Ольга Горовая - Дурман
- На, Танюш. Это твоя карточка, - он положил перед ней на стол кредитную карту. - Счет - общий с моим, можешь использовать спокойно. Сколько тебе необходимо.
Сел на свое место, около нее, и снова принялся курить, запивая никотин кофе. Ну, точно, как с ключами.
Таня вздохнула и уже открыла рот, чтобы спросить “зачем?”, как Виталий хмыкнул:
- Даже не пытайся,- отрезал он. Отодвинул пепельницу и взялся за свой завтрак. - Вчера все решили. Еще раз повторить? - Виталий заломил бровь, посмотрев прямо на нее.
Таня выдохнула. И молча посмотрела на него. Сидит с таким видом, будто все по боку. А смотрит напряженно, в глазах что-то мутное вертится. И красивый такой, вот не может она смотреть на него без внутренней дрожи. Ворот рубашки еще не застегнут. Не очень Виталя любит галстук, всегда в последнюю очередь надевает, а то и вовсе без него обходится, даже под классический пиджак. У Тани же дрожь по спине идет, когда на него такого смотрит. Когда первый раз “при параде” увидела, вообще оторопела. Как с картинки. Хоть на разворот журнала бери. Просто таки ощущалось в нем что-то “чисто мужское”, настоящее. Не могла этого сформулировать или объяснить. Но смотрела и чувствовала это что-то в Виталии. Мужчина. Не внешне, а внутренне именно. Такой, каким и должен мужчина быть.
Она так много мелочей о нем узнала за эти месяцы: что ему нравится в одежде, а что из еды любит; как хмурится, когда злится, а пытается этого не показать; и как, наоборот, старается улыбку спрятать за хмурым видом. Изучила, как кривляется перед зеркалом, когда бреется, причем, специально гримасничает, когда видит, что она им любуется, и смешит ее больше. И еще десятки, сотни мелочей и нюансов, западающих в душу, проходящих сквозь Таню насквозь, словно пропитывающих ее этим мужчиной. До макушки наполняющих им, одурманивая без надежды на хоть какую-то ясность разума. И видела, вроде, в своей жизни примеры, как можно помешаться на другом человеке, чего только любовь Михаила к ее матери стоит, да и ответное чувство ее к Мише. Но даже вообразить не могла, как это, самой переживать.
Вот и сейчас, смотрела на Виталю, и слова забыла. Да, что там, мысли растеряла! Не помнила уже, о чем они говорили. Просто любовалась любимым мужчиной. И ведь уже который месяц разглядывала его до мелочей, а все больше проникалась им, все глубже “падала в него”, и любила все сильней. Присмотреться бы уже и немного остыть, успокоиться, оклематься, что ли. А не выходило ничего.
Сегодня, может, судя по рубашке, Виталя и свободней стиль выберет в одежде. Серо-стальная ткань так здорово к его глазам подходит, оттеняя крапинки, про которые когда Таня упоминает, Виталя смеется. Хочется наклониться и прижаться губами в расстегнутом вороте к маленькой ямке в основании его шеи, где ключицы сходятся. И подбородок поцеловать, чтобы расслабился. Потому что видно, как из-за его напряжения в ожидании ее ответа, мышцы выступили под кожей, и желваки “заиграли” на щеках. И что ему сказать? Ведь, правда, имеет же право о ней заботиться и подарки делать. И не сказать, что содержит, она же и сама работает…
Нет, вот точно, просек он ее слабость по отношению к нему. И, ведь, использует же на полную! И упрямый. Упертый, даже. Решил что-то - все, не свернуть его в сторону. До конца давить будет.
- Давай, может, все-таки вскладчину? - неуверенно предложила она.
Казак посмотрел на нее еще секунды три с тем же напряженным выражением, а потом так улыбнулся, что у Тани вообще, все внутри сжалось, а потом задрожало. Будто те самые “бабочки в животе”.
- Если тебе так проще будет, свет мой ясный, можем и так, - наклонился и поцеловал ее в губы. - Только карточку возьми, я тебя прошу, и пользуйся. Сделай мне приятное, пожалуйста. На кого мне еще их тратить, как не на тебя? Для чего?
Вот же ж! Ну как ему хоть слово сказать, когда Виталий так на нее смотрит? У Тани все аргументы пропадали. Ведь правда же, не плохо, что он больше зарабатывает. И понятно, что ее зарплата, хорошая для среднестатистического наемного рабочего, кажется ему “каплей в море”, наверное. И живут же вместе. А Таня никогда не понимала ситуаций, когда в отношениях какие-то разграничения начинаются: тут мое, а там твое, а смешивать нечего. Было у нее такое, только, ведь, не отношения это. Теперь она хорошо знала, да и тогда - неправильность чувствовала. Ненормально такое. А вот, поди ж ты, сама из-за непонятного и ничем не обоснованного страха в какие-то глупые претензии скатывается. Вместе, так вместе. Пусть это, все-таки, и еще один шаг “на глубину” отношений. Тоже, иная степень доверия и с его, и с ее стороны. Еще плотнее и ближе. Так ведь сама же решилась, начав еще с переезда.
