Санин Евгений - Завещение бессмертного
- Двух гонцов ко мне! — крикнул он рабу и, подумав, добавил: — И срочно разыскать посла Вифинии!
Вскоре в коридоре послышались торопливые шаги. В кабинет вошли два молодых человека, сыновья знатных пергамских вельмож. Зимрид знал их с малолетства, часто бывал гостем в их домах и поэтому, оценивающе осмотрев обоих, приветливо сказал:
- Ты, Никострат, немедленно отправишься в Вифинию и передашь это послание нашего базилевса царю Никомеду. А ты, Александр, — протянул он второе письмо стройному юноше со светлым пушком на подбородке, — доставишь этот пергамент в Понт, базилевсу Митридату Эвергету.
- Как! Ты не дашь нам охрану? — удивился Никострат.
- У меня нет лишних людей, — отрезал Зимрид. — В Пергаме неспокойно, и я отвечаю за жизнь базилевса. — Впрочем, если вы трусите...
- Я не просил об охране! — воскликнул Александр, презрительно косясь на Никострата.
Начальник кинжала улыбнулся ему и жестом приказал гонцам выполнять приказание.
Через полчаса раб доложил о приходе посла Вифинии. Невысокий толстый вельможа, вбежав в кабинет, поздоровался с Зимридом и впился в его лицо тревожными глазами.
- Боюсь, твой базилевс сегодня будет весьма недоволен тобой! — после долгого молчания сказал начальник кинжала. — Мой царь направил ему сегодня весьма неприятное письмо.
- Как бы оно не стоило мне головы! — не без тревоги заметил посол.
- Все может быть! — развел руками Зимрид. — Аттал был очень разгневан и обращался к Никомеду, как к последнему слуге!
- О, Тихе1!..
- Но все еще может обойтись хорошо для тебя! — подбадривающе улыбнулся Зимрид и многозначительно добавил:
- И для меня тоже!
- Располагай мною! — воскликнул посол.
- Наш царь написал сегодня еще одно письмо, — не переставая улыбаться, понизил голос Зимрид. — Думаю, его содержание поднимет настроение твоему базилевсу после прочтения первого письма, Зная, какие чувства питает Никомед к Риму, являясь истинным «другом и союзником римского народа», я уверен, что, передав это письмо, куда следует, он получил бы еще большее расположение сената! А ты, отдав ему такое письмо, заслужил бы еще большее расположение своего царя!
- И... такое письмо у тебя?
- Уже нет,— усмехнулся Зимрид и, увидев, как разочарованно вытянулось лицо посла, добавил: - Но я дам тебе возможность добыть его. Правда, это будет стоить тебе… три таланта!
- Эти деньги я прикажу доставить тебе немедленно! — воскликнул посол.
- Еще ты должен обещать мне покровительство своего царя, если у меня возникнут некоторые затруднения в Пергаме! — подумав, добавил начальник кинжала.
- Ты можешь стать его подданным в любой момент!
- Тогда бери надежных людей и отправляйся в погоню за моим гонцом. — Его имя — Александр, поторопись — у его отца лучшие кони во всем Пергаме, однажды они сделали его победителем на Олимпиаде!
- Самый лучший конь — стрела, пущенная умелой рукой! — чуть приметно усмехнулся посол Вифинии и по-свойски взглянул на Зимрида:— Но у меня мало людей, почти все в отъезде...
- Шпионят в Пергаме! — покачав головой, заметил начальник кинжала и задумался:— Но это опасно — моих людей Александр знает в лицо...
- Он забудет их, как только увидит меня! — пообещал посол.— А я добавлю к трем талантам еще два...
- Чего только не сделаешь ради друзей! — махнул рукой Зимрид и приказал рабу передать дежурному офицеру выделить пять воинов послу Вифинии.
"Прекрасно! — подумал он, оставшись один в своем кабинете,— Пять талантов — задаток, и еще неизвестно сколько, когда начнутся бунты! А теперь — за охрану Аттала! — встряхнулся он. — И клянусь богами, я буду охранять его, как самого себя и даже еще лучше! При каком правителе я смог бы накопить такое сокровище и еще добавить к нему столько, что сам смогу сделаться базилевсом? Если не Пергама — то той же Вифинии или Каппадокии! А что — ведь не родовитость, не армия, не ум, а золото правит в этом мире. Потому что на него можно купить и титул, и войско наемников, и целую толпу ученых советников!"
2. Тайна второго имени
В то же самое утро во дворце бывшего начальника кинжала Эвдема проснулся человек с изрядно помятым лицом и туго соображающим взглядом.
