Todo negro - Андрей Миллер
— Футболисты! — без промедления отозвался Рики.
Дама годилась нам в матери, но выглядела чертовски эффектно. Выше меня ростом, с солидными формами, в дорогом и не очень-то скромном платье. Даже под разноцветными уличными огнями было понятно, насколько у неё бледная кожа — и это выглядело не болезненно, а благородно. По плечам струились пышные рыжие волосы.
Она была навеселе, я бы даже сказал — довольно сильно пьяна, на каблуках стояла уже не очень уверенно. И судя по стакану-«роксу» в руке, останавливаться не собиралась. Запрет на курение в общественных местах даму не заботил. Незнакомка потягивала сигариллу через длинный, аж в два с половиной пальца, мундштук.
— Футболисты… футбол — это так сексуально! Даже американский. Ладно, буду честна… особенно американский.
Надо ли объяснять, насколько нам понравились эти слова? Женщина-то была… знаете, что означает аббревиатура MILF? Ну, в общем… да-да, оно самое. Именно так мы все и подумали. По крайней мере, я сам.
— Для профессионалов вы, мальчики, молоды. Дайте угадаю: университет Луизианы? Приехали в благословенный Новый Орлеан из скучного Батон-Руж?
— Мы из школьной команды.
— Ах, нужно было догадаться. Как она называется?
— «Лепреконы». Это общественная шко…
— «Лепреконы»! Вау!
Незнакомка так обрадовалась, что едва не расплескала напиток. Я почувствовал запах, пробившийся через её дорогие духи: это ром.
— Ох, простите, мальчики. «Лепреконы» — великолепное, на мой вкус, название! Просто я сама, так уж вышло, из Ирландии. Радуюсь всякому кусочку родины.
— Это Рикардо, это Линкольн. А меня называют Сквер.
Я в этот вечер был на удивление решителен — хоть личная жизнь давно не складывалась. Или как раз благодаря этому…
— Потому что ты квадратный?
— Вроде того.
— Понятненько. У тебя интересный акцент. Откуда ты родом?
— Я русский.
— Вау…
Она приблизилась так, что у меня кровь из головы решительно отхлынула вниз. Помимо запаха дорогого рома и прекрасных духов, чувствовалось нечто иное. Я не разобрал, но ощутил в полной мере. У ирландки были зелёные глаза, и мне стоило великих усилий смотреть именно в них, а не в декольте.
— Русские — это сексуально. Говорят, русские — самые опасные из белых. Ох, милый Линкольн, ты только не обижайся. Я имею право так говорить: мой муж — чёрный.
Ирландка пригубила ром, затянулась через мундштук. Рики и Линк заворожённо следили за ней, так и не произнеся ни слова.
— Мальчики… неловко навязывать вам своё общество, конечно, и я безо всяких обид приму отказ… но будет очень мило, если вы согласитесь составить нам с мужем компанию на втором этаже. Вы бывали на втором этаже El Baron?
— Нет…
— «Нет» — значит «не бывали»? Или это значит — «нет, мы здесь с горячими молоденькими подружками и не ублажим Бриджит своим обществом»? Кстати, да: меня зовут Бриджит. Следить за игрой наверху, к слову, ещё удобнее. Вы ведь можете рассказать что-нибудь о футболе?
— Да, конечно.
— «Да» — значит, что вы с подружками моложе и красивее меня? Или что поведаете нам с мужем об этой чудесной игре?
Если честно, я немного запутался. А ещё всё-таки опустил глаза к прекрасной груди Бриджит, что она тут же заметила: от этого стало ещё более неудобно. Как обычно бывало что на футбольном поле, что в барах — положение спас Рики.
— Мы с удовольствием! Поговорить про футбол — всегда клёво!
— Да-да, пойдём!
— Не вопрос, мэм!
Не пойди мы за Бриджит на второй этаж El Baron, моя жизнь наверняка сложилась бы совершенно иначе. Не то чтобы я сожалел о решении: просто теперь судьбоносность такого мимолётного, ни к чему не обязывающего поступка несколько будоражит.
Никогда не знаешь, как далеко способна завести сущая мелочь. И какие невероятные, пускай и порядком пугающие вещи скрываются буквально в двух шагах.
Особенно в Новом Орлеане.
***
В лаунже, разумеется, царил полумрак. Глубокая ниша в стене, огороженная ротанговой ширмой, освещалась мягкими оттенками синего и розового. Там имелся большой телевизор, невысокий столик и два великолепных кожаных дивана. Тут и правда играл джаз. Негромко: фоном для трансляции игры.
— Бриджит, душа моя, и кого же ты привела?
Глубокий голос, тоже немного хриплый — и тоже с очень сильным акцентом. Этот я узнал сразу: французский. Была у меня подружка-француженка… хотя кого я обманываю? Не было никакой французской подружки: только одна любимица на «Порнхабе». С точно таким же говором.
— Это футболисты! Ты представляешь: команда называется «Лепреконы»!
— Они не похожи на ирландцев.
— Вряд ли это их портит. «Лепреконы»! Наверняка у них зелёная форма. Помнишь ту песню? Про мальчиков, которые носили зелёное? О-бо-жа-ю!
Интересно, подумал я: она обожает песню или мальчиков в зелёной форме? Не скрою, меня как-то больше порадовал бы второй вариант.
— Ну что ж… футболисты. Присаживайтесь.
Посреди одного из диванов восседал высокий и очень худой негр. В темноте было сложно понять его возраст, но уж точно — не юноша. Чернокожий носил прекрасный костюм с шейным платком вместо галстука, пижонские двухцветные ботинки и совершенно неуместные в таком помещении тёмные очки. К стене рядом с ним была прислонена трость, а в белоснежных зубах тлела толстая сигара. Несомненно, это был богатый человек с определённым вкусом. Таким, который как раз в Новом Орлеане уместен.
— Не знал, что здесь курить можно! — Линк при виде негра сразу заговорил таким тоном, будто они с незнакомцем были старыми друзьями.
— Никто в El Baron не запретит мне курить. Я знаком с хозяевами заведения… довольно давно знаком. А вы уже знакомы с Бриджит.
— Чёрного зовут Линкольн, мексиканца — Рикардо. — Бриджит не позволила нам представиться самим. — А вот этот, Сквер… он русский.
— Сквер? Разве такие имена у русских?
— Друзья зовут меня Сквер.
— Хм, вот оно что… Выходит, мне придётся называть тебя так, иначе не смогу претендовать на дружбу? Это дерзко. Интересная позиция. Мне нравится. Будь по-твоему, Сквер. Но тогда меня будьте любезны называть Бароном. Вы все.
— Да у вас тут прямо вуду какое-то! — усмехнулся я.
— Вуду?
Негр чуть наклонился вперёд, усиливая вопрос, а ирландка присела рядом со мной
