Ариан Дольфюс - Рудольф Нуреев. Неистовый гений
В исполнении Нуреева принц был не принцем-растяпой, а молодым мятежным человеком, имеющим право на ошибку. История получилась очень современной…
Нуреев настоял на исключении небольших партий, но добавил длинную мужскую вариацию в конце первого акта, потому что «принц не может сиднем сидеть на своем троне весь акт», как он говорил за кулисами. Были такие, кто оценил его дерзость и был тронут, как, например, Ричард Бакл, писавший: «Зигфрид – Нуреев казался таким задумчивым… Эта вариация создавала мечтательно-грустное настроение. Молодой принц, почти подросток, в трауре по своей потерянной юности…»11. Но были и недовольные, как Клив Барнс из «Дэнс энд Дэнсерс»: «Мне совсем не нравится, что этот мальчишка двадцати четырех лет разрушил то, что три поколения танцовщиков старались сохранить!»12. Другой критик написал: «Нуреев самый крупный танцовщик после Нижинского? Или он самодовольный и чересчур перехваленный авантюрист, разыгрывающий шутку в мире балета? Дискуссия еще предстоит…»13.
Но публика уже вынесла свой вердикт. Она видела прежде всего то, что ей принес Нуреев: страстность, самоотречение, виртуозность.
В 1969 году, когда он танцевал «Лебединое озеро» в парижском Дворце спорта с труппой Гранд-опера, солисты-французы были возмущены тем, что на афише имя Нуреева набрано гораздо крупнее, чем их имена. Но тем не менее они были восхищены его искусством. «Надо было видеть Рудольфа в последнем акте, как он безнадежно искал своего белого лебедя, которого предал… В нем было такое трогательное, совершенно искреннее отчаяние, берущее за душу…» – вспоминал Микаэль Денар, у которого впоследствии сложились непростые отношения с Нуреевым, однако он никогда не оспаривал потрясающий магнетизм своего соперника14.
Клер Мотт, исполнявшая роль Одетты, рассказала своему мужу Марио Буа следующее: «Танцевать четвертый акт с Рудольфом – это чудесно; я поворачиваюсь, думая, что он вдалеке, а он на коленях у моих ног! На следующий день тот же поворот – а он на другом краю сцены, и я спешу к нему, как спешила бы в жизни влюбленная женщина. Представь, что все это ради создания спонтанности в чувствах!»15.
Благодаря «Дон Кихоту», созданному Петипа в 1869 году, Нуреев доказал, что обладает еще и комическим даром, качеством весьма редким у классических танцовщиков. Балет «Дон Кихот» не исполнялся на Западе. Хорошо было известно только виртуозное па-де-де из третьего акта, которое всегда вызывало бешеный восторг публики на гала-концертах16. В 1966 году Нуреев поставил собственную версию «Дон Кихота» и с блеском станцевал Базиля, предприимчивого хитреца цирюльника, влюбленного в дочь трактирщика Китри.
«Нуреев, которому, казалось, лет двенадцать, кривлялся, как подвыпившая обезьяна, танцевал азартно, и имел при этом бешеный успех»17, – комментировал Ричард Бакл в октябре 1973 года. Балет был успешным, и потому его брали нарасхват многие труппы. Нуреевская версия до сих пор остается самой сочной и наиболее танцуемой из всех имеющихся вариантов.
Еще одно достижение Нуреева – «Раймонда»18, которую тоже не знали на Западе. Действие этого балета разворачивается в Средние века, во времена Крестовых походов. Нуреев решил вернуть его в репертуар, опираясь на свои собственные воспоминания как зрителя (в Кировском он танцевал только па-декатр), и ему это удалось, если судить по тому, что балет до сих пор востребован.
В «Щелкунчике»19 Нуреев исполнял сразу две роли: прекрасного Принца и крестного Дроссельмейера. Хитрость заключалась в том, что это позволяло ему находиться на сцене вдвое больше…
И наконец, «Баядерка»20. Именно через Солора парижская публика вечером 18 мая 1961 года познакомилась с невероятно эмоциональным танцовщиком, карьера которого только начиналась… Два года спустя, в 1963-м, Нуреев поставил третий акт для Королевского балета. А еще через двадцать девять лет он предложил Западу собственную версию «Баядерки». Увы, он уже не мог танцевать… В октябре 1992 года, обессиленный, едва передвигающий ноги, Нуреев все же пришел на премьеру в Опера Гарнье, чтобы поприветствовать публику. По окончании спектакля весь зал аплодировал ему стоя. По злому замыслу судьбы тот, кто возник на этой сцене и в этом же балете тридцать один год назад, теперь уходил навсегда…
Всю свою жизнь Нуреев прожил с Зигфридом, Дезире, Базилем и Солором, которые были его героями в балетах Петипа. В пятьдесят лет, когда Нуреев был уже очень болен, он все еще танцевал принцев, хотя и с риском разочаровать своих зрителей. Но танцевать для него было «вопросом жизни и смерти» – говоря так, он не преувеличивал.
