Аль Странс - Встреча
— Никакой философии, уважаемый Артур Львович! Одна психология. Вот и вы ведь обещали мне отвечать на вопросы, а по сути, не отвечаете, а тянете время. Я могу вас сейчас, на месте арестовать, отправить в тюрьму, знаете, в Большой дом, и там с вами поговорить иначе…
— Вы что, меня запугать хотите? — побледнев, произнес Артур.
— Что вы! Что вы! Но согласитесь, вы ведь ровно ничего не знаете о казематах Большого дома, а я знаю,— он приблизил свое рябое простоватое лицо к утонченному белому лицу подследственного,— бывал там и не раз.
Он откинулся на спинку стула и холодно посмотрел на скрюченную фигуру Артура, выглядевшего действительно запуганным и слабым. Следователь, кажется, уже торжествовал в душе быструю победу, но вдруг застывшее и серьёзное лицо Артура преобразилось в мгновение, и на нем появилась почти наглая, по крайней мере, саркастическая улыбка.
— А после вас, значит, явится другой следователь, и будет со мной говорить по-доброму, так?
— Ваша ирония неуместна.
— Я остаюсь здесь ждать своего адвоката, — резко объявил Артур и скрестил руки на груди.
Надо отметить, что Артур, хотя и родился на севере, но не обладал характером нордическим твердым, как известный советский разведчик Штирлиц, герой телесериала, а его характер, скорее, можно было охарактеризовать, как нордический хлюпкий! Как все ленинградские дети, он часто болел и, несмотря на рыбий жир, который с отвращением пил регулярно, рос слабым, болезненным и боязливым мальчиком.
7
Чтобы не усыпить читателя однообразным повествованием о расследовании причин смерти Льва Давидовича и поисками завещания мы будем параллельно вести рассказ о жизни господина Фридланда старшего при жизни до его странного и даже таинственного ухода из неё.
Лев Давидович порою, при всей прагматичности своего ума, уходил в реминисценции и, словно влюбленный молодой человек весь в поэтических мыслях прогуливается в Летнем саду, среди кленов, римских статуй и прудов с белыми лебедями, так и он углублялся в свои воспоминания. Он любил прогуливаться в своем прошлом, припоминая мелкие детали, звуки, запахи, слова. Он любил эти прогулки в одиночестве, легким шагом преодолевая расстояния в годы, вплоть до детского сада на улице П. у Малой Невы.
Но только в свои шестьдесят семь он, казалось ему, постиг истину, что настоящий мужчина уже тот, кто ещё может желать. Впрочем, уверенности в правильности открытой истины у него не было, и ставить даже рубль на спор за это его умозаключение он бы не стал.
Однако юная дева, делившая с ним некоторым образом время в последние годы, не искала философского камня и была просто сама собой. И в этом заключалась её блаженная юная прелесть. Она не могла, да и не желала понять, что чувствует пожилой мужчина в её присутствии в этой её вольной, воздушно-эфемерной интерпретации одежды. Нечто легкое, полупрозрачное накинутое на юное тело, проглядывающее и просвечивающее сквозь, и благодаря, этому как будто платью.
«Ах, не надо юностью/ Любоваться — старости!,— вспомнил он строчки Марины Цветаевой, — и все же… Если ангелы существуют, то несомненно она создана по образу и подобию… О, да! Но ведь беда именно в том, именно!.. что эти непорочные бесплотные создания прямо, прямехонько и толкают тебя к пороку… ко греху, ибо пробуждают даже твою усталую почти заснувшую вялую плоть!»
8
Вечером другого дня после допросов Анна Львовна просила братьев остаться для личного разговора. Выбрали кабинет отца. Сели. Молчание длилось неприятно долго.
— Аня, — наконец не выдержал Генрих Львович, — не томи душу. Говори, для чего созвала.
— Я бы хотела узнать у Артура Львовича, — Анна неприязненно посмотрела на младшего брата,— не видел ли он, чего ни будь подозрительного у дома отца в день приезда?
— Нет. — спокойно ответил Артур и перевел взгляд от колючих глаз Анны Львовны на китайскую вазу, стоявшую в углу.
