Луи-Себастьен Мерсье - Картины Парижа. Том I
64. Пожары. — Пожарные насосы
Из пожаров последнего времени самыми большими были: пожар здания Счетной экспедиции 27 октября 1737 года и два пожара Отель-Дьё — 1 августа 1737 года и 30 декабря 1772 года{106}. Не удалось в точности установить число несчастных жертв, погибших в огне во время этого последнего пожара: Газет де-Франс была в то время так лжива! Но говорят, что число жертв было вряд ли меньше тысячи двухсот — тысячи пятисот.
Вспомним также о пожаре моста Понт-о-Шанж{107} 26 января 1746 года. Семь или восемь девушек-работниц в мастерской церковных облачений были заперты на ключ хозяйкой, ревниво охранявшей их целомудрие, и заживо сгорели. Окна их комнаты были снабжены железными решотками, так что девушки, не могли броситься в реку. Это было ужасное зрелище. Все слышали их крики, знали, что они гибнут, и не имели возможности помочь им.
Припомним еще пожар ярмарки Сен-Жермен в 1760 году, пожравшем лучшие во всей Европе постройки этого рода.
Припомним пожар здания Оперы в 1763 году, давший нам в итоге более красивый и удобный зрительный зал.
Вспомним, наконец, о пожаре Пале{108} 11 января 1776 года, пожаре, который, возможно, не был простой случайностью. Он напомнил собой пожар большей части зданий того же дворца, случившийся в марте 1618 года. Рассказывают, что тот пожар был делом рук сообщников убийства Генриха IV, надеявшихся сжечь канцелярию, где хранились документы по делу Равайака. Если бы не старанья секретаря, сгорели бы все дела парламента.
Всего только несколько лет, как стали применять пожарные насосы; они оказывают обществу действительную, быструю и даровую помощь. Прежде обывателя, в доме которого произошел пожар, облагали штрафом. К чему же это приводило? Обыватель старался потушить пожар собственными усилиями, не звал никого на помощь; дом скоро начинал пылать, а вслед за ним и весь квартал.
В настоящее время при первом признаке огня можно обратиться непосредственно в пожарное депо, где находятся пожарные насосы и дежурные пожарные в касках и с топорами, а поблизости стоят уже запряженные повозки с резервуарами воды. Штрафов больше не взимают и за оказываемую помощь ровно ничего не берут. Всем этим мерам предосторожности, столь желательным, мудрым и предусмотрительным, мы обязаны г-ну Сартину{109}.
Гвардейский полк, который раньше был городу только в тягость и приводил своими бесчинствами в ужас все население, нашел себе, наконец, полезное применение, получив от полковника приказ выходить из казарм при первом же известии об огне, отправляться в числе нескольких отрядов на место пожара и оказывать там необходимое содействие сообразно с характером бедствия.
Солдаты, снабженные всеми нужными для этого орудиями, работают на пожарах с замечательной быстротой и ловкостью. Со дня выхода этого приказа пожары лишь в редких случаях наносят серьезный ущерб.
Это нововведение доказывает, что есть возможность постепенно усовершенствовать одну за другой все отрасли городского управления, раз пожарное дело, столь несовершенное всего еще двадцать лет назад, вызывает теперь всеобщее восхищение и благодарность.
65. Реверберы
Вот уже шестнадцать лет, как не существуют больше простые фонари. Их заменили реверберы. В былые времена в городе было восемь тысяч фонарей; в них горели скверно всаженные сальные свечи, задувавшиеся ветром и оплывавшие. Они плохо освещали улицы, давая слабый, колеблющийся, неверный свет, пересекаемый изменчивыми, жуткими тенями. В наши дни нашли лучший и более простой способ освещать город. Огни тысячи двухсот реверберов льют теперь ровный, яркий и продолжительный свет.
Зачем же скупость вмешивается в это полезное нововведение?! В лунные ночи освещение столицы реверберами прекращается; но дело и том, что до появления луны на улицах царит непроглядная тьма, а когда луна начинает всходить над горизонтом, многоэтажные дома преграждают путь ее свету, и он становится бесполезным. То же получается и после захода луны; в это время Париж окончательно погружается в самые опаснейшие потемки.
Масло для реверберов выделывается из кишек животных; варят его на острове Лебедей.
Каждые двадцать лет домовладельцы обязаны платить довольно значительную сумму за очистку мостовых от грязи, а также и за фонари. Налог намного превышает затраты, идущие на это в течение всех двадцати лет, и является добавкой к прочим притеснениям, претерпеваемым добрым парижанином.
