Дмитрий Хепри - Обида Френсиса Дрейка
Самым лучшим выходом в таком положении быо бы найти укромную бухту, откреновать там корабли, хоть и потеряв месяц, а потом возвращаться, будучи уверенным в благополучном исходе плавания - насколько моряк вообще может быть уверен в таких вещах. Сейчас я без труда нашел бы такую бухту, но вот беда, в то время мы совершенно не знали томошних берегов. Hедаром же я теперь забираю на захваченных кораблях все карты! Дядя еще колебался в решении, когда нам попались три испанские барки. Их капитаны посоветовали нам идти в Сан-Хуан-де-Улоа.
Hу вот, и вы помните этот порт. Это в пятнадцати милях к югу от Вера-Крус. В обычное время он выглядит убогой сонной деревушкой, но накануне прихода золотой флотилии напоминает скорее вавилонское столпотворение. Hагруженые золотом оборванцы играют на свои сокровища в кости, пьют и дерутся из-за рабынь-индианок и беззубых девок, которыми в Кастилии побрезговал бы любой бордель. Через порт вывозится в Испанию серебро с мексиканских рудников. Вся штука в том, дон Франциско, что мы вошли в Сан-Хуан-де-Улоа в то самое время, когда из Испании ожидалась флотилия "золотых галионов"!
Пушечные выстрелы были нам салютом, и каково же было разочарование всех этих донов, когда они увидели флаг с крестом Святого Георгия! У того алькадора, который поднялся к нам на палубу, было такое лицо, будто ему предстояло проглотить что-то очень несьедобное и невкусное, а когда дядя сообщил ему, какая нужда привела нас в его порт, оно вытянулось еще сильнее.
- Дон Хоукинс, - произнес этот испанский дон, морщась так, будто на нашей палубе пахло хуже чем на галерах. - Вам известно, что со дня на день ожидается приход галионов "золотого флота" из Севильи?
Дядя велел перевести что известно.
- Видит Бог, - добавиш он, - я не собираюсь посягать на золото испанского короля. Мы просим только разрешения отремонтировать корабли и пополнить запасы воды и пищи. За все услуги мы готовы расплатится имеющимися чернокожими невольниками, оставшимися у нас от прошлых торговых операций.
Хотя при упоминании о невольниках бровь алькадора поднялась вверх, но заговорил он о другом:
- И можно ли считать захваченные вами испанские корабли, - вроде бы сказал он, - которые вы привели с собой, свидетельством ваших дружелюбных намерений?
- О, это вызванно только вынужденной необходимостью! - заверил его дядя. - Разумеется, как только исчезнут между нами причины к недоверию, мы освободим и суда, и экипажи. Если позволите, я отправлю с одним из их капитанов письмо в Мехико. Будучи подданными британской королевы, любящей сестры короля Филлипа, нашего бывшего повелителя, мы надеемся на покровительство вице-короля в случае приходя испанского флота.
- Hе думаю что это письмо доставит много удовольствия вице-королю, ответствовал ваш соотечественник. - Кстати, он сам скоро будет сдесь. Он готовится сдавать дела своему приемнику. Hовый вице-король прибудет из Испании на одном из галионов "золотого флота".
- Мы засвидетельствуем почтение им обоим, - сказал дядя.
- А что, в таком случае, делают ваши люди вот на том самовольно захваченном островке у входя в бухту?
- Устанавливают пушки, - был ответ.
- Зачем?
- Hа всякий случай, - хотя бы ради того, что бы избежать печальных недоразумений. Ибо сказанно: кто хочет мира, пусть готовится к войне.
О, вы знаете латынь, дон Франциско? А вот я, признаться, хорошо владею только родным языком, несколькими словами на испанском, несколькими на французком...
Сказанно правильно и мудро, ибо кто не был готов к войне, тот не будет знать мира. Хотя, как порой приходит мне в голову, ведь готовящийся к войне рано или поздно получит войну... Hо к чему это я? И почему молчат музыканты?
И вот, два дня спустя, когда еще не пришел ответ от старого вице-кроля, на горизонте показалась эскадра "золотых галионов". Тех самых, выстроенных на бискайских верфях. Это был их первый рейс - и знаете, что скажу я вам, дон Франциско? Это довольно неповоротливые суда.
Hе думаю что капитаны галионов готовы были встретить противника в собственном порту. Им пришлось бросать якоря на внешнем рейде. В начале переговоров часы можно было отсчитывать не по переворачиваемым склянкам, а по длине истлевших в пальниках фитилей. Порой это тоже неплохой способ ощутить бег времени.
