Слово и Чистота: Излом - Александр Зайцев
— Простите, но я…
Договорить мне не дали.
— Я не разрешал вам открывать рот… — Он не повышал голоса, но от его интонаций буквально кровь в жилах стыла. — Я не знаю, кто вы, и знать не хочу. Меня интересует только одно, кто вас надоумил подписать конверт именно этим именем и фамилией?
Это-то тут причем? Что за бардак происходит? Нет, так дело не пойдет! Стряхнув с себя давление харизмы человека, сидящего напротив, я попытался перехватить инициативу в разговоре:
— В Вилфлеесе тысяча сто сорок человек носят фамилию Вальян и у пятерых из них имя Андрэ.
— Да-да… — Отмахнулся от моих слов грузный мужчина. — И конечно же один из них решил создать комикс и прислать его именно в моё издательство!
Он сказал «моё издательство»? То есть я разговариваю с самим Элкотом Брагвали?! Создателем и бессменным руководителем крупнейшего в стране издательства комиксов и манги «Мираж Комикс». Легендарная личность, и мне было бы чем гордиться, если бы не столь непонятный и холодный прием.
— Даже за сегодня вы не первый, кто пытается обвешать мои уши нелепыми и плохо приготовленными спагетти. — При этих словах мистера Брагвали скривило, как будто он откусил кусочек очень кислого лимона. — Итак, я жду. Кто вам это подсказал? — Его ноготь вдавил надпись на конверте, перечеркнув фамилию.
— Но моя фамилия действительно Вальян. — Очень хотелось это выкрикнуть, но сдержал себя, произнес слова спокойным тоном и достал студенческий билет, но не передал его, а оставил в руках. Этот жест, видимо, набрал какие-то очки в глазах собеседника, и он впервые за весь разговор оторвал руку от конверта, что было, судя по всему, хорошим признаком.
— И ваше имя и правда Андрэ?
— Нет. — Вынужден был признаться я.
— Любопытно. — Из его голоса ушло раздражение, впрочем, и тепла в нем по-прежнему не чувствовалось. — И как же вас зовут?
— Изао. Изао Вальян. Если нужно. — Протягиваю ему свой студенческий.
— Оставьте. — Отмахнулся он от моего предложения. — Скорее всего я ошибся, и у вас не было злого умысла. Присядьте и примите мои извинения за столь холодный прием.
Едва я сел на не очень удобный стул, как мистер Брагвали немного подался вперед и спросил:
— Если ваше имя Изао, то почему вы написали иное имя?
Объяснять ему всю цепочку, приведшею меня к такому решению, явно было не очень уместно, потому как я сам плохо понимал, почему это сделал, вот и ответил просто и не соврав:
— В честь деда.
— Еще любопытнее. — Хозяин кабинета сложил руки на животе. — Расскажите мне о нем.
Очень странные у него вопросы. Но если проигнорирую, то при его возможностях мой комикс никто и никогда не издаст, у этого человека на это точно хватит влияния.
— Увы, я его не знал, он умер за полтора года до моего рождения.
— Жаль, жаль… — в его голосе мелькнули нотки разочарования.
Еще раз бросив на меня пытливый взгляд, хозяин кабинета взял карандаш и, пододвинув к себе мой конверт, написал на нем широким размашистым почерком: «Отделу два. Ознакомиться и доложить мне лично!» Насколько я разбираюсь в деловых переговорах, то мой визит подходит к концу.
— Знавал я одного Андрэ с вашей фамилией. — Визируя написанное своей подписью, проговорил главный босс крупнейшего в стране издательства комиксов и манги. — Была у него одна любопытная привычка… Три раза в день он… А, впрочем, не важно. — Отмахнулся от каких-то одному ему ведомых воспоминаний мистер Брагвали. — С вашим творением ознакомятся наши редакторы и не позднее следующего четверга пришлют вам ответ. Более не задерживаю.
Три раза в день…
Привычка…
Неужели?!
Игнорируя явный намек на то, что мне пора на выход, наоборот, усаживаюсь на стуле поудобнее и произношу:
— Привычка деда… Он выпивал виски… Три рюмки в день.
Левый глаз глаз господина Элкота дернулся, и этот на вид упитанный, явно не спортивный мужчина резко вскочил с места и в одно мгновение навис надо мной, подобно горе.
— Что вы сказали?!
— Три рюмки «Глен Гранта» семьдесят девятого года… В день…
— Кхе… — Мистер Брагвали закашлялся, будто из него неожиданно выпустили весь воздух, и медленно опустился в кресло, не отводя от меня взгляда.
— «Глен Грант»… Об этом не знал никто, кроме меня… — Проговорил он, а затем нажал на кнопку селектора.
Тут же в дверь заглянула секретарша.
— Да, господин Брагвали?
— Кофе как обычно, и молодому человеку…
— Чай, зеленый, без сахара, не охлажденный.
— И чай, да. — Подтвердил местный начальник.
— Да, господин Брагвали! — С этими словами помощница мгновенно испарилась, тихо прикрыв за собой дверь кабинета.
— Я не знал даже, что у него были дети…
— Дочь. Мелани Вальян. — Что-то глубоко внутри подсказывает мне, этому человеку можно доверять.
— Впрочем, то, что он Андрэ и фамилия у него Вальян, я узнал только за месяц до того, как он бесследно исчез.
— У деда было другое имя?
— Псевдоним. Барнс Голховски. Судя по вашей реакции, молодой человек, вам это имя ни о чем не говорит. Эх-х-х… Быстро молодежь забывает легенды прошлых лет. Барнс… То есть Андрэ, был лучшим редактором, которого носила Земля. И я не преувеличиваю! Без его помощи моё издательство никогда бы не достигло всего того, что мы имеем сейчас. Он был гением. И опять в моих словах нет ни грамма преувеличения.
— Я не знал…
Вообще вопрос, была ли в курсе этой стороны жизни своего отца даже Мелани!
— Да, он был в некоторых вопросах очень странным и непонятным человеком. — Лицо хозяина кабинета озарила улыбка, видимо, вспомнил что-то приятное. — Эх… Если бы не болезнь Далаази… Сколько бы он мог еще успеть…
Болезнь Далаази? Мне она знакома под иным названием — болезнь Альцгеймера.
— Надеюсь, вы подскажите старику, где покоится его давний друг?
— Труюсс, это городок…
— Знаю. — Отмахнулся собеседник, будто торопя меня.
— Городское кладбище, квадрат Джи восемь, место девятнадцать.
Видимо, не доверяя своей памяти, мистер Брагвали поспешил записать услышанное. Пока он был этим занят, бесшумно появилась секретарша и поставила на столик поднос с напитками, после чего так же беззвучно испарилась.
— Любопытно… Внук Барнса и рисует комиксы. — Его ладонь легла на злополучный конверт. — Позволишь?
— Конечно! — Еще бы я отказался от такого предложения!
Вскрыв конверт, хозяин издательства достал оттуда распечатку, все сорок восемь полос, провел по ним пальцем, а затем оценил обложку.
— Вы сами рисовали? — И не дожидаясь моего ответа, продолжил: — Очень, очень хорошо. И я не о качестве исполнения, а о