Френсис Фицджеральд - Из жизни снобов (сборник)

– Хорошо.

– А теперь давайте пойдем на большую веранду и посмотрим на дождь – во время моих еженощных прогулок это место стало одним из моих самых любимых. За три последних месяца я о своем собственном доме узнал больше, чем за всю прежнюю жизнь!

Тут Бетти почувствовала, что настал момент, когда она должна перехватить инициативу:

– Мистер Драгонет, я считаю, что вам нужно сейчас же лечь в постель и отдохнуть. А я тем временем узнаю, какая у вас диета и какие лекарства вы принимаете. Чем больше вы устанете от разговоров и хождений по дому, тем больше сил вам понадобится, чтобы расслабиться и отдохнуть!

– Мисс Уивер, вы должны были приехать не раньше шести; сейчас у нас половина шестого. После шести я – ваш пациент, а до этого момента – прошу на веранду!

Она с неохотой пошла впереди него – кажется, будет тяжелее, чем ей казалось… Иногда, когда она задумывалась о своей работе, ей даже хотелось быть внешне менее привлекательной.

Они вышли на веранду, и он окинул ее быстрым взглядом – ее черты, казалось, были созданы для того, чтобы в полной мере использовать и свет, и тень, и не было такого ракурса, который мог бы скрыть от наблюдателя нежность очертаний ее скул, бровей, подбородка и шеи. Это было лицо, сотворенное скульптором, а не живописцем, а ощущение теплоты и жизни ему придавали яркие и сияющие умом голубые глаза.

– Вас ранили на войне? – спросила она, желая отвлечь его внимание от своей внешности.

– Ранили? Да меня там убили!

– Но вы все же выжили!

– О, да! Я потом занимался адвокатской практикой в Винчестере. А полгода назад все в моей жизни пошло наперекосяк – и это не имело никакого отношения к войне; у меня исчезли силы. Но мы ведь договорились? До шести часов вы у меня в гостях, так что расскажите-ка мне лучше о себе!

Она воспользовалась моментом и сказала, что помолвлена и вскоре выходит замуж.

– Всегда ужасно слышать о том, что такая красивая девушка, как вы, уже помолвлена! – заметил он. – Наводит на мысль о том, как несправедливо устроен этот мир!

Комплимент вышел чересчур личным; по ней было заметно, что она его не приняла.

– Так что вы – мой последний пациент! – завершила она.

– Возможно, вы для меня тоже – последняя надежда! – сказал он.

Ах, кажется, все зашло слишком далеко… Куда же подевалась ее профессиональная выучка? Разве можно было допустить, чтобы все пошло в этом направлении? Она резко встала:

– Ну, что ж, мистер Драгонет, уже почти шесть, и вам пора ложиться в постель!

– В постель? – Это слово явно вызвало у него отвращение; он, нехотя подчинившись, встал.

По дороге к лестнице он попытался отсрочить неизбежное:

– Но я ведь еще должен показать вам дом! У него есть своя, и весьма богатая, история. Видите, вон там, на окне, нацарапано имя? Надпись сделал алмазом на кольце «Кавалер» Пелхэм утром того самого дня, когда его убили! Смотрите, там даже год указан – 1864. Вы знаете, кто такой «Кавалер» Пелхэм? Он в двадцать три года командовал всей артиллерией кавалерийского корпуса Стюарта! Когда я был мальчишкой, он был моим героем.

Подниматься по лестнице ему было тяжело; добравшись до своей большой спальни, он устало сбросил халат и упал на широкую кровать.

Бетти осмотрелась, чувствуя, что его меланхолия словно заполнила всю комнату, вплоть до едва видневшейся в полумраке лепнины на потолке. Она поставила ему градусник и пощупала пульс. На столике у кровати лежала булавка с белой головкой; она ее взяла.

– Как раз то, что нужно для капора! – весело сказала она. – Просто булавка, без затей. Уверена: у вас тут до меня уже была какая-то сиделка!

– Да, была сиделка из Винчестера, – сказал он, – но она испугалась и уехала.

– А я вот не испугалась! Но у меня очень жесткие требования. А теперь ложитесь и постарайтесь уснуть; приступим к работе.

Первую половину ночи она крепко проспала, поддавшись успокаивающему воздействию здешнего воздуха; он был гораздо мягче, чем густой и перенасыщенный ночной воздух Мэриленда. Проснувшись в холодном поту, она посмотрела на часы – было три часа утра; и тут же она осознала, что в доме воцарилось какое-то движение. Надев ночной халат, она открыла дверь; за ней была библиотека, а из нее можно было попасть в главный холл, откуда доносились голоса.

– А теперь будьте паинькой и идите спать! – говорила экономка Джейн.

– Я лучше погуляю, Джейн. Мне ведь нужна физическая активность!

