Дум Андрей - Гримерка Буратино
— Н-да. А что стрельбы не слышно, сотник?
— Н-не знаю я — сотник скисал на глазах. «И пошто я такой спокойный?». Пригладил волосы. В дверь землянки постучали.
— Да, — после чертыханий разрешил сотник. Зашли ординарец Мелехова — Прохор Зыков и Митрий Коршунов.
— Григорий Пантелеевич, ты тута? Выйди-ка на-час, тут такое, в общем должон сам посмотреть, — прошептал Прохор; он топтался на пороге землянки с ошалевшими глазами и растерянным лицом.
— А вы откуда взялись? Прохор, ты ж должён в Вёшках обретаться…
— Да, а меня вот сюда занесло, с Митрием. И не спрашивай как, — еле выдавил из себя Прохор. Подъесаул, недоумевая на Прохора, вышел из землянки в три наката, глядя под ноги. Окоп как метлой подмели. «Н-да. Чисто стало. И когда успели?».
— Ты, Григорий Пантелеев, по сторонам-то глянь! Та, хоть влево, — уже смелее предложил ординарец. Мелехов посмотрел налево. Траншея змеилась и терялась в тумане. Прошёл до указанной Прохором амбразуры, посмотрел прямо, и обмер. Увидел шлюзовой канал саженей сорока; по нему шлёпает паровой катер, да под царским российским флагом, и тянет за собой две баржи, доверху заполненные рудой. «Канал, царский флаг, руда? Откеля это»? — вопросил у себя. А на противоположном берегу степь с разнотравьем до горизонта, с небольшими рощицами. «И Дикое поле».
— А где красные? — над плечом Мелехова повис сотник. Спросил и охнул. — Хока красных… заела, — после паузы произнёс. Его глаза недоуменно разглядывали то катер с баржами, то пустой берег.
— Господа офицеры, а теперя гляньте одесную, — фраза Коршунова прозвучала вежливо, но с большой иронией. Посмотрели.
— Ох! — и Мелехов прилип к биноклю, поданному Прохором. Справа, в саженях трёхстах, обретался однопролётный мост. Перед мостом, на их стороне, комдив рассмотрел двухэтажное кирпичное здание с вывеской: «Северо-восточная таможня Донского края». Рядом, аккуратно, стояли казарма, конюшня, «Караван-сарай» и хозпостройки. Солнце освещало все это великолепие… отменно. А тут ещё, под боком, Митрий Коршунов изрек:
— Опаньки, челы кары за мытню ныкают, а на шифере движуха пошла. Прикинь, командир, они волыны инсталлируют. Вау, сам-три! Ты смотри-и-и… и не по фен-Шую. А чё он в «Цейс» вылупился? Прохор с сотником хмыкнули непониманием. В отличие от простых прочих, Мелехов понял, что сказал бывший дружок. Ибо перед мостом автомобили и, правда, сдавали назад за здание таможни, а на крыше сновала обслуга к трём станковым пулемётам. И какой-то офицер в полевой русской форме с защитными погонами, с крыши, рассматривал их позицию в бинокль. «Гляделки» продолжались недолго. Офицер скомандовал, и появился шест с привязанным к его концу, белым куском ткани. Шестом помахали, офицер помахал тоже. «Типа, не стреляйте. Свои мы». И набежали гомонящие казаки сотни, с вопросами. Сотник приказал им заткнуться и посмотрел выжидательно на Мелехова. «Надо итти».
— Пойду на переговоры. Вроде там наши, — нервы подъесаула поднапряглись.
— Зачем итти, могим ехать, я одвуконь сюда заявился, Григорий Пантелеевич. Прохор указал на двух коней наверху землянки. Комдив разглядел только головы.
— Ты, что в первую попавшуюся землянку ткнулся? Прохор живо кивнул.
— Поехали. Сотник, остаёшься. Не дури, оружие казаки пущай уберут, там три пулемёта. Но и не зевайте… Ну, сам понимаешь…
— Добре, Григорий Пантелеевич. Сотник был предельно кислый. Казаки разбежались по землянкам. Прохор подвёл трёхаршинного шестилетка. — С богом.
Шагом с Прохором доехали до моста. Здание таможни бастионного типа увеличилось в объёме. «Н-да. Гастробайторы по найму ладили, или боженька давеча испёк»? — гадал комдив. Подъехали до упора к зданию и с коней сошли на непонятную землю. «Ну, покажись, честной народ» — приглашал Мелехов хозяев бастиона, разминая ноги. Им на встречу вышло четверо: молодой офицер с биноклем, двое в одинаковой чудной пятнистой форме мужчин, лет под сорок, и темнокожий мужик в зеленоватой рубашке с короткими рукавами. Более тёмные прямые брюки и коричневые туфли дополняли облик выходца из Африки. Молодой офицер козырнул:
— Майор Гаранжа, офицер по особым поручениям Генерального штаба Донского края.
— Подъесаул Мелехов, командир Первой повстанческой дивизии. Старший урядник Зыков.
— Ого, целый комдив! Рад знакомству. Пожали руки.