Грязь парижских мостовых содержит в себе частицы железа, отделяемые колесами экипажей, и приобретает от этого черный цвет; вода же, текущая из кухонь, делает ее к тому же еще и зловонной. Для иностранцев этот запах невыносим благодаря большому количеству серы и азотистых солей, содержащихся в грязи; добавим, что грязь эта, попав на платье, выедает материю.
Грязь и всевозможные нечистоты сваливают в бочки и выливают в соседние поля; горе тому, кто живет близ этих зловонных свалок! Очистка города сдается подрядчикам с торгов.
Когда выпадает снег, когда нужно его убирать, очищать канавы от ледышек и когда нечистоты становятся крепкими, как камень, так что приходится предварительно откалывать их от мостовых, работа по вывозке этих отвердевших веществ становится делом нелегким. Через какие-нибудь три дня улицы сделались бы совершенно непроходимыми, и граждане оказались бы запертыми в своих домах, если бы не полиция, удваивающая в этих случаях свою бдительность и рвение; при этом надо сказать, что некоторые улицы чистятся так хорошо, что трудно понять, почему другие пребывают в полном забросе.
66. Вывески
В настоящее время вывески прибивают на стены домов и лавок, тогда как прежде их вешали на длинных железных крюках, и, всякий раз когда дул сильный ветер, вывески вместе с крюками грозили свалиться и задавить прохожих.
В ветреные дни вывески скрипели, колотились одна о другую и производили такой жалобный, нестройный звон, о котором не имеют представления те, кто его никогда не слыхал. Кроме того, по ночам они бросали на улицу широкие тени, сводившие на-нет слабый свет фонарей.
Большинство вывесок бывало громадных размеров, с выпуклыми надписями и изображениями; обычно на них красовались какие-то великаны, на которых взирал самый низкорослый в Европе народ. На одной вывеске красовался эфес шпаги, величиною в шесть футов, сапог с бочку величиною, шпора с экипажное колесо, перчатка такого размера, что в каждом ее пальце поместилось бы по трехлетнему ребенку; чудовищные головы и руки, держащие рапиры, заполняли улицы во всю ширину.
В настоящее время город не щетинится более всеми этими грубыми отростками и являет взорам, если можно так выразиться, гладкое, вымытое, выбритое лицо. И этим разумным нововведением он обязан господину Антуану-Ремону-Жану-Гальберу-Габриэлю де-Сартину, который из начальника полиции сделался морским министром.
67. Крытые рынки
Единственное в своем роде зрелище представляет собой весной и летом, в ранние утренние часы, цветочный и фруктовый рынок. Вы изумлены, восхищены, — это самое интересное, что есть в Париже. Флора и Помона{110} протягивают здесь друг другу руки; лучшего храма они никогда не имели. Здесь осень вновь возрождает богатства весны, здесь три времени года соединяются в одно.
Самые лучшие персики растут в окрестностях Парижа; благодаря заботам, которые уделяются их выращиванию, они приобретают восхитительный вкус.
Букетик фиалок в середине зимы стоит два луидора, и находятся женщины, которые украшают ими свои платья!
Полчетверика раннего зеленого горошка продается иногда за сто экю; его покупает какой-нибудь откупщик; но по крайней мере на этот раз такие деньги получит огородник в награду за свои труды и заботы, и я предпочитаю, чтобы они попали в его руки, чем к какому-нибудь золотых дел мастеру.
Если бы запасы, доставляемые на рынки, задержались в пути хотя бы на один день, — стоимость провизии удвоилась бы, а на третий день в городе начался бы голод.
Съестные припасы вздорожали чудовищным образом; это — следствие роскоши, существующей за столом богачей: они все тащат себе, так что беднякам приходится оспаривать друг у друга всякую дрянь, а благодаря конкуренции жалкие остатки продаются почти по той же цене, по какой было продано все самое лучшее.
Теперь за обедами всюду требуется большое разнообразие блюд — разные антре{111} и антрме{112}, и не съедается и четверти того, что подается к столу. Все эти дорогие кушанья съедаются челядью. Лакей питается гораздо лучше, чем какой-нибудь мелкий буржуа. Этот не решается даже и подступиться к свежей рыбе; он вдыхает ее аромат и ограничивается этим. Лакеи же вельмож и прелатов по горло сыты самой изысканной пищей.
