Ларисса Андерсен - Одна на мосту: Стихотворения. Воспоминания. Письма
Танцы пришлось оставить… до лучших времен.
Не знаю, были это лучшие или худшие времена, но, когда в Шанхае закрылся, прогорев, журнал «Прожектор», где я работала кем-то вроде секретаря, мне пришлось просто бедствовать, можно сказать, голодать. Одна из моих новых знакомых, выступавшая в ансамбле оперетты, предложила мне прийти на просмотр — одна из танцовщиц заболела — нужна была замена. Я со страхом согласилась.
Страх был ненапрасным: непривычные опереточные тру-ля-ля и не известные доселе танцевальные движения ввели меня в такое смятение, что, закружившись среди танцовщиц, я врезалась головой в живот премьера, певца Кудинова[52], и совсем растерялась. По окончании этой плачевной репетиции ко мне подошел балетмейстер Николай Михайлович Сокольский[53] и участливо поинтересовался: «Ларисса, говорят, ты пишешь хорошие стихи, зачем тебе танцевать?»
Я совершенно «завяла» и окончательно расстроилась. Но тут произошло настоящее чудо: одна из танцовщиц, Тася Ларская[54] (дай Бог ей здоровья, если она еще жива), взяв меня за руку, отвела в сторонку, когда все уже разошлись: «Я вижу, вы смутились и стесняетесь. Давайте я вам покажу все эти движения, они вовсе не трудные». И действительно, через пять минут я их уже знала наизусть. Вернувшись домой, я, конечно, поплакала, но потом, сжав зубы и кулаки, сказала себе: «И все-таки я буду танцевать!»
К счастью, именно так и произошло. Танцам были отданы много лет моей жизни. Но это было позже, а пока на следующий день я как ни в чем не бывало пришла на репетицию (у них просто не было времени искать еще одну танцовщицу). На этот раз все обошлось вполне благополучно. Так же успешно, без всяких эксцессов, прошел спектакль, в котором я дебютировала. Меня включили в состав балетного ансамбля. По утрам я стала ходить в балетную школу, которой руководила жена Сокольского — Евгения Павловна Баранова[55]. Школа располагалась на верхнем этаже театра «Лайсеум».
Но… театральные постановки случались довольно редко, а в кармане было пусто, поэтому нужно было что-то придумывать.
Я не помню, каким образом я узнала, что в большом дансинг-холле «Парамаунт» требуется девушка, которая должна на входе проверять билеты у посетителей. Стоять в дверях истуканом два-три часа, ложиться спать поздно и вставать рано, чтобы успеть в балетную школу, было труднее, чем танцевать. В большом зале «Парамаунта» в перерывах между танцами посетителям предлагалась небольшая программа — молодые девушки в легких костюмчиках отбивали чечетку под джазовую музыку модерн. Однажды директор дансинг-холла неожиданно поинтересовался, могу ли я танцевать. Я ответила утвердительно, но тут же заметила, что чечетку бить не умею. Тогда он сказал, что подыщет для меня учителя, а моя задача — найти партнершу моего роста, чтобы он нас мог включить в программу. Пока я училась степу, мне разрешили работать в баре, там заработок был побольше билетерского.
Партнершу я нашла фазу: моя новая приятельница Вера Мызина[56] тоже недавно приехала в Шанхай и тоже была без работы. Такая же длинноногая, как я, только блондинка (а я почти брюнетка) — все подходит хорошо. К тому же мы уже давно сидели на одном какао, которое Вера умудрялась брать в долг в лавке, и на китайских лепешках та-пин, которые я покупала прямо на улице. Мы обе давно мечтали получить стабильную работу, чтобы иметь возможность хоть иногда зайти в кафе и поесть простокваши с булочкой.
Бить чечетку мы с Верой научились довольно быстро, но задержались в дансинг-холле недолго. В баре я вообще пробыла всего неделю: названия дринков можно было выучить, но надо было еще улыбаться и болтать с посетителями, а видя мою сонную и кислую физиономию, распорядитель то и дело подходил и, растягивая пальцами рот, показывал мне, что улыбаться необходимо. Но какая там улыбка… А тут я еще нагрубила какому-то пьяному, чересчур «нежному» посетителю, и меня утолили. Я была этому даже рада, жаль только сандвичей, которые нам полагались по роду службы помимо жалованья.
Что касается чечетки, примадонна танцевальной программы в «Парамаунте» тоже не приняла нас (может быть, потому, что была чуточку ниже, а может, по другой причине). Вдобавок ко всему она была женой руководителя программы, и это все решило. С «Парамаунтом» нам пришлось распрощаться.
Но свой номер у нас был. Что стоило найти подходящую джазовую музычку, можно даже песенку, и попробовать себя, пусть в более скромном заведении, с танцевальной программой.
