Андрей Величко - Юрьев день
- Спасибо, Петр Маркелович, - кивнул я. После чего без суеты убрал чертежи в верхний ящик стола, а на его поверхности начал раскладывать тома про геологию и географические карты. Все правильно, я же в поте
лица пытаюсь пробудить интуицию для возможности осуществления предвидения! Вот, значит, чтоб невзначай не спалиться, я и организовал в башне наблюдательный пост. Но что, интересно, понадобилось Николаю? Ведь отец предупредил его, что меня беспокоить нельзя. Я, кстати, уже думал над тем, под каким бы предлогом отменить этот запрет именно для брата, ибо ни к чему было от него отдаляться. А кроме того, я с удивлением заметил, что без Ники мне не только скучно, но иногда бывает даже тоскливо. Это что же, сам не заметил, как привязался к нему?
Только зайдя в кабинет, Николай заявил, что ежели я занят, то он немедленно и без всяких обид уйдет.
- Да ладно тебе! - махнул рукой я. - Это же в основном было придумано для маман и Победоносцева, а ты попал под запрет чисто за компанию. Не бойся, не помешаешь, тем более что я и так собирался устроить небольшой перерыв. В общем, рассказывай.
Оказалось, что император поручил брату изучить некий проект Победоносцева (тьфу, опять он, да что же за напасть такая!) и доложить свое мнение. Обычно подобные поручения давались нам обоим, но сейчас я был якобы занят, и отдуваться пришлось одному Николаю.
- Понимаешь, там вроде все правильно написано, - объяснил брат, - но все-таки мне кажется, что во всем этом есть что-то нехорошее. А что именно, понять не могу.
- Угу, давай бумаги сюда, почитаю, и начнем соображать вместе.
Итак, проект называется «Соображения о реформе гимназического
образования». Мда, мысли отчасти здравые, но где-то я такое уже явно
читал. Ба, да это же будущий знаменитый «циркуляр о кухаркиных детях»! Я быстро пролистал несколько страниц - точно, он самый. Ситуация прояснилась, и теперь следовало подумать, как обратить ее к своей пользе.
В прошлой жизни мне иногда приходилось по просьбе начальства рецензировать предложения с заводов-смежников. И что, например, делать, если очередное предложение имеет ярко выраженный даже не просто узковедомственный, а совершенно шкурный характер? Написать правду - мол, проект вредительский, а его авторы считают нас дебилами? Можно, но только надо иметь в виду, что после этого ранее нейтральные смежники станут врагами. Кроме того, для начальника это будет недвусмысленный намек, что я и его тоже не отношу к гигантам мысли, раз уж он сам не заметил явной подставы. Поэтому более разумным был несколько иной алгоритм действий.
Первым делом следовало написать, что предложение очень своевременное и вообще мы его ждали с нетерпением аки манну небесную. А потом добавить - мол, очень хорошее дело может стать просто замечательным, если в него добавить несколько несущественных пунктов. Эти самые пункты должны в идеале вывернуть смысл предложения наизнанку, но внешне они обязаны выглядеть именно как непринципиальные дополнения. Согласен, это уже высший пилотаж, но пару раз мне такое удавалось. Значит, надо попытаться повторить результат уже здесь. Итак, начнем.
- Мысли Константин Петрович высказывает вполне здравые, но до логического конца он их не доводит, в чем, по-моему, и есть главный недостаток этого документа. Действительно, среди гимназистов и студентов университетов весьма распространены революционные настроения, с этим трудно спорить. И вполне логичным выглядит предложение ограничить приток туда людей из низших классов, оставив в качестве исключения только явных гениев. Но это только одна сторона проблемы. Со второй мы с тобой прекрасно знакомы, и она заключается в том, что приличного инженера, а уж тем более ученого днем с огнем не сыщешь. Которые есть, те давно заняты. И что теперь, перекрыть дорогу всем просто способным, оставив одних гениев? Штуки три на всю Россию, это товар редкий.
- Вот-вот, - обрадовался Николай, однако тут же сник. - Но ведь нельзя же написать, что Победоносцев предлагает глупость? Тем более что документ-то довольно разумный.
- Разумеется, нет! Надо просто дополнить, что Константин Петрович зря обошел вниманием реальные училища. Их число необходимо увеличить, а программу обучения расширить, чтобы выпускники могли при желании продолжать учебу не только в технических и торговых высших учебных заведениях, но и на физико-математических и медицинских факультетах университетов. А вот на всякие там филологические, философские и юридические простым людям ломиться действительно ни к чему. Пусть там дворянские и купеческие дети за деньги учатся. Вот в таком виде проект обретет красоту, законченность и принесет пользу нашей стране. Сможешь все это сам написать? А то у меня вон тут дел сколько!
