Цифровой постимпериализм. Время определяемого будущего - Коллектив авторов
Тем не менее, некий всемирно известный французский экономист Жак Аттали[17] уверен, что современным обществом можно и нужно управлять и направлять его по предопределенному назначению – в сторону отраслей экономической деятельности «нового человека», ориентированных на кардинально иную жизнь. Здесь речь идет о здравоохранении, питании и гигиене, энергетике, образовании, медицинских исследованиях, водных ресурсах, цифровом секторе, безопасности и т. п. В частности, Ж. Аттали в своем нашумевшем бестселлере «Краткая история будущего»[18] пишет, что уже к 2040 году должны значительно сократиться трансакционные и организационные издержки государств, снизится роль последних и постепенно исчезнет полицентрический порядок. Появятся новые промышленные товары, способные заменить множество контрольных функций государства. Их основная функция должна состоять лишь в гипернаблюдении и самонаблюдении.
При этом сверхцинизм по отношению к человеку и его жизни не исключается в качестве «направленческой» и управленческой деятельности идеально устроенного по Ж. Аттали общества будущего. На страницах своей «Краткой истории будущего» он беспринципно намечает, что даже «последнее путешествие» будет осуществляться при использовании определенных механизмов – «средств для достижения вечности. …рынок будет предлагать услуги суицида, эвтаназии, крионики»[19].
В сущности, не стоит этого отрицать, человечеству предречено целенаправленно двигаться в направлении IV технологической, то есть так называемой «цифровой» революции. И это уже не вопрос риторики, это оформленная ратификация происходящего. Акцент этой самой «революции» ставится не на развитии техники и технологий, а на человеке как таковом. Человек должен стать «цифровым» биороботом. «Цифровая экономика», продуцирующая системы «человек-машина», «человек-компьютер», имеет своей целью далеко не гуманистические смыслы. Для большей части человечества – это «новый мир», который может обернуться эпохой мрака, сопровождающейся варварским сокращением населения планеты, разрушением семьи, науки, образования, здравоохранения…, а также – и это самое важное – распадом института государства, его суверенитета. «Государства станут ностальгическим воспоминанием, растворяющимся призраком нашего времени, входящего в стадию своей абсолютной коммерциализации»[20]. Известное намерение глобальных элит со всей откровенностью заявлено основателем Давосского форума Клаусом Швабом в его «Четвертой промышленной революции»: «Правительства должны адаптироваться и к тому, что власть под воздействием этой промышленной революции зачастую переходит от государства к негосударственным субъектам… полномочия (правительств) сдерживаются конкурирующими центрами власти, имеющими транснациональный, региональный, местный и даже личный характер»[21].
В подтверждение данных суждений – обложка, вышедшего в сентябре 2021 года журнала, обслуживающего транснациональный клан Ротшильдов, The Economist (рис. 1.2). На рисунке изображено целенаправленное стремительное движение (бег без препятствий) в кроличью нору под бдительным наблюдением Алисы и Кролика из сказки Льюиса Кэррола[22] «Алиса в стране чудес» не только мировых валют и криптовалют – «юаней», «долларов» и «биткоинов». За ними следует и фондовый рынок, а также разрушающаяся судебная система (на картинке – весы Фемиды). Видимо, ожидается и трансформация «категориального аппарата» на условиях международных корпораций и «права сильного». В эту же нору устремляется и монета с изображением «портика» – символа государственной власти.
Рисунок 1.2. Обложка журнала The Economist (сентябрь, 2021)
Как следствие, неолиберальные (по своей сути – постмодернистские) «паттерны» утратили некую скрытую согласованность с общественными экономическими интересами и последовательно уничтожают и субъектность и подлинность как таковые, то есть приводят к виртуальной структурной трансформации системы на стадии ее практически колоссальнейшей деградации. И осуществляются подобные акты в отношении всех элементов (более конкретно-институтов) некогда гармонично выстроенной единой социально-экономической системы – это, помимо национального государства, и политика, и идеология со всеми присущими ей ценностями, и наука, и массовое образование. Дисгармонично звучит также гражданское общество. И объективная вероятность сохранения всех этих элементов прежней системы в прежней их ипостаси сводится к нулю. В связи с чем немаловажным обстоятельством становится явление нового парадоксального качества формирующейся принципиально иной системы – это феномен общества без труда, «швабовского» общества вторичных участников в огромном коммерческом секторе капитализма «стэйкхолдеров» (по сути рядовых пайщиков)[23]. Вместе с тем, современный капитализм постепенно приобрел свойства, иллюзорно гордо именуемые, общества «потребления» в ущерб «производству», все более и более деградирующему. А «всеобщее благоденствие» «сопровождается нарастанием негативных проявлений глобального кризиса сокращением произведенного национального продукта, безработицей, инфляцией, массовыми банкротствами, снижением жизненного уровня населения и т. д.»[24]. Жан Бодрийяр в одном из своих трудов социально-философского содержания акцентировал на разрушительном характере духа потребительства в отношении здорового организма экономики. Он писал: «Обществом потребления является то, …где само потребление потреблено в форме мифа. Трудно отрицать, что речь идет об опасном превращении социального метаболизма, несколько похожем на то, чем является рак для живых организмов: о чудовищном разрастании бесполезных тканей»[25]. Реальный сектор экономики в интересах гипертрофированно и непропорционально разросшихся финансового и сектора услуг весьма быстро свернулся.
Действительно, в эпоху одержавших верх процессов глобализации, когда «капитал» преодолел все пространственные, материальные, социальные государственные барьеры, и, при этом, будучи экспансивным по своей сути, обладающим экстенсивной функцией жизнеобеспечения, подчинив себе всю имеющуюся периферию, начинает «внедряться» в самого себя, разрушать себя изнутри. Однако сам капитализм как общественный строй не думает сходить с арены исторического развития. Он и ранее обладал своей спецификой, характеризующей его историческую природу. И специфика эта не менялась годами и веками сущностно, в виду того, что капитал как таковой не является тривиально предметом, или стоимостью, он – общественное отношение, отражающее процесс отторжения – присвоения прибавочной стоимости, произведенной наемным трудом вследствие гегемонии капитала над трудом. «Создатели», управители и координаторы капитализма весьма склонны оставить в своем ведении бразды правления всей системой в целом.
Однако, возникает вопрос – каким станет капитализм современного общества, теряющего человека – субъекта, занимающегося реальным трудом? Как оценить его (капитал) с позиций этой новой сущности? Ведь, собственно, сегодня утрачен смысл самого труда как источника общественного развития, как способности превосходить затраты. И в этом качестве труд выступал не просто перводвигателем, а вечным двигателем социально-экономической системы в целом[26]. И это происходит на терминальной стадии вековых тенденций в условиях немыслимости и утопичности сохранения какой-либо деятельности социально-экономической системы как таковой. Уже не стоит вопрос о том «вступила или вступает историческая система, в которой мы живем, капиталистический мир – экономика, в такое время хаоса»[27]. И возникший глобальный диссонанс глобальной капиталистической системы в существе своем обостряет кризисные процессы, причем не свойства циклического спада, а по сути «поворотного пункта», когда