Это был один из тех римлян, о котором упомянул в своем докладе Зимрид – тот самый Гней Лициний, у которого похитили и тут же возвратили три сундука. Несколько мгновений он встревоженно оглядывался вокруг, словно силясь понять: кто он, откуда и почему здесь…
И дело было не только в том, что он был после обильного ночной пирушки. На это у него были свои веские причины.
Вид роскошной спальни несколько успокоил его. Она не была похожа ни на тюремную камеру, ни на комнату пыток. И он уже без страха встряхнул головой, приводя в порядок мысли, выстраивая их в четкую цепь событий, которая предшествовала его появлению тут.
Гней Лициний — это было его не настоящее имя. Под ним Луций Пропорций, а именно так звали этого человека, прибыл в Пергам чтобы выполнить задание чрезвычайной важности. Он должен был убедить Аттала завещать свое царство Риму, а если тот откажется, любыми путями поставить на подложном документе царскую печать, и затем отравить царя. Для этого городским претором ему был вручен перстень с ядом, от которого не было противоядий. В этом Луций смог убедиться буквально в тот же вечер, на своем кредиторе, который чудом вернулся из Сицилии, где власть захватили восставшие рабы. Не желая расставаться с чужими деньгами, которые уже привык считать своими после ложного известия о гибели кредитора, Луций отравил его. При этом, развязав язык кредитора выпивкой и азартной игрой в кости, он еще и выведал, где тот спрятал от рабов свои несметные сокровища…
После этого он велел избить до полусмерти и выбросить умирать на остров Эскулапа единственного свидетеля обеих тайн, своего раба-пергамца по имени Прот, и со спокойной совестью отправился в путь.
По дороге Луций хотел было вызвать на помощь своего брата близнеца Квинта. Решительный и бесстрашный, как бывший центурион, тот привык разить в грудь любого врага, в отличие от трусливого и осторожного Луция, который предпочитал нанести удар в спину. Чрезвычайно похожие, они могли бы раздвоиться в Пергаме и прекрасно дополнить друг друга! Но опасение, что все награды и сокровища кредитора тогда придется делить с братом, остановило Луция.
Нет, все будет принадлежать ему, и только ему!
С этими радостными мыслями он ехал в Пергам, даже не подозревая, что рабу не только удалось выжить и бежать с острова Эскулапа, но и добраться до Сицилии, где он сумел найти сокровища. Этот раб давно бы уже уехал на свою родину, чтобы предупредить Аттала о грозящей опасности… Но переняв вместе с остальными привычками хозяина и его жадность, он также не смог отдать все сокровища царю рабов Евну, что задерживало его в Сицилии на неопределенное время…
Так Луций Пропорций добрался до Пергама и в первый же час пребывания в нем едва не оказался без вещей и документов в чужой стране, под чужим именем, среди враждебного чужого народа!
Воры, пока он, усыпленный восторженными рассказами влюбленного в свой Пергам носильщика, осматривал достопримечательности столицы, похитили его сундуки, и если бы не помощь пергамского вельможи, он бы и не знал, где бы теперь был и что делал… Точнее – что бы с ним делали…
Но к счастью, все обошлось. И все благодаря его нечаянному спасителю!
«Как же его звали?…Что-то такое короткое, как выстрел и певучее, как греческий стих…» — потер лоб пальцами Луций и, уже окончательно приходя в себя, с облегчением выдохнул:
- Ах, да — Эвдем!
3. «Базилевс» и «консул»
Несколько услужливых рабов, предугадывая каждое желание, заботливо умыли гостя, расчесали, умастили тело дорогими благовониями и принесли его одежду. Его ли?
Луций растерянно взглянул на белоснежную тунику, с любимой им бахромой на рукавах, но только сделанную из тончайшей восточной материи, стоимостью не меньше десяти обычных туник, на новые, украшенные золотыми пряжками сапоги, которым в Риме вообще бы не было цены.
Он хотел было сказать, что это не его одежда, но на плечи уже легла невесомая и вместе с тем необычайно уютная, заботливо сохраняющая тепло туника, а сидящий подле него раб застегнул ремешки сапожек, пришедшихся как раз по ноге Луцию.
- Живи вечно, господин! — бухнулся он лбом перед поднявшимся римлянином, и все остальные рабы, бормоча "Живи вечно!", пятясь, поползли к двери.
Едва последний раб скрылся за дверью, как в роскошно обставленную спальню вошел управляющий, полный мужчина с гладким, круглым лицом евнуха. Скрестив на груди пухлые руки, он поклонился, всем своим видом давая понять, что немедля выполнит любое желание гостя своего господина.
