Война - Всеволод Витальевич Вишневский

— К облакам и обратно. Бе-гом арш! Ать-ва… и… три…

Люди мчатся вверх и вниз, вверх и вниз, давят пальцы отстающим тяжелыми сапогами. Иные срываются с мачты и лежат окровавленные…

— Хо-дом!.. Летай!.. Сыпься!

Люди распылены, сердца бьются отчаянно. Кожа стерта с ладоней.

Потом происходит то, что неведомо ни одному флоту. Молча спускают шлюпку при полном безветрии. Командир приказывает убрать весла, а парус поднять. Парус поднят. И тут, под взглядами офицеров, наблюдающих с борта корабля, каторжники делают так: они толчками своего тела двигают шлюпку, повинуясь приказу. Ветра нет, но шлюпка минутами и часами бесцельно движется по воде. Когда молчаливая шлюпка отходит подальше, «политики» глядят повелительно и угрожающе на старшину-шкуру. Шесть пар глаз, как двенадцать штыков, вонзаются в него. Каторжники вынимают доску и гребут подальше, чтобы немного вздохнуть, впервые за годы. Старшина сидит молча и покорно. Иначе убьют. Каторжники, трясясь от возбуждения, снимают обувь и, закрыв глаза, погружают руки и ноги в воду, в воду Балтийского моря. Шлюпка вернулась, и старшина докладывает командиру, что «все в порядке, ваш-скородь». Иначе убьют. «Политики» стоят сумрачные и тяжелые. Они никогда не отдают чести никому из офицеров. Офицеры терпят эту неслыханную дерзость потому, что «политики» могут передушить всех, взорвать корабль и себя, если начальство посмеет посягнуть на их неизменную традицию. А традиции этой они держатся годами — молчаливые, упорные, вместе, — парни по двадцать два, по двадцать три, по двадцать пять лет, взятые по делу РСДРП (большевиков). Они стоят, как вросшие в палубу, у них не поднимаются руки к бескозыркам, потому что партия большевиков ни перед кем не гнется и никогда, нигде врагу своему чести не отдает.

***

В молчании, преследуемые со всех сторон наваждениями, новобранцы ложатся спать. Мерцает лампада перед темным ликом старшего обучающего Николай Ефремыча Щетинкина… «Тьфу, господи, наваждение — да это ж лик Николы Морского. Тоже с бородой, строгий». Все строго здесь, в этих казармах!

Оглядывая массивы арок, выводящие из камер в темный длинный коридор, стараясь не стукнуть сапогами, стоит в первый раз поставленный дневальный и тихо шепчет:

— Господин обучающий, Никанор Флегонтович Садовников… Гвардейсково экипажу, флотсково, Гвардейсково флотсково экипажу роты ея величества матрос первой статьи господин старший обучающий, старший обучающий Николай… Николай Ефремыч Щетинкин… Полностью Гвардейсково… флотсково экипажу…

С койки Садовникова доносится шипение:

— Тиш-ше. Не бубни! Не бубни-и.

Тихо. Час идет за часом. По коридорам мерно проходят дежурные и заглядывают всюду. Дребезжа, бьют старинные часы в ротной канцелярии.

За окнами тьма и неведомый матросам Санкт-Петербург. В тишину влетает вдруг яростный, оглушающий рев. Новобранцы вскакивают и испуганно озираются.

— Чево?

— Пожар?

— Обучающий обозленно обрывает из-под одеяла:

— Не шуметь, серые! Один ко мне, на нос-ках!

Один босиком подбегает к обучающему и стоит руки по швам, как вчера научили.

— Сапоги вычистишь… Еще один ко мне, на носках.

Бежит другой.

— Одежду почистишь, выколотишь, пуговички протрешь.

Обучающий медленно цедит:

— Слушайте все… Это горнист побудку играет: «Вставать». А как вставать? Вставать так: тотчас, как устав определяет, каждый матрос убирает свою койку и выметает из-под нее сор… Чтоб, сволочи, сору не было… Дальнейшую приборку производят особо назначенные, я скажу какие… Им обтереть пыль… Пыли в роте ея величества быть не может… Понятно? Теперь тихо! Одевайсь, иди мыться.

