Сердце Дракона. Предпоследний том. Часть 1 - Кирилл Сергеевич Клеванский
— Наверное, — процедил генерал, стараясь унять набатный колокол, звенящий в голове.
С того момента, как он побывал за вратами, его голова то и дело звенела от боли. В такие моменты ему часто казалось, что он видит какие-то видения.
Видения, которых попросту не могло существовать. Не могло, потому что он ведь никогда не ходил среди смертных, у него не было отца и матери, он не растил маленького котенка, не имел счастья дружить с собственным братом и…
Что за странные дворцы с потрескавшимися фасадами и дома, с железными, покрытыми ржавчиной крышами. А еще коробки из стали, которыми изнутри повелевали люди в забавных одеждах.
— Генерал?
Он поднял взгляд. Рядом с ним, держа на руках поднос из сверкающего драгоценного металла, стояла прекраснейшая из женщин, что когда-либо рождались и будут рождены. И даже вуаль, сотканная Аштари, чтобы скрыть красоту Принцессы, не справлялась с этим и взгляды сотен богов были прикованы к ней — невесте Горшечника.
Глава 1852
Хаджар замотал головой, усилием воли загоняя боль как можно дальше и глубже.
Насколько же неподходящий момент…
Арсарэл уже поднялся к нему на плац и встал напротив.
— Я думаю, мы можем немного изменить правила нашего отбора в экспедицию, — говорил старик-юноша, но Хаджар слышал его словно издалека, а мир вокруг то и дело пытался подернуть мутной пеленой. — Возможно стела была повреждена, а возможно — нет. И все же, вы показали результат достойный первого места, так что, думаю, будет правильно, если вы, как и остальные до вас, сойдетесь в поединке с тем, кто так же претендует на первое место.
Хаджар догадывался, что места от первого до двадцатого не просто так образовались в этой клятой экспедиции, а что-то означали. Может имели отношение к очередности прохождения испытаний Сокровищницы, может к размерам доли «награбленного», а может…
Голова…
* * *
Они шли по саду, где росли самые красивые из цветов, что можно было отыскать на Седьмом Небе. И, удивительным образом, они росли не в саду Аштари, а здесь — в доме, где жил генерал. Или, где ему сказали жить.
Он остановился и посмотрел на невзрачное здание, совсем не похожее на пышные дворцы остальных богов. Здесь не было ни драгоценных камней, ни множества слуг. Купола из драгоценных металлов дворцу заменяли дыры в крышах, через которые открывался вид на Вечность.
Вместо слуг — молчаливые гобелены, рассказывающие истории о героях среди смертных, духов, демонов и богов. Об их великих свершениях и жертвах, принесенных на полях брани.
А вместо широкого двора, где ютились бы приближенные, вечно что-то просящие и о чем-то скулящие, лишь пустой плац, на котором больше не тренировались офицеры армии, не звучала сталь и не проливалась эфирная кровь богов.
Война закончилась.
И вместе с ней в доме Дергера, бога войны, остались лишь трое. Генерал, которому не было куда идти, бог, пропадавший на пирах, и служанка.
Она сейчас и составляла компанию генералу.
— Спасибо, что увела меня оттуда, — искренне поблагодарил он и осторожно опустился на каменную скамейку, стоявшую возле пруда.
— Никто не должен видеть прославленного Черного Генерала в момент его слабости, — улыбнулась служанка.
И, Вечность свидетель, даже улыбка Миристаль, подруги и названной сестры генерала, не могла бы посоперничать в своей яркости и красоте с улыбкой этой простой смертной.
Хотя… можно ли назвать смертной ту, в ком боги уже десятки эпох поддерживали жизнь. Её глаза видели то, что и не снилось иным обитателям нижнего мира. И, может, оттого, с каждым новым шагом времени, в них все появлялось все больше и больше глубины.
Она опустилась рядом, скинула сандалии с прелестных, словно выточенных из слоновой кости, ног и зарылась пальцами в нежную траву.
* * *
— Не бойся, тернит, — усмехнулся Арсарэл, видимо спутав приступ Хаджара со смятением и страхом. — даже несмотря на то, что твой дом убил моего старшего брата, моих отца и мать, я не виню лично тебя в этом. Лишь то имя, под которым ты сюда пришел.
