Не надо печалиться, вся жизнь впереди! (сборник) - Рождественский Роберт Иванович

Память

Старая записная книжка

Где же она пропадала?    (Поиски – труд напрасный!) Вновь я ее листаю, с прошлым —    глаза в глаза. В этой потертой книжке,    будто в могиле братской — мертвые телефоны, мертвые адреса… Уже ничего не поправишь.    Уже ничего не скажешь. И не напишешь писем. И не дождешься звонков… Вот на пустой странице —    Шукшин Василий Макарыч. А перед этим —    рядышком — Симонов и Смеляков… Как поименный список    армии перед боем (хватит работы санбатам,    разведчикам       и штабам!). Ояр! Куда же ты, Ояр?! Не отвечает Ояр. Сумрачно и таинственно    палец подносит к губам. Строки в потертой книжке    все еще смотрят призывно. Все еще дышат,    требуют,       вздрагивают и говорят. Я имя читаю и слышу    глуховатый голос Назыма: «Брат,    мы давно не виделись… Как поживаешь, брат?…» Трудно листать страницы. Видеть фамилии    тяжко… Зимний полуденный Вильнюс. За незастывшей рекой улица Малонеи. «Стаська! – кричу я.    – Стаська!» Он улыбается грустно.    Машет нездешней рукой. Старая, старая книжка. Буквы поблекли. Однако имя любое —    словно       прикосновенье к огню. Строчка: «Звонить Паруйру!!»    Два восклицательных знака. Может, звонил. Не помню. Больше не позвоню. Старая книжка свидетельствует,    жалует       и обвиняет, как черный квадратик в «Вечёрке» —    каждый ее листок… Где ты, Кузьмич? Откликнись!.. И комнату заполняет неповторимо протяжный,    скорбный луконинский вздох… Я позабыл о времени,    старую книжку листаю. Вся она — будто исповедь    осиротевшей семьи… Рана моя    открывшаяся. Память моя    святая. Други мои – товарищи. Вечные судьи мои.

Старые фотографии

Может,    слишком старательно я по прожитым дням бегу… Старые фотографии, зачем я вас берегу? Тоненькие,    блестящие, гнущиеся, как жесть… Вот чье-то лицо пустяшное, вот чей-то застывший жест. Вот детство вдали маячит, кличет в свои края. Этот насупленный мальчик — неужто таким был я?! Фотограф по старой привычке скажет: «А ну, гляди: отсюда    вылетит птичка. Ты только смирно сиди». Он то говорит, что должен, — профессиональный тон. «Не вылетела? Ну что же… Ты приходи    потом». И мальчишка на улицу выйдет и будет думать, сопя: «Когда ж эта птичка вылетит? Какая она из себя? Синяя или оранжевая?» И мальчишка не будет спать. К дому,    где фотография, он утром придет опять. Будет взгляд у фотографа сумрачен и тяжел. Он мальчика встретит недобрым: «А-а,    это ты пришел! Шляется тут,    бездельник, а ты занимайся с ним… Не вылетит птичка без денег. Не вылетит! Уяснил?» Паренек уйдет осторожно. Но, исполнить мечту решив, он будет копить на мороженом сэкономленные гроши. Через неделю мальчишка вернется к дому    тому. И опять не вылетит птичка, обещанная ему. И фотограф тогда ответит — будет голос жесток: «Нет этой птицы на свете, пойми ты это, браток. Я говорю серьезно, — зря ты птицу искал». И мальчишка размажет    слезы соленые по щекам. Покажется маме на диво смешною его беда, что птичка из объектива не вылетит никогда… Он будет плакать. Не скоро он забудет свою мечту. А потом он окончит школу. А после пойдет в институт. Поймет он,    как слово       дорого. Повзрослеет. Выйдет в отцы. И все же    не будет любить фотографов за то, что они… лжецы.