельё, потом читала книжки. От Глеба письма не было — видно, ещё суд не состоялся. А может быть, погода нелётная, и поэтому нет писем.
На море второй день бушевал шторм. Купаться было нельзя, волны захлёстывали пляж, они разбивались о камни и падали на набережную мелким дождём.
Павлик бегал под этим дождём.
— Нехорошо, — сказал старшина Нанба.
— Что нехорошо? — удивился Павлик.
Опять этот Нанба придирался к нему.
— Это не замечание. — Нанба даже улыбнулся. — Дружеский совет. Нехорошо так долго бегать под этим дождём. Вода холодная, можно простудиться.
— Что вы! — ответил Павлик. — Вода тёплая. У нас летом в Енисее вода в десять раз холоднее, и то я купаюсь.
— Значит, ты издалека, из Сибири?
— Из Сибири. У меня мать и отец геологи.
— Ай-ай-ай! — сказал Нанба. — Такая красивая женщина — и вдруг геолог.
— А что же тут особенного? — спросил Павлик.
— Ничего особенного. Многие считают, что красивые женщины не умеют работать, — сказал смущённо Нанба. — Отсталые люди.
— Воюет мантия, — сказал Павлик и кивнул на море.
— Что ты сказал? — переспросил Нанба.
— Мантия, — говорю, — воюет.
— А, — сказал Нанба. — Что это ещё за мантия?
— На глубине пятнадцати километров в земле находится расплавленная масса. Её температура около двух тысяч градусов жары. И она иногда начинает там бушевать. Ну, и тогда на морях начинаются штормы или ураганы, или вдруг вулканы извергаются. Когда я вырасту большой, мы с отцом, — Павлик на секунду замолчал, — и с матерью тоже будем заниматься глубоким бурением, чтобы открыть тайну мантии.
Мимо них прошёл Валентин Сергеевич. Павлик поздоровался с ним.
— Между прочим, этот гражданин мне определённо не нравится, — сказал Нанба.
— Почему? — спросил Павлик, хотя и ему «этот гражданин» совсем не нравился.
— Человек, который каждый год приезжает на курорт «соло», то есть один, не вызывает у меня восхищения. Где его жена и дети? Нехорошо, если человек думает только о своей персоне.
Когда Павлик прибежал домой, то застал у них Валентина Сергеевича.
— Валентин Сергеевич, — сказала Рита, — приглашает нас в кино. Быстро переоденься и пойдём.
Павлик посмотрел на человека «соло». Он был одет в модные узенькие брюки и в белую шуршащую рубашку, а на шее у него был повязан чёрный платок. Он был высокий, с сильными руками.
Но Павлик смотрел на него, а видел отца. В старом костюме, в котором он ходил в будни и в праздники. У него никогда не было лишних денег, потому что лишние деньги все эти десять лет он откладывал на свои экспедиции в тайгу.
— Ну, что же ты тянешь? — сказала Рита. — Собирайся быстрее.
— Я не пойду в кино. — Он хотел сказать матери, что ему совсем не хочется идти в кино с Валентином Сергеевичем, но побоялся прямо сказать так и добавил: — Лучше я посижу дома, а потом схожу на почту.
Валентин Сергеевич промолчал. В общем, ему-то было всё равно, пойдёт Павлик с ними в кино или не пойдёт.
— Я не стану тебя уговаривать, — сказала Рита. — Если хочешь, сиди дома.
И они ушли — Рита и Валентин Сергеевич.
*
