Калашников С.А. - Калашников С.А. Внизу наш дом.

Нам тоже пришлось дважды подняться только для того, чтобы немедленно вернуться обратно. Не знаю, почему так произошло. Зато на третий раз мы видели как впереди МИГи клевали лапотников. Те побросали бомбы в воду и развернулись. Но их не отпустили — Цур и Лов, шедшие с превышением, догнали их раньше других и подожгли каждый по одному. Вообще-то группа эта была малочисленной и расправиться с ней труда не представляло. Однако, откуда ни возьмись, налетели худые и попытались с ходу обстрелять нашу четвёрку. Всего-то пара, но явно охотники. Мы развернулись им в лоб и пошли навстречу, набирая высоту и теряя скорость — они разгонялись со снижением. Тут, понимаете, если действовать хладнокровно и хорошо прицелиться, можно попасть. И по тебе могут попасть примерно равновероятно. Даже несколько более вероятно, потому что на мессерах стоят пушки - они дальнобойней.

Мои хлопцы быстро разошлись от меня на некоторое расстояние и заблаговременно развернулись — на малой скорости вираж получается коротким, а перегрузка — умеренной. Я же продолжал сближаться на встречных, постоянно смещая машину то вправо, то влево, чтобы не дать в меня прицелиться. Понятно, что и сам при таких маневрах я не особо точно навёл машину на переднего фрица и дал короткую очередь исключительно обозначив намерение попасть. Меня, в основном, интересовало именно расхождение. Главную роль в предстоящей сцене играли практиканты.

Потом мы с немцами просвистали буквально в нескольких метрах друг от друга, по практикантам охотники тоже не попали, потому что те энергично мотылялись из стороны в сторону на небольшой относительно нападающих скорости - не было у фрицев времени прицелиться. А потом началась погоня. Я ото всех давно и надёжно отстал, вынужденно запоздав с разворотом, а вот ученики набирали скорость и на снижении и за счёт моторов. По нашим прикидкам должны были догнать. Хоть на горизонтали, хоть на подъёме.

Целую минуту было невозможно понять, получается ли. Тем более, что я по-прежнему отставал, причем разрыв увеличивался. Её различил как один из наших принял немного вверх, а второй, наоборот, снизился относительно преследуемых. А потом, судя по переговорам по радио, ребята зажали заднего и расстреляли. Но и ведущего не стали отпускать просто так — устроили на него настоящую охоту и выгнали прямо под крупнокалиберные пулемёты МИГов.

А внизу колёсный буксир, деловит дымя копотью из чёрной трубы, тащил пузатую баржу. Навстречу ему следовал пароход с торчащим вперёд старомодным бушпритом. У низменных наносных островов виднелся невысокий корабль, напоминающий броненосец, только уменьшенный — наверное речной монитор.

На обратном пути приметил, что в порту идёт разгрузка — краном достают из трюма грозди мешков.

- Внизу наш дом, - рация донесла до меня Мусенькин голос. Всё понятно — садимся.

***

На этот раз никто не выпихивал меня с фронта — несколько дней я провёл в полку, участвуя в вылетах. Вечером нас перегнали на полевой аэродром где-то на западе. Перегнали не весь полк, а сначала отправили транспортник с несколькими техниками и их причиндалами, а потом туда перелетели и боевые самолёты. Незнакомые люди растащили машины в стороны от полосы и на совесть замаскировали их. Уже потом заправщик объехал все подряд и залил горючего.

Утром нам предстояло совершить налёт на прячущуюся где-то на Дунае плавучую батарею. Собственно, основная работа должна была достаться чайкам и ишачкам, выполнявшим функцию лёгких бомбардировщиков. Сейчас же, под вечер в прибрежных зарослях, окружавших одинокую выкошенную луговину, ждали своего часа лётчики нескольких полков, собранные здесь волей командования.

Мы сели последними и, естественно, много любопытных взоров были направлены в нашу сторону. Всеобщее внимание привлёк техник, бегом тащивший к Мусенькиному кирдыку раскладную ширмочку. Под её прикрытием она снимала противоперегрузочные штаны — последние из сделанных ещё до войны, сохранившиеся в полку.

- Артистка, что ли? - прокомментировал человек с подозрительно знакомым лицом.

- Артистка? Так пускай выступит! - тут в зарослях сейчас довольно многолюдно, немудрено что откуда-то и генерал появился. Я ведь в этой операции командую только звеном новичков, а всю картину знаю лишь в общих чертах. Генерального плана до меня никто не доводил. Вижу конечно, что здесь и сейчас собран приличный кулак.

Сразу куда-то помчался порученец, забегали замполиты и комсорги, собирая аудиторию, а Саня Батаев (замкомполка, между прочим) выпрашивает гитару у черноволосого связиста. Вот он уже пощипывает струны, проверяя настройку. Саня очень хорошо играет — это ещё один “пунктик” из-за которого в прошлый раз он увёл у меня Шурочку.