- Хорошо, Виталь, но только и мою зарплату тогда, на двоих.
Он еще раз улыбнулся, причем, как бы еще не пытался смех подавить, но кивнул, вроде бы, серьезно. И Таня вернулась к своей тарелке, все-таки с подозрением косясь на карточку, лежащую перед ней. Но забрала ее потом и положила в кошелек. Проверять остаток счета было даже страшно.
-Я тебя заберу, - предупредил Виталий, высадив ее у клиники.
Она не спорила, только улыбнулась и поцеловала его
Таня обернулась и помахала ему перед тем, как закрыть за собой дверь клиники. Казак понял, что улыбается. Эх, точно Зажигалочка: сама горит и ему светит. И чтобы там у него не происходило, а с Таней поговорит, обнимет, просто улыбку увидит - и уже не понимает, когда начинает улыбаться и насвистывать. Хотя, вроде, и сам никогда ипохондриком не был. Батя, тот его, вообще, все время балагуром да шутником называл. Но в последние годы Виталий как-то слишком загрузился серьезностью ситуации, а как начал все один тянуть, вообще не до веселья стало. А Таня… Не мог сказать, в чем ее секрет. Только рядом с ней все становилось проще и легче, и весь этот груз ответственности не так давил. Будто бы смысл появился во всем, что делает, которого последние годы уже и не видел, и не ощущал. Да, для Бати старался, чтоб не подвести. Да и вину, вроде, чувствовал, что Димка на зоне, а он здесь, жизнью наслаждается. А Таня словно встряхнула его, вернула вкус к этой самой жизни. Новый смысл дала.
А то зажрался Казак, было дело. Все, что хотел - добился, получил, не было для него запретов. И “перебрал”, все приелось: и девки, и еда, и алкоголь, и развлечения. Не знал, чему удивляться уже. Разве что дурь не пробовал, да и то, потому, что видел, до чего людей доводит наркота, а у него и без такого было где адреналин получать, на подхвате у Бати. И без наркоты могли в мясо смолоть. Да и Димка держал поначалу Виталю хорошо, не давал глупостями заниматься, пока молодой, и ветер в голове. Потом уже и самому мозгов хватало. А в последнее время - делал все, что должен был, ни от чего не вилял, а кайфа того - не было, все в обязанность и потому, что должен. Теперь же, последние месяцы, блин, он даже от холода и дождя кайф ловил, чего никогда не помнил, потому что рядом с Таней. Как впервые ливень и жару на вкус попробовал, и холод оценил, когда можно с ней под одеялом весь день валяться или выпить чего-то горячего. Обнять и не отпускать от себя часами. Дышать ее запахом и своим дыханием ее пальцы греть, которые все время мерзли. И не надо объяснять ничего, почему так крепко держит. Просто, холодно. А ему рядом с ней - до лихорадки жарко. Ему картошка - вкуснее той самой икры была, когда для Тани ее готовил. А ведь чуть не клялся себе, что больше никогда картошку из костра в рот не возьмет. И на те. Что в Тане такого было? Он не смог бы сказать, но потерять теперь этого не хотел ни за какие бабки или выгоды. Тонул в ней, дурел, если не рядом. От себя едва отпускал, хотелось, чтоб все время рядом… А когда она сказала, что любит… У него совсем крышу сорвало. Без всякой надежды. Понял, что не оклемается. Реально зависимым от нее стал: от запаха, от смеха, от голоса. От признаний этих. От света того, каким зажигались глаза Тани, когда смотрела на него… Никто на него так не смотрел. Никто и никогда. Знал, что и убить готов ради этого. За такое - на все на свете пошел бы.
Думал поначалу, попустит со временем, хоть как-то полегчает. А ни фига! Только больше под кожу влезала. Въедалась, словно щелочь, вытравливая из него все иное, оставляя только эту потребность в ней самой.
Три минуты, как из машины вышла, а он уже “голодный” по ней. Вернуть бы ее, и домой! Хотя… он бы просто поговорить был бы согласен. Только дел же - выше крыше. И никто кроме него это брать на себя не будет. Да и не потянет просто. И нельзя никого в эти дела пускать.
Закурил, пытаясь сигаретным дымом себя привести в адекват.
Завел машину и вывернул на дорогу. Ему сегодня к Диме надо было, адвокаты вчера весь вечер на телефонах эту встречу выбивали, потому что внезапно и незапланированно. А поговорить надо было. Закрутилась ситуация в городе, завертелось все. К нему вчера Сидоренко, один из самых крупных бизнесменов региона, на встречу набивался, вечером. И Казак поехал, следил за событиями, знал, что Сидоренко на ножах с Мартыном, нынешним смотрящим, как и они с Димой. А чего дружить с тем, кто их и подставил по всем фронтам?