Новобранцы натягивают заношенные вещи, пахнущие затхлостью склада, и бегут к умывальникам. Ударяя снизу ладонями по медным рожкам, они набирают воду и трут лицо.

Обучающий кричит:

— Как моесси? Как моесси? Кошка так моетси! Бери воду всей лапой. Лей ее на сибя… А ну, нагибайсь… (Сгибает парня.) Во… Во… Так… Поливаясь… Шею три..: А ухи к празднику мыть будешь? Я вот тебя! Три, три, Дьявол!.. У-у, серье… Учить вас…

Новобранцы обливают себя холодной водой, глядя на обучающего, который, фыркая, растирает обнаженное до пояса тело.

— Глядите, глядите, серые, чтобы все запоминали… Чтоб все чистые были… ну! Счас осмотр будет, беда — грязь найду!

Новобранцы глядят на обучающего, внимая его словам, зачарованные синими разводами на груди и руках его. Разводы искусные — драконы, якоря, флаги, буквы, русалки — тончайшая татуировка.

— Ну-ну, загляделись? Живее!

В коридоре выстраиваются к утреннему осмотру. Унтера оглядывают со всех сторон.

— А ну, повернись… Кру-гом!

— Ать-два-три-четыре…

По расписанию сегодня словесность. Обучающий оглядывает сидящих. У них руки на коленях и сжаты ноги. Все неподвижны.

— Ну, вникай, все… Про обязанности матроса… Для чего служите? Какая есть главная обязанность матроса? Главная обязанность матроса есть выполнить присягу… Матрос должен во всем слушать своего начальника, оказывая ему уважение и почести… Говоря с ним, должен стоять смирно, глядеть в глаза, а если в фуражке — приложивши руку к ей… Отвечай начальнику всегда громко, смело, всегда правду… Какии виды уважения бывают? Входит начальник — дверь открой перед им. Пальто начальник одевает — помоги, подай. Входя к ему, проверь себя, застегнись… Медведем не лезь — ноги вытри, постучись, согнувши палец… Вошел — фуражку снял, за три шага — стой… Еремин, повтори. Какие виды бывают?

— Бывают виды пальто подать, постучать согнутым пальцем.

— Когда постучать?

— Как в дверь иттить.

— Какую?

— Ихню… начальства.

— Садись. Отчетливей надо… Ну, дальше. Что есть воинская дисциплина? Она есть книга семнадцатая. Воинская дисциплина состоит в строгом чинопочитании и точном исполнении, что прикажет начальник. Вот я тебе приказываю — и что? Ну? Ты!

— Так точно сполнить, господин обучающий.

— Все сполнить?

— Так точно, господин обучающий.

Тут обучающий впивается глазами в людей и спрашивает грозно, пугая их и пугаясь сам:

— А если против государя императора или начальника?

Новобранцы молчат, постигая смысл закона, впервые раскрывающегося.

— Есть, братцы, люди — враги внутренние, которые хотят перебить нас. Они против православных. Вот, например, в Семеновском полку злоумышленники бомбу бросили. Убили часового. Разорвало человека! Братцы, неужели мы бы не заступились за своего?

Загудели:

— Так точно, ва-ско-родь!

— Ну вот! Кто бунтовщики? Студенты и мастеровщина тоже, они — враги внутренние. После высочайшего смотра вы в город ходить будете. Смотрите в оба! Подойдет к тебе кто-нибудь и листок сунет. Он листки дает для отвода глаз, а потом убьет тебя, как часового убили. Хватай такого!

У унтера побагровело лицо, надулись желваки.

— Ну, что ты сделаешь, если тебе против начальства говорить будут или листок сунут?

— Хватать ево буду, ва-ско-родь!

— Кого его?

— Студента, мастеровщину тоже!

— Молодец!

— Рад стараться, ва-ско-родь!

Беседа велась согласно приказу от 1912 года:

«Разъяснять логикой и убеждением, построенным на истинных данных и здравых основаниях».

— Если приказывают делать против государя или начальника — не делать,