Мусенька, вылезая из резиновых штанов-полукомбинезона, всегда надевает просторные юбку и блузу самого мирного вида — чтобы тело отдышалось. А форму она с собой не возит — нет в тесной кабине для этого места. Поэтому получается некоторая… ерунда, в общем получается. Но на выполнении приказов начальства это не отражается. Да и кто в полку сделает ей замечание за ненадлежащий внешний вид? А тут вон оно как вышло.

Где-то вверху барражирует пара ишачков — нас прикрывают. Шум их моторов слышен отдалённо и ничему не мешает. Зрители — лётчики и техники лежат и сидят на короткой недавно выкошенной поляне. Разговоры стихли. Звучат аккорды аккомпанемента — ну ничего себе! Да, напел я когда-то эту песню. Но, хоть тресните меня, не знаю, есть она сейчас, или ещё нет. Однако, же звучат слова:

Иди, любимый мой, родной!

Суровый день принес разлуку…

Враг бешеный на нас пошел войной,

Жестокий враг на наше счастье поднял руку.

Иди, любимый мой, иди, родной!

Голос у Мусеньки очень чистый, хотя и не сильный. Поэтому в нём отчётливо звучит напряжение. И это напряжение охватывает всех — сейчас и здесь людям близка каждая фраза.

Отзвучала песня… - и тишина. Даже меня проняло до слёз — что уж говорить о других, о тех, кто слышит это впервые! Только генерал не растерялся:

- Спасибо, вам, товарищ артистка. Не назовёте нам своего имени?

- Капитан Томусяк. Позывной “Мусенька”.

Оживление в зале — настроение сразу изменилось. Молодым парням лишь бы позубоскалить. Или это так проявляется отходняк от полученного впечатления? Загудела аудитория.

- А правда, товарищ капитан, что у вас ордена на гимнастёрке не помещаются?

- Спина пока не занята, - судьба моя за словом в карман не лезет.

- Говорят, жених ваш в тылу.

- Он вас сейчас внимательно слушает. Или мы нынче в тылу?

- Не хами, Карапет! Шурик пополнение готовит и в бой его вывозит. Кстати, покажись честному люду, - это уже ко мне обращаются.

Встал, раскланялся. А тут нас погнали сперва кормиться, а потом спать. Ели не как обычно летчики - за столами, культурно и с обслуживанием, а черпали ложками из котелков рис, перемешанный с тушёнкой. Вкус, конечно, не аристократический, но нажористо. Условия полевые, спартанские. Аэродром временный, возможно всего лишь для одного раза и оборудованный… да того “оборудования” только выкошенная луговина и бензовозы подогнали с полевой кухней на прицепе.

Спали на сене, накрывшись чем попало — даже шинели были редкостью. Мусенька, ничего не стесняясь, закатилась ко мне под бочок — пофиг, что кругом валяются другие мужики. Мы не пыхтели и не сопели — разговаривали. Не о глупостях всяких - я рассказывал о наших заводских проблемах, а она — о тактических новинках противника. По-моему, окружающие нас внимательно слушали, пока подошедший дежурный не пообещал пожаловаться на шептунов товарищу генералу.

***

Подняли нашу группу в воздух последней. Сначала “на работу” отправились ишаки и чайки, нагруженные бомбами и реактивными снарядами. Следом улетели МИГи, а там и нас навели на группу хейнкелей сто двеннадцатых. Откуда-то со стороны Ясс подошли.

Как на мой взгляд — эти самолёты энергичней и увёртливей мессеров. Однако, пилотируют их румынские лётчики, не обладающие боевым опытом немцев. Тем не менее, дрались они стойко и действовали напористо. Выслали против нашей десятки четвёрку, а основная группа нацелилась на штурмующую что-то в плавнях группу. Своих новичков я, повинуясь Мусенькиному приказу, повёл на ближнее прикрытие — нам пришлось отгонять проскочившие окольными путями пары трассирующими очередями из пулемётов перед носом у проныр.

Кого-то из румын зацепили, но не до смерти — он ушел с лёгким дымком. Мы же натурально отбивались, охраняя внешнюю сторону круга. Сверху на нас никто не навалился, хотя мы этого постоянно опасались и вынуждены были рассеивать внимание, озираясь через каждые полминуты.

Вообще, сколько охватывал глаз, ни разу не приметил ни одной сбитой машины. Но финал, вернее, его начало, мне откровенно понравился. Или понравилось, если говорить про начало. Появились три Су-2 и куда-то сбросили крупные бомбы. Видимо, этот аккорд завершил дело, начатое мелочью, потому что в русле реки, словно ниоткуда, появились два наших монитора. А ещё глаз уловил, что дальше вниз по течению колёсный буксир, деловито дымя копотью из чёрной трубы, тащит пузатую баржу.