Павел Носов - Второй шанс
Если первый день мы двигались всем отрядом вместе, практически ничего не опасаясь, то, начиная со второго, в разные стороны по ходу движения были разосланы разведчики, передвигавшиеся десятками, со строгим приказом в бой, ни в коем случае не вступать, ни с двуногими, ни с четвероногими. Только разведка. Цель маршрута у нас была - найти Чистый ручей, пристанище славного вождя Могучего Быка. Гоблин, как мог, и как я его понял, маршрут мне объяснял. Этой, запомнившейся мне, абракадаброй, я щедро поделился со своими следопытами, и теперь они пытались вывести нас в нужное место.
На третий день начали появляться первые животные, которых, по мере продвижения в глубь степи, становилось все больше и больше. Хищники пока отряд не беспокоили, хотя их видовое разнообразие впечатляло. Люди видели каких то собачьих, размером небольших, но передвигающихся приличными стаями больше десятка особей. Нередки были гиенообразные твари, плотные, ростом с русскую борзую, со здоровенной головой и мощными челюстями. Передние лапы у них были намного длиннее задних, отчего движение получалось какое-то скачкообразное. Гиены тоже бродили стаями, но голов в пять - семь. Встречались кошачьи. Уже виденные мной гепарды - переростки, по одиночке, и семьями. Видели львов. Да-да, самый натуральный львиный прайд, только котейки там были покрупнее наших, земных, правда, ненамного, шкура у них была не одноцветная, а пятнисто-полосатая, и у самцов почти не было гривы. Саблезубы пока не встречались. Все эти хищники не выражали особого желания связываться с большим людским отрядом, и проворно убирались с нашей дороги. Даже на разведывательные группы они не нападали, хотя разведчики, выполняя приказ, сами старались их объезжать.
Как ни странно, больше всего беспокойства доставляли как раз копытные степные обитатели. В первую очередь носороги. Если про земные их разновидности был справедлив анекдот о том, что зрение у носорога слабенькое, но при его массе это не его проблемы, то здесь это было справедливо вдвойне, так как местные твари весили как раз примерно вдвое больше своих земных собратьев. Встреча с первой же парой таких созданий, оказавшихся у нас на пути, едва не закончилась трагедией. Что взбрело в голову этому живому пятитонному мохнатому танку, не скажет, конечно, никто. Возможно, он заподозрил нас в извращенной страсти к его грациозной, на целых пятьсот килограммов меньше его весящей, даме, пасущейся чуть поотдаль, я не знаю. Но едва авангард отряда, в котором ехал и я, оказался метрах в семидесяти от щиплющей траву скотины, тот поднял башку, принюхался, навелся на нас своими ушками-локаторами, хрюкнул, и стартанул в нашу сторону, сразу набрав огромную скорость. Он несся, опустив до самой земли голову, выставив вперед огромный, не меньше полутора метров в длину, рог.
Расстояние до отряда носорог преодолел, казалось, мгновенно. Я едва успел заорать: - В строну! Коня моего подгонять не пришлось, даже этот отморозок понял, что связываться с несущейся на нас грудой дурного мяса ему не с руки, и, рванув с места, вынес нас из-под удара. Двоим всадникам повезло меньше. Лошадь одного из них степной бандит просто задел, пробегая мимо, боком. Охотник, вместе с конем, отлетели метров на пять, шлепнулись на землю уже по отдельности, и, по отдельности же, начали улепетывать подальше от эпицентра. Коня второго он ударил на полном ходу рогом в брюхо, и, мотнув башкой, перекинул, вместе с человеком, через себя. Потом, уже не встречая на пути никого, промчался еще метров пятьдесят, постепенно тормозя. Ну да, такую разогнавшуюся массу сразу не остановишь. Нам повезло, что на скорости зверь совершенно не мог маневрировать.
Но успокаиваться дебошир не собирался, уже разворачивался для повторного захода. Мы, авангард, конечно могли попробовать сбежать, рассыпавшись в разные стороны, но, во первых, сразу за нами двигался строй основного отряда с обозом, который явно не сможет увернуться, а во вторых, сбитый всадник наш лежал, придавленный лошадью с распоротым брюхом и вываленными кишками. Захлопали первые выстрелы из луков, но лучники спешили, лошади под ними возбужденно плясали, поэтому охотники часто мазали. А те стрелы, что пришли в цель, тварь будто вовсе не заметила, а пошла на новый разгон.
Арбалет у меня был разряжен, и зарядить его я не успевал, поэтому схватился за пистолет. Борзой нервничал, стрелять из седла я не стал. Спрыгнул, хлопнув коня ладонью по крупу, отгоняя его, схватил пистолет двумя руками и встал в стойку. Стрелять начал, когда до носорога оставалась метров сорок. Так как пер он почти прямо на меня, целиться я мог ему только в голову или в мощный, состоящий из сплошных мышц, горб. Раз, два в голову, третьим попал прямо в глаз, тушу повело в сторону, я еще два раза попал ему в башку сбоку. Тварь, наконец, упала, кувыркнулась, и замерла, только ноги едва подергивались. Когда достали нашего воина, из-под придавившей его дохлой лошади, оказалось, что у него сломано бедро.