Балеты Петипа были у Нуреева в крови. Наверное, потому, что он был выходцем из России, «русским», как называли его на Западе. Брижитт Лефевр, директор балета Парижской оперы, тонко подметила, что он жил, «неся в себе то, с чем порвал навсегда»21.
Однако Нуреев остался на Западе не для того, чтобы танцевать те же балеты Петипа, что и в Ленинграде. Всю свою жизнь он учился. И значительно обогатил палитру классического балета.
Но классика – это не только балеты Петипа. Датским Мариусом Петипа был Огюст (Август) Бурнонвиль (1805–1879). Как и Петипа, Бурнонвиль родился в семье танцовщика, как и Петипа, танцевал в Европе (кстати, и в Парижской опере тоже); его партнершей одно время была знаменитая Мария Тальони. Восемнадцать лет, с 1830 по 1848 год, он был солистом, балетмейстером и педагогом датского Королевского балета; в 1861–1864 годах – главным балетмейстером Королевской оперы (Стокгольм). Среди лучших постановок Бурнонвиля «Сильфида» на музыку Хермана Лёвеншелля (1836), «Неаполь» Нильса Гаде, Эдварда Хельстеда, Хольгера Паулли и Ханса Лумбье (1842), «Ярмарка в Брюгге» Паулли и другие – всего около пятидесяти постановок.
До того как покинуть СССР, Нуреев никогда не танцевал балеты Бурнонвиля, потому что в те годы их еще не было в репертуаре Кировского театра22. Оказавшись на Западе, он решил выучить их в оригинальной версии. Вот почему он приехал в Копенгаген в сентябре 1961 года, где встретился с Эриком Брюном.
Хореография Бурнонвиля подразумевала быструю смену движений, скорости в начальной стадии прыжка и точности в работе стопы, так что Нурееву было над чем поработать. Тем не менее он быстро освоил новый для себя стиль. Из балетов датского постановщика кроме «Сильфиды» он танцевал «Праздник цветов в Гензано» (с 1962 года), «Вентана» (с 1975 года) и «Консерваторию» (с 1977 года). Также он добавил в программу своего турне «Нуреев и Друзья» дивертисмент из «Неаполя».
Насколько хорошо это было? Флемминг Флиндт, многократно приглашавший Нуреева танцевать в датском Королевском балете, директором которого он в то время был, говорит без обиняков: «Хореографический стиль Бурнонвиля, полностью свободный от чувственности, но веселый и дружеский, мало подходил Нурееву. Нуреев был эротичен и агрессивен. Единственный балет, в котором он был великолепен, это „Сильфида“, потому что это романтическая драма. И к тому же по происхождению это французский балет. Иными словами, это не чистый Бурнонвиль»23.
Нуреев, разумеется, мечтал о «Сильфиде»24, из которой он танцевал лишь па-де-де с Марго Фонтейн. Поэтому, когда Эрик Брюн в декабре 1964 года возобновил спектакль для Национального балета Канады, он немедленно отправился туда, чтобы присутствовать на репетициях. После травмы Брюна Нуреев смог его заменить с пол-оборота, зная наизусть главную роль.
…В килте и красных носках (действие балета разворачивается в Шотландии) Нуреев был неподражаем. Он сумел передать через танец «земную радость жизни» Бурнонвиля и в то же время показать страдания своего героя, Джемса, который не в силах изгнать из своего сердца образ прекрасной Сильфиды, девушки-видения, навевающей ему сны любви.
Критики упрекали Нуреева в том, что он слишком пафосен там, где датчане выражают сдержанность, но простые зрители не видели этих тонкостей. Джемс Нуреева был чувственным и лиричным. Он сам был видением, о котором можно только мечтать…
Именно в «Сильфиде» Нуреев единственный раз вернулся на сцену Кировского театра в ноябре 1989 года. Болезнь уже не давала ему двигаться по сцене с необходимым проворством, и выглядело это катастрофически, но Рудольф сам захотел показать своим соотечественникам именно этот спектакль.
В заключение скажу, что «Сильфида» сохранилась для нас в киноверсии, хотя и в урезанном виде25.
Огромным преимуществом Нуреева был его комический темперамент, который он использовал в двух балетах, совсем не похожих на то, что он делал раньше. С января 1962 года в Марселе он танцует «Тщетную предосторожность» – поистине раритетный балет, поставленный в 1789 году французским хореографом Жаном Добервалем26. В основу своего балета Доберваль положил французские народные мелодии, но в 1828 году музыку к спектаклю написал композитор Луи Герольд, а в в 1864 году – Петер Гертель. Соответственно, балет имеет две музыкальные версии.
