Сергей Уксус - Путь к жизни
Увы, чем дольше живёт государство, тем сильнее его власть обрастает всякого рода прилипалами, начинающими вместо правителей решать, что важно, а что – нет. Причём – с непременной пользой для собственного кармана. И как ни крутись, всё в этом отношении становится только хуже, любые изменения работают только какое‑то – весьма недолгое – время после введения. Потом превращаются в очередную бесполезную традицию. Вроде этой.
Некоторое время помолчав, Его Величество опять повернул голову к спутнику:
– Скажите, брат наш, а вы уже определились с гостями на свадьбе?
– Вы о моей свадьбе, государь? – без задержки отозвался главнокомандующий и, увидев подтверждающий кивок, начал рассказывать: – Ну, во‑первых, я очень надеюсь на ваше присутствие, Ваше Величество, а во‑вторых, уже отправил некоторым приглашение. Тем, кому предстоит дольше всего добираться. На север.
– На север, – задумчиво повторил король. – На севере у нас вольные баронства, не так ли?
– Да, Ваше Величество. Некоторые из тех, с кем я когда‑то служил, осели в тех краях. А иные добрались даже до долин.
– Вот как?! Не знал, не знал… Будет любопытно взглянуть на них. Вот только… м‑м‑м…
– Ваше Величество?
– Мы слышали, что места там беспокойные. Вы уверены, что ваш посланец сможет передать приглашения?
– Не беспокойтесь, Ваше Величество, – усмехнулся Рисхан, – его хорошо охраняют.
Остаток прогулки прошёл в молчании. Главнокомандующий без всякого стеснения рассматривал дам, Кирхан Четвёртый же, машинально кивая и улыбаясь приветствующим его подданным, думал, правильно ли он понял намёк брата…
* * *
– Как ваше самочувствие, Наставник? – настоятель поднялся со скамьи, приветствуя возвращающегося с обхода Тервиза.
– Превосходно, волей Милостивого, брат, превосходно! – весело отозвался старик. – А вы, я гляжу, на солнышке решили погреться?
– Скорее, нос погреть, – улыбнулся жрец. – Зад – сами понимаете.
– Ну, у него судьба такая, брат Зорнис. Из хорошего ему мало что достаётся, зато за шалости остальных частей тела… – Злоглазый коротко хохотнул. – Может, присядем, брат, если вы ещё не замёрзли?
– Да не замёрз, хвала Милостивому, – подождав, когда усядется некромант, настоятель, демонстративно кряхтя, опустился на нагретое место. – Хорошо на улице. Не знал бы календаря, подумал бы, что весна началась.
– Да уж, – согласился старик, – тёплая в этом году зима выдалась, – и тут же, без всякого перехода, спросил: – Так что вы с тем мальчиком решили?
– С которым? – попытался было изобразить непонимание Зорнис, однако встретив насмешливый взгляд учителя, вздохнул: – Извините, Наставник. Вы же знаете…
– Знаю, юноша, знаю, – покивал старик. – Но ведь не вы начали этот разговор, а я задал вопрос. Значит?…
Отвернувшись к кладбищу, настоятель некоторое время молчал. Некромант его не торопил, но и отступать явно не собирался – в конце концов, планы иерархов Храма, среди которых было несколько учеников Злоглазого, касались и его тоже.
Минут через пять Зорнис вздохнул:
– Наставник, а может, вы выскажете свои догадки, а я… м‑м‑м… э‑э‑э…
– Хорошо, – согласился Тервиз. – Если вам это кажется более удобным… Итак. Светлые обо мне знают. Наверняка. За столько времени, даже не будь у них наблюдателя при храме…
– Наблюдателя? – перебил настоятель. – Вы знаете, кто это?
– Знаю, юноша. Но его не имеет смысла трогать. Даже если сюда прибудет лич.
– Но, учитель…
– У него нет магических способностей, брат, – усмехнулся старик. – И амулета, позволяющего видеть ауру, тоже уже нет.
– Уже? – приподнял бровь настоятель. В его голосе прозвучало лёгкое недоверие.
Злоглазый усмехнулся:
– Деревяшка, которую он таскает с собой, теперь показывает то, что нужно мне! Конечно, повозиться пришлось… Гм, лет пять возился, да. Разные варианты пробовал. Однако же… Н‑да… Главная трудность состояла не в том, чтобы сделать его – я про амулет – неправильно работающим, а чтобы меня он показывал правильно. А теперь его опять переделывать придётся… Хм… В прин‑ци‑пе… ес‑ли…
– Отец настоятель, отец Наставник! – послушник, выскочивший из небольшой двери, уважительно поклонился и протянул сидящим две большие глиняные кружки, исходящие паром, и маленькую склянку: – Отец Наставник, отец повар… – при этом слове Зорнис хрюкнул и отвернулся, скрывая улыбку, – отец повар приказал напомнить вам о лекарстве!