– Напугаете новую сиделку, и она тоже уедет, как и предыдущая! Еще немного, и к вам уже просто никто не пойдет.

– Ну и что, у меня ведь есть вы!

– А вчера вы мне совсем не то говорили!

– Я говорил вам, что попросил доктора Гаррисона прислать мне кого-нибудь помоложе и покрасивей!

– И мне даже показалось, что она вас не избалует! Но вы не должны ее пугать! Я-то, конечно, знаю, что вы никого не хотите обидеть, но…

– Пойдите и позовите ее! – попросил он.

– Но, мистер Бен…

– Я сказал: пойдите и позовите ее!

Бетти уже торопливо переодевалась в свой белый халат. Когда она вышла из комнаты, до нее донеслось пронзительное «О, господи! Ну, хоть вас-то он послушает?»

– Добрый вечер, мисс Уивер! – сказал он. – Я спустился вниз, чтобы предложить вам утреннюю прогулку по окрестностям. Я заметил, что уже светлеет, что обмануло даже некоторых неискушенных птах, хотя рассвет еще и не настал. – Увидев ее безучастное лицо, он добавил: – Не бойтесь меня! Такие прогулки – традиция нашего старинного рода; бродить любили и отец, и дед. У вас над головой висит бригадир армии Конфедерации, вот это он самый и есть. Дедушка обычно бродил, проклиная Лонгстрита за то, что тот не смог атаковать фланг при Геттисберге. Я раньше недоумевал, почему он бродит по ночам, ну а теперь мне все стало ясно. Сам я очень много и долго плакал из-за того, что в 1918-м нам прислали подкрепления, которые не могли отличить миномет от ракетницы. Разве в это можно было поверить?

– Вы пили, мистер Драгонет! – решительно сказала Бетти.

– А я ведь предлагал вам забрать ключи!

– А я подумала, что для вас будет лучше, если они останутся у вас. Но теперь я их у вас заберу! И я настаиваю: ключи должны оставаться у меня, пока я нахожусь в этом доме!

Но она знала, что он, хотя и выпил, не был пьян. Он был не из тех, кто может напиться. От того, что с ним случилось, алкоголь не помогал.

– Старики и стариковские войны… – продолжал он свои размышления. – И затем ночные блуждания. – В его глазах появились слезы. – Что же такое я потерял? И есть ли на свете женщина, которая это знает?

– О чем вы сейчас? – спросила она.

Я подумал, что, может быть, вы знаете. Когда кончается война, из мужчин, из бывших солдат, исчезает все – все, за исключением войны, и эта война продолжается в них вечно. Разве вы не видите, что весь этот дом пропитан войной? Бабушка устроила здесь госпиталь, и иногда женщины из Виргинии приходили, чтобы навестить своих мужей; ну а те, что шли издалека, с юга, обычно приходили слишком поздно, рассказывала она.

Он умолк, а затем вновь привлек ее внимание:

– А вон там, на картине над лестницей, близнецы; это мои братья, двое рыжих парней. Они похоронены на нашей земле, за домом, но, возможно, это и не близнецы, потому что у Монфокона была страшная неразбериха. И все же… Скорее всего, это близнецы…

– Вам нужно лечь спать! – перебила его она.

– Прислушайтесь! – негромко произнес он каким-то не своим голосом. – Я сейчас пойду, но вы сначала прислушайтесь!

В холле, погрузившемся в предрассветные сумерки, стояла наэлектризованная тишина. Но когда он опять произнес: «Прислушайтесь!» – и поднял вверх палец, у нее вдруг зашевелились волосы на затылке, а по спине пробежал холодок. На какую-то долю секунды высокая входная дверь на петлях медленно распахнулась, и холл внезапно заполнился юными лицами и голосами. Бен Драгонет вскочил на ноги, и среди юных голосов, на фоне этого множества голосов, ясно прозвучал его голос:

– Видите их? Вот они, мои родные и предки, для меча рожденные и от меча погибшие! Слышите вы их?

Но даже когда она издала безумный крик, пытаясь уцепиться за последние остатки реальности: «Вам нужно лечь спать! Я дам вам еще снотворного!», она продолжала видеть высокую, распахнутую настежь, дверь.

В семь утра, когда с кухни донеслись первые звуки, Бетти смогла расслабиться и, наконец, начать читать журнал, на который она безучастно смотрела вот уже три часа. Она хотела уехать отсюда первым же автобусом, но не уехала. Приняла душ, поднялась наверх и на цыпочках вошла в комнату Бена Драгонета. Он крепко спал; сильное снотворное подействовало. Морщинки, образовавшиеся вокруг глаз и уголков губ от тревоги и болезненной нервозности, разгладились; он выглядел моложе, а его растрепанные волосы были полускрыты подушкой. Вздохнув, она спустилась вниз, в свою комнату, облачилась в новенький медицинский халат и стала ждать приезда доктора Блисса.