Хаджар встряхнул головой, стараясь загнать боль как можно глубже. Старик-юноша что-то вещал о правилах, по которым должно пройти состязание двух претендентов, но Хаджар его не слушал.
Он смотрел в странные глаза урожденного бессмертного и пытался отыскать в них хоть что-то человеческое. Что-то, что можно было бы назвать душой.
У него имелись свои сомнения на тему того, что рассказывал Харлим, Тэлис и Эваалел.
— Убили брата, мать и отца… ты говоришь, как человек, — проскрипел Хаджар, все еще испытывающий один из сильнейших приступов. — но твое рождение и рождение твоего брата уничтожили тысячи, если не десятки тысяч, чужих детей, отцов и матерей.
— Смертные, — пожал плечами Арсарэл. — их жизнь — искры посреди костра нашей жизни. Они появляются и тут же исчезают. Достойные — приходят в нашу страну, а что до остальных, — юный бессмертный пожал плечами. — нарожают еще. Возведут очередные города и страны, а затем снова исчезнут, а мы за это время даже не узнаем о них.
— Искры… — повторил Хаджар, продолжая всматриваться в глаза бессмертного. — а что такое костер, Арсарэл, если не множество искр.
* * *
— Ты знаешь, Кестани часто сравнивает людей с цветами, — внезапно произнесла служанка. — Говорит, что каждый смертный — как один цветок из огромного сада. И что каждый из них по отдельности не имеет значения. Потому что приходят любоваться всем садом, а не каждым конкретным цветком.
Она наклонилась и провела пальцами по бутону синего полевого цветка, названия которого генерал никогда не знал. Ему это попросту не требовалось.
И стоило пальцам Принцессы дотронуться до бутона, как тот словно ожил, немного отряхнулся и потянулся всем своим маленьким тельцем следом за её прикосновением.
— Но мне кажется, что она неправа.
— Судьба неправа?
— Кестани не судьба, — покачала головой служанка. — Она лишь её прислужник. Как и Дергер — прислужник войны, Аксер — прислужник света и Ташеш — прислужник врачевания.
Генерал коснулся меча и заозирался по сторонам, но в саду были лишь они вдвоем. Остальные боги пировали. В конце концов — не прошло и года с того момента, как Врата были запечатаны. Так что мало кто покидал палат Яшмового Дворца, пируя на Вишневом Пиру — так назвали праздник, который собирались проводить регулярно в честь победы на Гранью.
— За такие слова тебя могут убить, — прошептал генерал.
— Смерть, — улыбка на лице Принцессы стала лишь теплее. — иногда, генерал, я не знаю, кого я жду сильнее — своего мужа или её.
Горшечник и Принцесса. История, которую знали даже боги, ибо видели перед собой её живое воплощение. Прекраснейшую из прекрасный и несчастнейшего из несчастных.
И мало кто из них знал, что извращенное проклятье, которым связали эти двоих, лишало их обоих возможности встретиться в посмертии.
Пока дышал хоть один из них — дыхание хранилось и в другом. Так, пока жива Принцесса, не мог умереть Горшечник и наоборот. В этом и крылся ответ на вопрос, почему простой смертный, лепивший горшки, не мог умереть.
Вовсе не из-за того, что являлся сыном Хельмера, будь трижды неладен этот вечно заикающийся, трусливый, косноязычный пес, не вылезавший из теней кошмаров и при первой же удачной возможности дезертировавший с поля брани у Врат. А просто потому, что боги не давали умереть Принцессе.
Генералу иногда становилось интересно, за что их так прокляли, но…
Он посмотрел на дворец Дергера.
Говорят, что смертные верят, будто это бог Войны выкрал жену Горшечника, потому что воспылал к ней желанием. Но кому, как не правой руке Дергера знать, что его хозяин желают лишь одного — встретить достойного противника и вкусить радость битвы на грани жизни и смерти.
Об этом могли рассказать шрамы на теле генерала, которого не раз вызывал на бой бог Войны.
Дергеру не было дела до своей служанки.
— Я не знаю, — покачал головой генерал. — для меня слова Кестани звучат более, чем разумно. Смертные — лишь смертные. Как песок. Никто не считает песчинки, Принцесса.
Она снова улыбнулась.
— Но что такое песок, если не множество песчинок. И что такое сад, если не множество цветов.
* * *
— Я убью тебя быстро, тернит, — произнес Арсарэл. — считай это милостью.