После этого случая мы всех встречных носорогов обходили по очень большой дуге. И не только носорогов. Дома я читал, что африканский буйвол, наряду с бегемотом, является одним из наиболее опасных для человека животных, по количеству погубленных жизней оставляя далеко позади себя слонов, львов, леопардов и прочих зверей, отличаясь исключительно буйным нравом и непредсказуемым поведением. Так вот, здешние дикие быки были всем быкам быки. Здоровенные, с большими, широко расставленными рогами, они точно не вызывали желания проверять отличаются ли они характером от своих земных родственников, или являются милейшими и добрейшими существами. О слонах и говорить нечего, завидев их, заранее сворачивали по широкой дуге. Да, наконец, я увидел мамонтов. Настоящих мамонтов, как на картинке, громадных, с огромными бивнями, покрытых длинной шерстью. Стадо в шесть голов, четверо взрослых и два детеныша. С ними, естественно, мы тоже не стремились познакомиться поближе. В результате всех наших маневров, маршрут отряда по степи стал напоминать причудливую кривую.
И еще - я стал владельцем гарема. Не сам, конечно. Опосредованно. Через своего верного, но взбалмошного товарища. В один из дней второй уже недели пути, наш караван проходил мимо пологого, поросшего высокой травой, холма. На склонах паслась небольшая стайка диких степных лошадей, три кобылы и жеребенок. Хозяин стада, пегий, рыжий в белых подпалинах жеребец, стоял на самой вершине и периодически осматривал окрестности, охраняя вверенный ему личный состав. Лошадей мы встречали уже не раз, и мой конь на присутствие соплеменников реагировал совершенно спокойно. Но здесь случилось непредвиденное. Пегий, завидев колонну, решил, наверное, самоутвердиться перед своими женщинами, и громко, переливисто заржал, поднявшись на дыбы. Я, к сожалению, не знаток лошадиного языка, и что именно он проорал в нашу сторону, не понял. За то, понял это Борзой. Остановившись как вкопанный, он пристально посмотрел на бросившего вызов соперника, а потом повернул голову и глянул на меня так, что я сразу понял: не отпущу парня подраццо - навсегда потеряю друга.
Такого я допустить не мог, слез с коня, принялся его расседлывать и снимать уздечку. Весь отряд остановился, заинтересованно наблюдая за нашими действиями. Освободив Борзого от всего лишнего, я одобрительно похлопал его по шее, давай, мол, парень, развлекайся, и отошел в сторонку. Борзой размениваться на ругачку не стал, молча потрусил в сторону холма, набирая темп. Пегий дурачок заволновался, и стал похож на дворового хулигана, который своим: - Э, слышь, закурить дай! - привлек внимание проходившего мимо боксера-тяжеловеса. Даже на первый взгляд было видно, что жеребчик это молодой, совсем недавно собрал свой первый табун, и что он совершенно не ожидал таких последствий своего необдуманного поступка. Но, в хорошей степи за слова принято отвечать, и именно за этим к нему сейчас скачет вороной бугай с нехорошим выражением на морде.
Расправа была не долгой. Набравший по ходу движения приличный темп Борзой с ходу обрушился на соперника, ударив его грудью и укусив в шею так, что по шкуре у того моментально заструились кровавые потеки. Не давая пегому ни малейшей паузы, черный мститель поднялся на дыбы, и ударил передними копытами. Соперник дрогнул и побежал, жалобно проклиная на всю степь свою несдержанность. Далеко преследовать его Борзой не стал, пробежав за ним какое-то расстояние, развернулся, проорал басом что-то победное, и, вразвалочку, направился рассматривать доставшиеся ему трофеи. Конь у меня был взрослый, вполне себе половозрелый, находился в возбужденном состоянии, что уже бросалось в глаза, кобыл было три штуки. Я вздохнул, и объявил привал на обед.
Случившуюся у них на глазах оргию, бойцы отряда периодически уважительно комментировали, отвлекаясь от еды. Не сказать, что бы Борзой, со своим прекрасным характером, завел себе среди людей много друзей, совсем нет. Но парень он был свой, в битвах и походах неоднократно проверенный, поэтому переживали за него искренне. К окончанию привала закончил и Борзой. Расслабленной походкой, с довольной мордой лица, он вернулся ко мне, показывая, что готов к дальнейшим трудовым и боевым подвигам. Одобрительно хмыкнув и потрепав уставшего, но довольного, коня по холке, я оседлал его, и отряд снова тронулся в путь. Оставшийся бесхозным табун заволновался. Безмерно пораженные удалью черного кавалера дамы, после короткого совещания, приняли решение и затрусили легкой рысью в след каравану. Не отставали они от нас до самой постановки отряда на ночевку, после чего стали пастись рядом с устраиваемым лагерем, периодически оглядываясь в поисках своего повелителя. Кто я такой, что бы чинить препятствия высоким чувствам? Коня своего я на ночь отпустил во вновь обретенную семью, понадеявшись, что парень он сообразительный, если что, от мелочи сам отобьется, а о чем-то серьезном нас предупредит. Ночь прошла спокойно.