Костюмы тоже не проблема. Вера хорошо шила, да и я немного училась этому у мамы. Материи много не нужно — лифчик да трусики и оборочки из кусочков. В дело пошло старое розовое длинное платье с широкой юбкой — хватило на все. Костюмчики получились отличные и хорошо послужили нашей невзыскательной Терпсихоре. Кстати, вспомнилось, несколько лет спустя, когда наша опереточная примадонна Катюша Орловская[57] собиралась в репатриацию в СССР, я ей дала несколько своих танцевальных костюмов, в том числе и розовую юбочку моих первых выступлений, которая, как Катюша писала позже, послужила ей милой занавесочкой.
Ноты доставать не нужно, все музыканты знали выбранный нами довольно популярный мотивчик. Оставался один вопрос — кто устроит ангажемент. Самим наниматься было не принято: «луз фэйс» — теряешь лицо. Тут мы вспомнили об одном беженце из Германии, который, имея «слегка танцевальную» дочь, занялся устройством ангажементов и для других, выгадывая при этом кое-что для себя. Он быстро нашел для нас какой-то танцевальный клуб. Нельзя сказать, что мы пользовались бешеным успехом, но зрители за столиками нам улыбались и довольно дружно хлопали. Почему бы не похлопать двум задорным, симпатичным девчонкам, которые довольно ловко били чечетку? Заработали мы немного, при этом надо было отдать определенный процент немцу (он, бедняга, тоже едва сводил концы с концами, даже брюки брал напрокат — за плату, разумеется, так как его собственные были уже с «бахромой», а для того чтобы устроить ангажемент, нужно выглядеть прилично). Рассчитавшись с первым нашим импрессарио, мы все-таки решили попробовать наняться без его помощи. Прихорошились и отправились в один из больших дансинг-холлов, заявив, что недавно приехали из Манилы и собираемся показать свой номер. Китаец, который, скорее всего, был директором, расхвалил свое заведение и предложил прийти на следующий день и попробовать наш танец с оркестром.
И тут, к нашему ужасу, мы узнаем, что все музыканты — португальцы, прибывшие из Манилы. Мы ужасно боялись, что они заговорят с нами, а мы ни одного слова по-португальски не знали, и наш обман раскроется. Из предосторожности мы решили им даже не улыбаться, чтобы не давать повод к общению. Репетиция прошла благополучно. Нас наняли на уикенд Танец имел успех дирекция пригласила нас на следующий вечер, но при этом попросила показать еще один номер — в программе полагалось два выступления за вечер. Тут я вспомнила о моем испанском танце, за который еще в Харбине получила такой нагоняй от родителей. Ноты у меня сохранились. Дело было за костюмом. Спасло летнее платье с длинной юбкой, а для испанского «декора» пошла скатерть с разноцветной бахромой, мне ее подарили, чтобы прикрывать старый стол.
Нам заплатили вдвое больше.
Еще раз мы повторили нашу программу в недавно открывшемся очень нарядном кабаре китайского стиля. Переговоры вела Вера — с таким видом, что она не меньше чем Марлен Дитрих. Розовый дуэт и мое соло «со скатертью» имели успех. Нас ангажировали на очередной уикенд, но для этого нужны были уже новые танцы.
Помогла молодая, но довольно опытная танцовщица Зина Эль[58], посоветовав переменить костюмы и песенку, но при этом музыка должна быть в прежнем темпе. «А ты, — обратилась она ко мне, — используй свою гибкость. Я принесу ноты — легкую музычку, на один раз возьмешь пианиста, хватит, чтобы запомнить. Ноги вперед, потом назад, “перекидное на мост”, потом сесть на шпагат. И “колесо” на финал. Только нужен другой костюм».
Сказано – сделано. Костюм мы сшили сами — купили крохотный отрез черной блестящей материи и лоскут ярко-зеленой, которым «расшили» трусики и лифчик. На ноги — мягкие балетки, в которых я танцевала еще в школе. Так появился мой акробатический танец, а впридачу к нему новая песенка со старой чечеткой. Конечно, моя «акробатика» в сравнении с китайской была просто легкой детской забавой, но она и не претендовала на что-то особенное, скорее служила украшением простенького танца.
Так мы и перебивались с Верой понемножку первое время. Конечно, было нелегко и порой просто невыносимо, когда приходилось вместо приличного вечернего клуба танцевать в ночном кабачке. Однажды, когда положение в очередной раз было отчаянно бедственным, меня устроила в такое заведение харбинская знакомая, очаровательная, аристократического вида молодая женщина, которую я в прошлом частенько встречала на литературных собраниях в Харбине. После того как она потеряла мужа и осталась без всяких средств к существованию с дочкой на руках, она вынуждена была танцевать в этом кабачке какой-то экзотический «дикий» танец, который не мог спасти даже яркий костюм с перьями — ведь дама не готовила себя к стезе танцовщицы. «Если бы не моя девочка. — сказала она мне однажды, — я бы…» — и жестом показала что-то вроде петли на шее…
