Эдуард Хруцкий - Комендантский час (сборник)
За разговором никто не заметил, как наступило утро. Стало светлеть. Постепенно прохладный ветерок вытянул из кабинета слоистые клубы дыма, и все трое почувствовали, как они устали. Но их работа только начиналась, и никто не знал, сколько продлится она, сколько листов ляжет в папку с надписью: «Дело об убийстве гр-на Ивановского Д.М.».
Звонок телефона известил о начале нового дня. Начальник снял трубку. После первых же слов невидимого собеседника он внимательно поглядел на Данилова.
– Так, – говорил он кому-то, – понятно… Во сколько?.. Понятно. Так… Спасибо. – Он положил трубку, повернулся к Данилову: – Это для тебя, Иван, из Московского управления НКВД. Королев звонил. Машина с похожим номером была в пять утра на Минском шоссе остановлена бойцами КПП, пассажиры оказали сопротивление. В общем, один убит, двое бежали. Пошли кого-нибудь из своих на место. Но главное – связи. Нам нужно отработать все связи Ивановского. Кстати, машина записана за первым автохозяйством Моссовета.
В коридоре Данилов встретил Полесова.
– Ты куда, Степа?
– За шофером, Иван Александрович. В 16-е отделение поступило заявление от некоего Червякова, что вечером у него угнали машину ГАЗ с номером МО26-06.
– Угнали вечером, а когда он заявил?
– Утром.
– Привези его ко мне.
В том, что машину у Червякова никто не угонял, Данилов ни на минуту не сомневался: если угнали вечером, то почему об этом потерпевший не заявил сразу. И, уже сидя в кабинете, Иван Александрович порадовался работе своих ребят. Пока все шло четко, без осечек, но вот что будет потом – неизвестно.
В его комнате хозяйничало утро. На подоконнике сидел воробей и, наклонив голову, смотрел на Данилова круглым глазом, словно спрашивал: ну как, что нового, уважаемый Иван Александрович?
– Ничего нового, брат, – сказал Данилов воробью, – ничем тебя порадовать пока не могу. Ты залетай через месячишко…
Зазвонил телефон и спугнул птицу.
– Иван Александрович, – сообщали из НТО, – все точно, стреляли один раз из «ТТ» и еще три пули – из нагана, причем, судя по рисунку нарезов, две выпущены из одного и того же оружия.
– Следовательно, один из нападавших убил лейтенанта, а другой его родителей?
– Именно так. Теперь о дактилоскопии. Отпечатков очень много, но на шкатулке и шкафу идентичные отпечатки, проверяли по нашей картотеке.
– Вот что, вы бы их отправили для идентификации в наркомат. Чем черт не шутит, а вдруг там найдутся похожие пальчики.
– Хорошо, сделаем.
Данилов положил трубку, достал из стола блокнот и задумался: «Что же мы имеем, уважаемый Иван Александрович? Пока ничего конкретного. Нужно, видимо, начать с допроса Аллы Нестеровой. Тем более что она ждет в соседней комнате».
Девушка вошла робко и осталась стоять у дверей. Данилов жестом пригласил ее сесть к столу. Некоторое время помолчали. Иван Александрович исподлобья внимательно разглядывал ее. Даже горе и усталость не стерли красок с лица девушки. Розовощекая, с большими синими глазами, черными волосами, она, безусловно, была очень хороша собой. Теперь Данилов понял, почему лейтенант Ивановский просил отпуск. Конечно, не из-за родителей, разве в этом возрасте вспоминают о них. Впрочем, вспоминают и думают, конечно, но лишь появится такая девушка – и все. Как это здорово, наверное, гулять с ней по Москве, держать за руку, думать о ней в вагоне поезда.
– Вы очень устали? – задал первый вопрос Иван Александрович.
– Да. – Алла ответила тихо, одними губами.
– Я вас попрошу, подержитесь еще немного, ваши показания для следствия крайне важны. Ведь вы тоже, вероятно, хотите, чтобы мы поскорее нашли преступников.
– Конечно.
– Вы, наверное, голодны? Впрочем, что я спрашиваю, мы же оба ничего не ели. – Данилов взглянул на часы. – Врачи нам этого не простят. Подождите, я сейчас.
Иван Александрович зашел в соседнюю комнату. За столом покойного Шарапова сидел Сережа Белов. Увидев начальника отделения, он встал из-за стола, аккуратно оправил гимнастерку.
– Слушаю, товарищ начальник.
– Вот что, Сережа, попроси, чтобы мне принесли два стакана чаю, и расстарайся, сообрази чего-нибудь поесть.
– Я уже договорился, в столовой дадут в счет пайка.
– Молодец, только побыстрее, пожалуйста.
Сережа расстарался: чай был ароматный и крепкий.
Первая утренняя заварка, ее еще не успели разбавить в буфете. Они пили чай и ели хлеб с маслом. На этот завтрак, по скромным подсчетам Данилова, пошло два командирских доппайка.
– Я прочитал, Алла, то, что вы написали. – Иван Александрович отставил стакан с недопитым чаем. – Может быть, еще хотите есть?
