Санин Евгений - Святая - святым
- Какая там душа – с душком! – отмахнулась от него соседка.
- Ой, батюшка, а какая церковь была! Самая красивая в округе! – заголосила одна из женщин, и остальные, перебивая друг дружку, принялись вспоминать:
- А как строили! Одну только известь десять лет в яме гасили! Творогом да яйцами раствор для кладки крепили. Когда власти ее, родимую, порушить решили, даже взорвать не смогли!
- Ломали-ломали, всё без толку!
- А крест, помните, как снимали? Тросом подцепили и – трактором, трактором!..
- Если б не мальчишки, что этот трос на купол подняли, наверное, до сих пор бы стоял!
- Не мальчишки, а мальчонка. Один он был!
- Как! - побледнел отец Тихон, опуская глаза. – Вы и… мальчонку того помните?
- А то! – подал голос дед Капитон. - Гришка, признавайся, твоих рук было дело? Помнится, ты всё тогда против Бога выступал!
- Нет! – решительно запротестовал Григорий Иванович. – Выступать - выступал, не отрицаю. Только чужого на меня вешать не надо. Своего хватает. На купол Андрюха полез! Он за кулёк пряников и до луны бы добрался!
- Не-е! – размахивая перед собой недоеденной куриной ножкой, запротестовал дядя Андрей. – То Юрка! Помнишь, Юрий Цезаревич, ты тогда как раз от Бога отрекся!
- И вовсе не я! – тоже возразил директор школы и, припоминая, сузил глаза: - Это Васька был!
- Точно, Вася Голубев! – согласилась сидевшая в углу старушка. - Хороший был мальчик, добрый, ласковый… Да видать, Бог, и правда, поругаем не бывает. Те, кто храм рушил, считай, и года не прожили, причем, батюшка, умерли один страшнее другого. Один под трактор угодил, другой в котел с кипящей смолой по пьянке свалился… Одному деду Капитону повезло. Он только руки, которой иконы рубил, лишился. А у Васеньки после ангины ревматизм сердца начался. Тогда ревматизм этот плохо лечили. Вот его в город увезли, да видать там он и сгинул!
- Ну, сгинул – не сгинул, то одному Богу ведомо, - глухо заметил отец Тихон и, вновь поднимая глаза, сказал: - А нам с вами теперь, земляки, что дальше с храмом делать, решать…
- Товарищи пионеры! Экстренное заседание совета дружины объявляю открытым! Слово для чрезвычайного сообщения предоставляется председателю совета отряда пятого класса Григорию Ермакову…
- Юрка-а! Это не я!
- Поступок Юрия Баранова позорным пятном ложится на всю нашу школу! Считаю, что он не достоин звания пионера и предлагаю снять с него красный галстук!
- Это Андрюха – он Гришке про крестик сказал! Гришка за это ему горсть конфет отвалил! А ты тоже хорош, не мог снять его, когда мы купаться полезли…
- Барабанщик, бей дробь! Галстук с бывшего пионера Баранова – снять!
- Да не переживай ты так… Ну, подумаешь, крестик!
- Юрий Баранов, посовещавшись, мы решили дать тебе последний шанс. Готов ли ты сейчас, при всех сорвать с себя крест и снова завязать вместо него красный галстук?
- Юрка! Ну что ты молчишь? Его ведь можно опять надеть! Или к рубашке с изнанки пришить. Ей-Богу, то есть, честное пионерское, я никому не скажу!
- Нет… Мне этот крестик мамка на шею повесила. А когда она умерла… я слово себе дал, что, если когда сниму его, то всё – навсегда! Только ты это… не говори никому! Пусть это будет нашей тайной…
3
Юрий Цезаревич так и ахнул.
«Вот тебе и попросил!..» - с досадой покосился на ослепительно синее, без единого облачка небо Стас.
Ваня с Леной уже сидели рядом и во все глаза смотрели на Макса.
Тот обвел всех троих пугающим взглядом и раздельно, нажимая на слова, чтобы лучше запомнили, сказал:
- Значит, так! Я всё знаю. С Ленки спроса нет, мала еще! А вот вы… В общем, крест должен быть у меня! Поняли?
- Да!
- А…
- Но… - в один голос, соглашаясь, сомневаясь и споря, ответили друзья: - Как?
- Это уже мои проблемы! - отрезал Макс. – От вас требуется только одно - чтобы я знал о каждом шаге отца Тихона.
- И всё? Хорошо! – охотно согласился Стас, незаметно подмигивая недоуменно взглянувшему на него Ване.
- Сегодня, так уж и быть, отдыхайте, мне все равно некогда! – разрешил Макс. – А с завтрашнего дня, чтоб было всё, как я сказал!
- С завтрашнего не получится! – отрицательно покачал головой Стас.