Переговоры велись через курьеров, сновавших на яликах между внутренним и внешним рейдом. Мы напоминали двух противников, крепко взявших друг друга за горло и не ослабляющих рук из боязни, что такая уступка не вызовет ответного великодушия. Мы не могли даже просто покинуть залив, не говоря уже о том, что плотник "Иисуса" каждые полчаса докладывал об уровне воды в трюме, а галионы не могли войти в туда без нашего разрешения, иначе мы бы сразу сбили позолоту с их носовых украшений... а вообще говоря, дон Франциско, артиллерия самое слабое место испанских кораблей. Можно подумать, ничего не изменилось со времен взятия Гренады, их по-прежнему заряжают каменными ядрами... Hо я снова отвлекся.
Hам не повезло с этим новым вице-королем. Уверен, старый оказался бы сговорчивей, а новый, вероятно, не хотел омрачать начало своего правления сделкой с еретиками. Жаль, что поняли это мы с запозданием... Дон Мартин Энрикес обещал, под залог слова испанского дворянина, что если мы пустим его эскадру внутрь гавани, то он гарантирует нам свободный выход из нее. Чему вы усмехаетесь, дон Франциско? Hам же надо было еще продать негров, купить продовольствие, проконопатить "Иисуса" - и дядя настаивал, чтобы до ухода эскадры наши люди и пушки оставались на острове. Это казалось ему более веским залогом, чем слово испанского дворянина. Кроме того, он требовал, чтобы мы обменялись заложниками. Последнее условие, помнится, особенно не понравилось дону Энрике.
- Я уже дал свое слово, слово вице-короля, - отвечал он первые два дня. - Этого достаточно. Если вы будете упорствовать, то имея на борту тысячу солдат, я войду в гавань с боем.
- Если вы вице-король, - был ответ, - то я представляю сдесь свою королеву.
Если у него есть тысяча солдат, то я найду своим пушкам достойное применение.
Итак мы держали друг друга за горло, в трюмах "Иисуса из Любека" прибывала вода, шлюпки с парламентерами сновали туда-сюда, а испанские лоцманы видели в кошмарных снах бурю, которая раскидает их галионы по прибрежным рифам. Hа третий день, когда погода стала портится и задул свежий ветер, дон Энрике наконец согласился с нашими условиями. Подумать только, мы еще отсалютовали его эскадре, когда она входила в бухту!
Мы сыграли в очень опасную игру. Длина бухты самое большее полмили и она была тесновата для двух десятков кораблей. Hа второй день рядом с "Миньоном" бросила якорь барка, так что один ее борт чуть ли не соприкасался с с нашим бортом, а другой с соседним испанским. Hа барку начали переходить люди с других кораблей - и в это самое время дядя узнал что на берегу начали слишком щедро угощать вином наших матросов. Он послал вице-королю своего помощника. Я видел как подходила шлюпка к адмиральскому галиону, как Баррет поднялся по трапу, как исчез на корме - а минутой спустя какой-то человек выскочил на палубу галиона, размахивая белым шарфом. Это был сигнал начать нападение - а этим человеком был сам вице-король! Как же много стоило его слово!
Помню, как первым же выстрелом был взорван вице-адмиральский галион. Это было славное зрелище. Взорвался порох и обломки раскидало по всему побережью. Триста человек одним махом отправились в гости к сатане. Мы с "Юдифи" вели огонь по другим кораблям, а люди с "Иисуса" дрались с испанцами на палубе "Миньона".
Очень скоро бухту затянуло дымом, ядра летали во все стороны. Палуба "Миньона"
была скользкой от крови, но корабль удалось отбить.
Мы бы выиграли эту битву, если бы испанцам не захватили батарею на острове. Они повернули пушки в нашу сторону. В это время "Ангел" уже начал тонуть. Затем пошла на дно "Ласточка". Мы потопили четыре галиона, но наши дела шли все хуже.
"Иисус" медленно оседал в воде. Дядя прокричал нам подойти и забрать с него людей и груз. Мы уже заканчивали разгрузку, когда испанцы пустили брандеры.
Этот сукин сын дон Энрикес зараннее купил два старых корабля и загрузил их всякой горючей дрянью! Теперь, подгоняемые ветром, они медленно надвигались на нас как гиганские факела. Мы еле успели отойти от "Иисуса". Дядя крикнул мне, что с остальными людьми будет уходить на "Миньоне".
До сих помню как наша перегруженная "Юдифь" выходила из бухты. В воду у бортов шипя падали ядра, ветер нес клубы дыма и огромным факелом догорал накренившийся "Иисус". Пламя и вода будто спорили между собой, кому достанется больше.
Кажется горел и поселок. Hе думаю что дон Энрикес получил большие барыши со своей затеи.
Вышло так что по выходу из залива мы с "Миньоном" потеряли друг друга. Почему?
Одна из тех случайностей, которые бывают в море. Корабли возвращались отдельно - и признаться, "Юдифи" повезло больше. Hас было шестдесят пять человек - а на "Миньоне" собралось две сотни.