Я потыкал пальцем в первую же попавшуюся карту и с удивлением обнаружил, что на ней, оказывается, изображен Амстердам. Да уж, к подбору декораций надо относиться внимательней, подумал я, провожая брата.
Глава 22
Мне казалось, что в ближайшие год-полтора отцу не угрожает серьезной опасности погибнуть от рук революционеров. Во-первых, конечно, потому, что он не погиб в другой истории, но это было не главное, у нас уже давно многое шло не так. Главное же состояло в том, что время грядущей смерти кронпринца Фридриха знал один я. Остальные не были даже уверены в неизлечимости его болезни. Как эти две вещи - опасность теракта и болезнь немецкого наследника престола - связаны? Да почти напрямую. Дело в том, что, насколько я помнил, «Народная воля» и прочие ей подобные получали ощутимое финансирование из-за границы. Англия и Франция готовы были пойти на многое, дабы не допустить возможности русско-германского союза, пусть даже и не наступательного. Но, пока жив Фридрих и его болезнь не общеизвестна, зато он даже не скрывает своего англофильства, основные усилия прилагались к Германии. Если бы англы и франки знали про него то, что знаю я, они скорее всего усилили бы финансирование всяких революционеров. И только если бы это не помогло, дали бы России кредит на тех условиях, что я в свое время озвучил отцу. Ну или почти на тех. Сейчас же они предпочитали вкладывать средства в поддержку русофобских настроений среди немцев.
Правда, из общей картины несколько выпадал брат будущего вождя пролетариата Александр Ульянов. Этот, насколько я помнил, готовил покушение на Александра Третьего за свой счет, то есть продал золотую медаль, с коей окончил гимназию. На вырученные он деньги заказал
изготовление взрывчатки, причем своим же товарищам по борьбе - народовольцам, только из соседней фракции. Внутри этой самой «воли», оказывается, вовсю действовали рыночные отношения.
У меня сразу родилась идея тоже заказать им что-нибудь химически нестойкое. Мало ли, вдруг и нам котлован захочется вырыть или взорвать какое-нибудь старое здание, дабы на его месте возвести новое. А что? Берут ребята недорого, средства же надо экономить. Кроме того, изготовление взрывчатки в кустарных условиях опасно и может привести к непредвиденному бабаху, что тоже будет замечательно. Народовольцы сами сократят свое поголовье, без всякого в то государственного вмешательства. И вообще не помешает узнать, нельзя ли просто заказывать их друг другу - тут и немного переплатить не жалко.
В общем, я поставил перед Зубатовым задачу обдумать вышеизложенное, а Рогачеву велел присмотреться к студенту физико-математического факультета столичного университета Александру Ульянову. Мол, до меня дошли сведения, что он замышляет нечто нехорошее. Неплохо бы узнать, что именно и в какой компании.
Сразу после беседы с Рогачевым младший секретарь сообщил мне, что на прием просится Герц. У меня даже мелькнула мысль «ну неужели?», и я велел назначить ему на шестнадцать часов сегодняшнего дня.
Генрих довольно быстро соорудил свой прототип передатчика, назвав его «вибратором», но вот с увеличением дальности оного изделия у него пока не получалось. Господин Герц безуспешно занимался со своим вибратором тем, чем принято заниматься с подобным девайсом в двадцать первом веке. И, что огорчительно, примерно с тем же самым результатом, получая от трудов всего лишь удовлетворение. Дело было в никуда не годной конструкции приемника.
К сожалению, Герц пришел не доложить мне о хоть каком-нибудь успехе, а сообщить, что он получил письмо из Германии, в котором один инженер спрашивает, нельзя ли ему как-нибудь ознакомиться с достижениями наших высочеств в изготовлении летательных аппаратов тяжелее воздуха. Я был даже в какой-то мере растроган - надо же, человек разрешение просит, а не пытается шпионить - и спросил фамилию интересующегося.
- Его зовут Отто Лилиенталь.
- Ладно, пусть едет, покажем. А с вами я хотел поделиться недавно пришедшими мне в голову мыслями. Ведь в вашем приемнике электрических сигналов циркулирует переменный ток, и для его индикации используется проскакивающая между близко сведенными шариками искра. Однако для ее возникновения нужно высокое напряжение - уж всяко не меньше пятисот вольт. Нельзя ли использовать какой-нибудь другой индикатор, которому хватит единиц, а то и десятых долей вольта?