– А разлить эту гадость где‑нибудь по дороге ты не мог?!
– Да я бы с удовольствием, отец Наставник! – стукнул себя в грудь кулаком юнец. – Только…
– Учитель, ну чему вы молодёжь учите! – деланно возмутился настоятель, поворачиваясь. – А ты брысь отсюда!
Поглядев вслед послушнику, Зорнис покачал головой и вздохнул:
– Эх, молодость! Я в его время…
– Был точно таким же, – хмыкнул Тервиз. – А иногда и похуже. Этот, по крайней мере, мне мелких пакостей не делает, в отличие от тебя.
– Э‑э‑э…
– А то я не знал, кто мои тапочки вечно в какой‑нибудь угол засовывает и склянки в лаборатории переставляет!
Поглядев на смеющегося учителя, настоятель вздохнул ещё раз и приложился к кружке. Ответить на обвинение было нечем.
Осушив одним глотком склянку, некромант скривился: совсем не горькое зелье имело устойчивый неприятный привкус. Очень устойчивый. И ни отваром, ни вином смыть его было невозможно. Ругнувшись несколько раз и всё же отхлебнув горячей жидкости, Злоглазый вернулся к разговору:
– На чём я… А! Так что, брат Зорнис, по поводу соглядатая вы не беспокойтесь. Иллюзию живого я на лича наложу, а аура будет выглядеть не тёмной, а тёмно‑серой. Н‑да… И не слишком сильной. Так что останется только придумать, кто он есть и откуда взялся. И зачем. Главное, чтобы он приехал.
– Но всё же, Наставник, кто этот шпион?
– Кто… Брат Люрех, конечно же!
– Лю… Кх… кх… – настоятель поперхнулся отваром и закашлялся.
– Ну вот, юноша. Разволновались, – Злоглазый от всей души приложил начальника между лопаток. – И чего беспокоиться? Занимается человек своим делом – и пусть занимается. Собирает своим клювиком всякий мусор – и пусть собирает. А то, что на сторону его выбрасывает, так и пусть. Главное, что ничего опасного не видит. И не увидит. А если вдруг всё же увидит, всё равно никому рассказать не сможет. Потому как немолодой он уже, восьмой десяток разменял, вот сердечко у него и не выдержит. Слабенькое у него сердечко. Старенькое. Побаливает.
– Но…
– Другого пришлют, брат Зорнис. Просто пришлют другого. Если, конечно, не заподозрят, что этот не просто так умер. Но не заподозрят. Я Люреху давно уже сердечко это самое подлечиваю. Пошаливает оно у него из‑за снов, – довольно улыбнувшись, Тервиз закрыл глаза и подставил лицо солнцу. – Плохих снов. Страшных. В которых нежить его по храму гоняет.
Представив, что мог навеять шпиону Злоглазый, настоятель поёжился и тут же услышал сочувственный голос некроманта:
– Замёрзли, юноша? Ну, пойдёмте внутрь. А про мальчика потом договорим…
* * *
– Жаль, что ты погоду предсказывать не умеешь, – буркнул орк, вползая в заваленную снегом палатку. – Знать бы, когда это дерьмо закончится, всё легче ждать было бы. А то прямо как в родной степи.
– А что в родной степи? – Лиртво лениво приоткрыл один глаз. – У вас же шаманы. Они‑то, говорят…
– Гобла с два они что говорят! – рыкнул сержант. – Если просто так… Нет, предупредить‑то предупредят, чтобы кто сдуру никуда не попёрся, – Шурраг аккуратно стянул облепленный снегом плащ, осторожно встряхнул и отложил в сторону, – а вот когда закончится… Хочешь знать – готовь подарок. И не пустяк какой‑нибудь, а овцу, например. Или козу. Или…
Что‑то тяжёлое шлёпнулось на крышу палатки, прервав монолог наёмника. Тот, сбившись с мысли, помолчал немного и полез на своё место, стараясь не зацепить небольшой светящийся шарик, висящий в воздухе. Некоторое время Мясник следил за ним, а потом неожиданно спросил:
– У тебя голова не болит?
– Голова?! – удивился зеленошкурый, прислушался к себе и кивнул: – Есть немного. А что?
– То‑то, я смотрю, злой ты, – хмыкнул целитель, вытащил из лежащей за головой сумки какую‑то палочку и протянул: – На, погрызи. Горько, но болеть перестанет. Только слюну глотай, а не сплёвывай.
– Я от безделья злой, – проворчал Шур, взяв палочку и поднеся её к носу.
– Угу, – кивнул маг, – часовых по такой погоде не выставили, вздрючить некого…
– И это тоже, – кивнул сержант, укладываясь на спину. – Но самое обидное – до деревни часа три оставалось. Там нас знают. И остановиться есть где. И вдовушки нестарые имеются… – он наконец‑то сунул лекарство в рот и принялся меланхолично жевать.