— А это майор Тарапунька, начальник таможни, — Гаранжа кивнул на африканца.
— Рад знакомству. Григорий Пантелеевич? У Мелехова и Прохора и рты открылись.
— Даа. Тарапунька улыбнулся всеми тридцатью двумя зубами и промолчал.
— А это наши чехословацкие союзники, — продолжил Гаранжа, — подплуковник Ян Свобода и капитан Петер Новак. Чехословаки козырнули. — Они из Новой Праги, из 1928-го года сюда пожаловали.
— Не поняли? — удивились казаки. «И их, боженька, давеча испёк»? — влез дуплет догадки комдиву.
— Я думаю, господин комдив, вам бы надо обратиться к есаулу Ястребову, он тут недалеко, в станице Каменской, казачью бригаду будет разворачивать.
— Не понял. Какая Каменская? Что за сказки сказываете? Мы ж под Вёшками пребывали.
— Вот карта, сами посмотрите. От карты у Мелехова разболелась голова.
— Разыгрываете?
— Нет, у нас такие точно карты, — вмешался Ян Свобода. — Господин майор правду говорит. Давайте пройдём к машинам — предложил. Отправились за таможню, смотреть карты чехословацких офицеров. Посмотрели.
— Н-да. Мелехову в голову ничего не являлось. Зыков истуканом застыл рядом. Таможенный начальник в это время достал какую-то коробочку и навёл её на Мелехова:
— Скажите сыр, снимаю. Щёлк. Какой сыр, комдив схватился за шашку. — Григорий Пантелеевич, я вас сфотографировал. И показал на экранчике снимок «сурового витязя» с ординарцем. Цветной снимок. Мешанина мыслей в голове.
— Прохор, ты, что нибудь понимаешь?
— В сказку мы попали. Прохор от щелчка фотокамеры проснулся.
— Хороша сказка, да небось, с войнушками… Махнул в сторону стоящих автомобилей. А нагайку так сжал, что побелели костяшки пальцев. В одном, открытом, сидели четверо в пятнистой форме и спокойно поглядывали по сторонам. Около четырёх грузовых крутилось ещё человек двадцать, с коханьем оружия.
— Нет, только собираемся воевать. Сюда идёт войско неприятеля, довольно многочисленное, но уступающего нам по оружию. Неделя по времени у нас есть, — совсем спокойно ответил майор.
— Это хорошо, что неделя, — Мелехов остыл. Развернулся, дошагал обратно до своих коней и махнул рукой. И к мосту потянулись, поспешая, казаки Громковской сотни. Любопытные и под пулемёты. Первым бегом прибежал сотник. С женой.
— Сотник тебя… — Мелехов не договорил. Ему навстречу шёл, родной брат Пётр.
— Здорово, братушка. Старшего брата заключил в объятия, и даже не удивился его появлению.
— Чуй, Гриша, а у тебя в голове не было слов — «омоложение прошло успешно»? Старший брат смотрел со спокойной ухмылкой.
— Водились, Пётр Пантелеевич. Спокойствие брата и ему передалось.
— Вот тебе и сказка. И стали подходить казаки из его дивизии. Прямо волнами они на таможню накатывали. И они стали спрашивать, как их сюда всех занесло. Мелехов, как мог, отвечал. Казаки зачесали затылки. Но большинству предстоящий недельный отдых пришёлся по нраву. Поглядывая на брата, решился ехать в Каменскую.
— Так сколько тут до Каменской будеть? — спросил у, «ишь ты», майора.
— Десять вёрст от нас будет. Езжайте, мы за этой «бригадой» присмотрим. Накормим и попадалово у них сытным получится, — таможенник улыбнулся. Мелехов хмыкнул.
— Пётр, покомандуй, я к голове нонешнему заскачу. Поспрашай тута ишо. Бывай. С ним поехали Прохор и Коршунов на коньке местных пограничников. Митрий уже изъяснялся нормально, но редко. Ехали, почти молча версты две, рассматривая окрестности. Слева была весенняя цветущая степь, а справа начались аккуратно распаханные поля в коробках лесопосадок.
— Ты глянь-ко, Митрий, как складно распахано, — Прохор не выдержал трёхминутной молчанки.
— Ага. Коршунов с игнорированием смотрящий на всё и всех, при виде ладных полей оживился. Свернули с асфальта. Глянули на пронёсшуюся по дороге пятнистую машину, спешились, и, оставив коней пастись в щедрой лесопосадке, ступили на поле. Прохор опустился на корточки и разрыл землю руками.
— Глянько, пашеничка посажана. Эх, полюшко-поле… Григорий, покусывая травинку, сорванной по ходу, молча слушая начавшийся разговор между Митрием и Прохором, пришёл к выводу, что непонятное пока можно опустить, а, если что, с земляками он тут не пропадёт. В толпе подошедших казаков он рассмотрел и своих хуторян-земляков: Христоню, Якова Подкову, братьев Шамилей, Аникушку. Даже Степана Астахова увидал. Да плюс повстанцы с других станиц и хуторов. «Это нормально». Затем все вышли к дороге.