- Это еще почему?
- Потому что отец Тихон сегодня уезжает!
- Вот те раз! – нахмурился Макс. – Как уезжает? Куда?
- К себе в монастырь!
- Откуда знаешь?
- Сам слышал! Отец ему уже и санавиацию вызвал!
- Он что – даже улетает?!
- Нет, санавиация - это обычная «скорая помощь» на дальние расстояния! – тоном сына врача пояснил Стас.
- И… где же он сейчас?
- На поминках!
- Тогда, так! – решил Макс, не на шутку озадаченный новостью. – Ты, городской, быстро туда. Одна нога там, а другая, как только он начнет уходить – здесь. Понял? Вы оба, - повернулся он к Ване с Леной, - бегом в медпункт, куда он может заехать за вещами. А я вас здесь буду ждать!
Макс сбросил с себя футболку и джинсы и вразвалочку засеменил к играющим в волейбол. Что оставалось друзьям? Переглянувшись, они наскоро оделись и отправились выполнять его поручение.
- Вот те раз! – проворчал Стас, пиная в сердцах камешек, лежавший на пути. – Играли, загорали, никому ничего плохого не делали…
- Вот те два! - поправила Лена и, перехватив недоуменный взгляд Стаса, пояснила: - Раз уже у Макса было!
Всю остальную дорогу они прошагали молча.
После медпункта Стас и вовсе остался один.
Стараясь не наступать из какого-то суеверного страха на еловые ветки, он прошел к старенькому дому бабы Поли, поднялся на скрипучее крыльцо и взялся за ручку двери.
В лицо ему ударило душным воздухом многолюдного помещения и шумом. Спор между отцом Тихоном и Юрием Цезаревичем будто и не прекращался. Он был в самом разгаре и, как сразу понял Стас, явно не в пользу директора школы.
- Я вас от имени русского народа спрашиваю – зачем тратить средства на восстановление храмов, когда людям нечего есть? – потрясая большим куском пирога с мясом-капустой, громко вопрошал он. – Когда молодым семьям катастрофически не хватает жилья? Когда вообще жить не на что?
- А я вам, как историк историку, отвечаю, - спокойно говорил отец Тихон. – И, в свою очередь, задаю вопрос: что в первую очередь строили, скажем, Александр Невский и Димитрий Донской после своих великих побед? Храм! А ведь тогда были разруха и голод, какие нам сегодня и не снились! Или наши предки были глупей нас? Нет! Почитайте любое произведение древнерусской литературы и сравните с лучшими современными книгами. Уверяю вас, сравнение будет далеко не в пользу последних! Взгляните в музее на ручку княжеского посоха, узоры которого уже не доступны для понимания современному человеку, настолько далек он стал от гармонии! Да просто осмотрите посуду – насколько она искусней самых дорогих вещей в модных магазинах! То, что мы зовем прогрессом, в духовном плане давно уже идет, как регресс! - Отец Тихон оглядел согласно кивавших ему людей - они и рта не позволяли открыть пытавшемуся возражать Юрию Цезаревичу - и подытожил: - Нет, земляки, наши предки были куда умнее, я бы сказал, мудрее нас. И досталось им куда больше бед, чем нам! И, тем не менее, они всегда, в первую очередь, как бы трудно ни было, помнили о подателе всех благ, земных и небесных – о Боге. И Он сам спасал их от голодной смерти, помогал выжженной дотла Руси, словно какое-то чудо, каждый раз восставать из руин, делаясь еще сильнее и краше!
- Так давайте и мы восстановим наш храм, поднимем его, как верно заметил товарищ отец Тихон, из руин! – предложил Григорий Иванович, и почти все сидевшие за столом дружно поддержали его:
- А что? И поднимем!
- И восстановим!
- Краше прежнего будет!
- А что «мэр» наш молчит?
- Я что? Я – как народ! – развел руками глава местной администрации. - Денег, правда, не обещаю, но людьми, техникой и материалами – помогу!
Юрий Цезаревич так и ахнул:
- Вот те раз! – (Три! – хмыкнул про себя Стас). – Школе, сколько я ни просил, нет ничего, а на храм, стало быть, есть?! – тут он заметил вошедшего отца Стаса, который в дверях подавал знаки отцу Тихону, что машина уже ждет, и, обрадовавшись, стал просить: - Сергей Сергеевич! Вот вы ученый человек, вас уже знают и уважают здесь, хоть вы помогите объяснить им, что религия – это опиум для народа, дурман, мракобесие!
Но отец Стаса неожиданно не стал поддерживать директора школы.
- Не знаю, - пожал он плечами. - Лично я сам не верю, но и другим не мешаю!
- А я мешал, мешаю и буду мешать! – с пьяным упрямством заявил Юрий Цезаревич.
