Сердце даэдра (СИ) - Аманда Франкон
— Здесь снадобья исцеления, — больше пояснений не требовалось.
Правитель, одолеваемый сомнениями, переводил взгляд с колдуньи на зелья и обратно. Алисия тем временем заметила, что из кустов в нее целится стрелой солдат. И медлит, понимая, что если сейчас он нападет, то центурионы в тот же миг атакуют город.
Тем временем советник ярла, выбежав из хижины лекаря, приблизился к своему господину и, опасливо покосившись на Алисию, зашептал ему на ухо новости.
«Погибших нет», — сумела различить Алисия по губам, остальная информация ее не интересовала.
Ярл скрестил руки на груди, кивнул и снова взглянул на колдунью, на этот раз с уважением.
— Дела магов нас не касаются. Однако после того, как совершишь все, что задумала, покинь город и не возвращайся.
Алисия кивнула и протянула ярлу раскрытую ладонь, которую он, помедлив лишь мгновение, все же пожал.
Центурионы остались у моста, перед ними городская стража выстроилась в ряд, чтобы не пускать любопытствующих и детей к башне. Алисия же вернулась в зал, где невыносимая вонь от последствий битвы сочеталась с тошнотворным видом разодранного в клочья тела Онмунда.
Вопреки ожиданиям, Алисия вовсе не испытывала удовлетворения, глядя на искореженный труп. Ее боль только усилилась, стоило лишь снова увидеть тело Эштона, который никогда больше не улыбнется и не отпустит в ее сторону ни одной колкой шутки. Эштона, которого, вопреки законам этого мира, больше нет. Впрочем…
Вспомнив условия договора с дреморой, Алисия сделала пару шагов туда-обратно по залу и в сомнениях закусила губу. Сердце, насколько она могла судить, не повреждено, а значит, она могла бы попытаться восстановить дремору в кузнице атронахов. Однако эта идея рождала в колдунье множество сомнений: будет ли тот, кто рожден с помощью кузницы, Эштоном, или он станет совершенно иным существом без памяти, с другим характером? Сработают ли чары кузницы вообще? И наконец, стоит ли выполнять свое обещание? Что сделает Эштон, получив свое тело в Нирне?
Изнывая от сомнений, Алисия снова опустилась на пол рядом с телом и всмотрелась в спокойное лицо, которое нисколько не изменилось с момента ее ухода.
«Знал ли он, когда меня спасал, чего ему будет стоить мое спасение? Даже если нет, он мог бы просто дождаться моей смерти — уж наверняка сопротивляться обязанности меня защищать, которую накладывают на него чары подчинения, он мог хотя бы несколько мгновений. Но он этого не сделал. А мог бы, предав меня, заручиться поддержкой других магов: кто-нибудь из выживших ради наживы или восстановления коллегии мог бы пойти с ним на сделку, раз уж я не соглашалась. Но он не предал. И помогал мне во владениях Хермеуса Моры, хотя мог бы просить принца даэдра о покровительстве и избавлении. И он не позволил мне убить Жака, хотя уж в этом-то случае мог остаться в стороне. Но его что, правда волновало мое душевное состояние?»
Словно в ответ на ее мысли за спиной послышались шаркающие шаги.
— Алис, — голос Жака, обессиленный и хриплый, вызвал в душе колдуньи волну ярости, которая, однако, быстро схлынула.
«Если смерь Онмунда не принесла мне облегчения, то уж смерть этого солдафона точно не утешит», — решила она, но оборачиваться не стала.
— Уходи, — бросила магесса тому, на кого не хотела даже смотреть. — В городе тебе помогут.
— Я ошибался на его счет, прости, — слова прозвучали глухо, будто из-под толщи земли.
«Какая теперь разница?!» — хотела крикнуть Алисия, но только сжала губы и слушала, как удалялись тяжелые шаги.
Колдунья сидела неподвижно до тех пор, пока ее снова не окутала сплошная тишина. Еще несколько минут — а может, и часов — ей понадобилось, чтобы окончательно решиться, и, когда первые солнечные лучи показались над ледником, она поднялась и позвала двух относительно целых пауков. С их помощью она спустила Эштона в кузницу.
Глава 14
В подземельях почти ничто не намекало на учиненный снаружи погром. Кое-где с потолка осыпались мелкие камни, в остальном же здесь ничего не изменилось со времени последнего прихода Алисии. Кажется, никто, кроме нее, не питал к этому месту никаких теплых чувств и без особой надобности сюда не заглядывал.
После того, как тело Эштона было доставлено в зал с кузницей, у одного из пауков с громким треском отвалилась лапа. Алисию разозлил грохот: ей казалось, что нынешний момент должен быть особенным, что необходима по крайней мере тишина. Она деактивировала сломанное устройство, чтобы оно не нарушало торжественность момента скрежетом обломка, и подошла к дреморе. При взгляде на его лицо все еще могло показаться, что он жив, но стоило колдунье начать стаскивать с его тела нагрудный панцирь, как она окончательно убедилась в его бесповоротной гибели: так тяжелы и податливы могли быть только сухожилия свежего покойника.
Повозившись с мудреными заклепками, Алисия отбросила нагрудник в сторону. Из него что-то выпало и шлепнулось о камень. Заинтересованная, магесса опустила взгляд и обнаружила блокнот в кожаном переплете. Она не сразу узнала его и потому медлила, прежде чем поднять. Однако, когда разглядела узор в виде дерева на обложке и прочла несколько стихов, написанных ею много лет назад, тихо выругалась сквозь зубы.
— Ты стащил его, чтобы не терять связь со мной. После того, как я выбросила кольцо, — сказала она, повернувшись к покойнику с мрачной усмешкой. — И именно эту книжонку Мора требовал от тебя — она не сгорела и не попала в его мрачные владения. Отдай ты ее, Херма бы не напал, но и я не смогла бы призвать тебя на помощь снова. И в итоге ты не смог бы сегодня меня спасти.
Алисия потерла висок и задумалась, былые сомнения всколыхнулись в ней с новой силой. Когда загадка постоянного появления Эштона рядом с ней наконец решилась, колдунья поняла всю глубину упорства воина из Обливиона. Но она не знала, ради какой цели он затеял столь долгую и опасную игру. Именно любопытство в конце концов и стало главным фактором, повлиявшим на ее решение.
«Что ж, посмотрим. Даже если он меня убьет… и что с того? Мне незачем больше здесь оставаться».
Вынув из ножен кинжал, Алисия подступила к телу Эштона. Его высокая, стройная и жилистая фигура в былые времена заставляла колдунью жалеть, что он дремора, но теперь никаких особенных