– Нет, спасибо.
Алла заметно повеселела, и это обстоятельство обрадовало Данилова.
– Так я прочитал, – продолжал он. – Понимаете, вы написали много интересного, но, к сожалению, кое-что придется уточнить. Прежде всего относительно серег. Вы не могли бы их, ну, нарисовать, что ли?
– Попробую.
– Вот вам карандаш и бумага.
Через несколько минут рисунок был готов.
– Так, – сказал Данилов. – значит, это сапфир. Кажется, синий?
– Знаете, такого глубокого синего цвета. А вокруг бриллианты небольшие, но Мария Дмитриевна говорила мне, что они очень старой работы, поэтому дорого ценятся. Они в их семье передаются женам сыновей.
– Вот как! Значит, эти серьги – талисман вроде.
– Скорее семейная реликвия.
– А сколько могла стоить эта реликвия, не знаете?
Алла посмотрела на Данилова с недоумением.
– Я понимаю, – сказал Иван Александрович, – многие вопросы покажутся вам не совсем тактичными. Но прошу понять меня: наша профессия такая, мы, как врачи-невропатологи, врываемся в человеческие души. Так что потерпите. Кстати, вы говорили, что серьги лежали в шкатулке. А что там еще было?
– Я не знаю. Нет, впрочем, погодите. Мне Сережа как-то показывал, там был Наполеон.
– Простите, кто?
– Да, Наполеон, – взволнованно сказала девушка, – печать такая. Наполеон в треуголке, руки скрестил на груди, и ниже кружок, на нем инициалы выгравированы. Печать. Сережа рассказывал, что в 1812 году, когда французы бежали из Москвы, ее забыли, а прапрадед его нашел эту печать.
– А из чего сделан этот Наполеон?
– Сережа говорил – из серебра.
– Теперь вот о чем расскажите. Вы жили рядом с Ивановскими, считались у них в доме почти родной. Правильно я говорю?
– Да.
– Так вот, не заметили ли вы чего-нибудь необычного в поведении Дмитрия Максимовича за последнее время?
– Нет, ничего особенного.
– Тогда постарайтесь вспомнить другое: перед отъездом Дмитрия Максимовича из Москвы в ноябре прошлого года вы у них не встречали посторонних?
– Видите ли… – Алла помолчала секунду. – Дмитрий Максимович никуда не уезжал. В ноябре заболела Мария Дмитриевна, и я ухаживала за ней.
– Как – никуда не уезжал, – удивился Данилов, – а вы ничего не путаете?
– Да, точно, я говорю правду… Поверьте мне… – Нестерова заволновалась.
– Да вы успокойтесь, я вам верю. Тут неразбериха одна получилась. Вы уж помогите нам выяснить.
– Числа 15 ноября, – медленно, видимо стараясь ничего не упустить, начала рассказывать Алла, – да, по-моему, 15-го, Дмитрий Максимович и его помощник Георгий Васильевич…
– Попов?
– Да, Попов, привезли домой тяжелый ящик. Привезли втроем.
– А кто третий?
– Шофер. Я еще удивилась: шофер, а очки у него выпуклые, как у очень близоруких людей. Так вот, они принесли тяжелый ящик. Потом шофер уехал, а Дмитрий Максимович сказал, что у них сломалась машина и надо ждать инкассаторов.
– Как я понял, инкассаторы должны были подъехать прямо к дому.
– Да, но что-то случилось, я уж не знаю что, и инкассаторы приехали только через неделю. Все это время Дмитрий Максимович и Попов дежурили в комнате, где стоял ящик, по очереди. У них даже наганы были.
– А когда приехали инкассаторы?
– Дмитрий Максимович все время звонил по телефону, а машины не было. Наконец он сказал, что поговорит с замнаркома внутренних дел, которого знал лично.
– Он позвонил ему?
– Да. Той же ночью подошла машина с людьми в форме. А с ними какой-то начальник из Ювелирторга. Они вскрыли ящик, составили акт, а ценности положили в зеленые мешки. С ними уехал Попов, а Дмитрий Максимович остался, у него грипп начался сильный.
– Понятно, Алла. Вспомните, больше никто не заходил к Ивановскому?
– По-моему, нет.
– Ну вот мы и уточнили. Спасибо вам.
– Я могу идти?
– Конечно. Я попрошу, чтобы вас проводили.
Данилов встал, пожал девушке руку.
«Странно, – подумал он после того, как Нестерова вышла. – Выходит, что Ивановский никуда не уезжал из Москвы. Вот теперь все становится непонятным».
Иван Александрович сел на стул рядом с сейфом, прислонился виском к его холодному боку. Усталость чувствовалась в каждой клетке организма. Делать ничего не хотелось, даже думать. Мысль о том, что сейчас придется идти осматривать привезенную с КПП машину, показалась невероятной и отвратительной. Поехать бы в пивную на Малой Брестской, встать там в уголке за высоким столиком, пива выпить холодного, а потом… Потом домой, спать. Открыть окно – с прудов потянуло бы запахом свежести, и сон пришел бы невесомый и тихий…