— А может ли Артур доказать когда прибыл к дому?
— Анечка, ну, что ты так?! — воскликнул с обидой за брата Генрих Львович.
— Ты, что следователь? — вспылил Артур.
— Я бы хотела, только на внутреннем форуме, так сказать, выяснить несколько вопросов, прежде чем мы выступим на официальном допросе…
— Анна, но причем тут Артур? И потом, ведь выступили уже…
— Это только начало. А что вы уже успели рассказать?
— Анна, я тебя не понимаю! Ты что-то скрываешь? Ведь всё до боли ясно!
— Генрих, успокойся… Не всё ясно… Так когда ты, Артур, прибыл к дому?
— Вечером.
— Да, где-то около семи. Приехал, не смог попасть в дом и сразу мне позвонил…
— А ты, Генрих, видел, когда Артур прибыл к дому?
— Я не видел, но повторяю, он сразу как приехал мне позвонил, потому, что не мог попасть в дом! Не стоять же ему на морозе! Анна, право! И я тут же приехал.
— А сколько времени он был там один, ты знаешь?
— От его звонка до моего приезда, может четверть часа, не более, верно, Артур?
— А до его звонка тебе?
— Ну, право… — Генрих Львович развел руками, — Анна, мне не нравится твой тон!
— До моего звонка брату я был в городе.
— А почему, собственно, сестра, ты подозреваешь Артура?
— А где у тебя доказательства, что он не был в доме и не вышел, подождать твоего приезда?
— Я растерян… Это прямо таки обвинение! Артур, что ты молчишь?!
— Мне нравится наблюдать за вашей игрой, — с кривой усмешкой, не глядя на них, ответил Артур.
— За нашей!.. игрой!? — изумленный воскликнул Генрих Львович и даже покраснел от потрясения, — Что ты подразумеваешь? Объяснись немедленно!
— Анна Львовна подозревает меня в убийстве из-за моих материальных трудностей в Нью-Йорке. Это по её мнению достаточный мотив для убийства отца с целью получения наследства. И у меня действительно есть трудности, и действительно нет алиби. Я прилетел в город утром, а у дома отца оказался только вечером.
— И где же ты был всё это время? — растерянно спросил Генрих.
— Это не важно. Я вернулся в мой город всё- таки и куда пойти у меня было. Но с такой же уверенностью я могу обвинить тебя Генрих и твою сестру Анну…
— Она и твоя сестра.
— В меньшей степени. Она меня не любит… и никогда не любила. Но вы оба могли быть заинтересованы в смерти отца.
— Анна! Что он говорит? Это бред! Я адвокат по недвижимости, консультирую крупные компании, у меня нет проблемы с деньгами. Анна, слава Богу, глава отделения, преуспевающий врач, муж инженер… Какие мотивы ты нам приписываешь? Я просто разочарован в тебе, Артур!
— Не спеши, братец. Я чувствую это ещё не всё из того, что припасла для нас сестра. Мы слушаем, Анна Львовна, вашу версию.
Он скрестил руки на груди и вызывающе на сей раз посмотрел в глаза Анны Львовны. Она, как будто смутилась на секунду, но быстро взяла себя в руки и задумалась. Молчание её длилось с минуту.
— Какая-то чертовщина… – вступил вместо сестры Генрих Львович,– Ты понимаешь, Артур, эта болезнь тянулась несколько лет. То он чувствовал себя лучше и тогда вставал с постели и даже выезжал в город… а то проваливался снова в какую-то спячку… Странная болезнь… я так и не понял ни причин её, ни диагноза.
— Отец никогда ничем не болел! — резко оборвала брата Анна, — дело в том, что наш отец был… совершенно здоровым!
Стул скрипнул под Генрихом Львовичем, повернувшимся в изумлении к сестре.
— Да, да. Абсолютно здоровым, да ещё спортсменом. И чтобы его удушить, нужно было обладать силой молодого здорового человека…
— Анечка!... Анечка… О чем ты?! Я в шоке! — Генрих Львович глотал воздух ртом, как рыба, выброшенная на берег. Он весь покраснел и вспотел, так что Анна Львовна подалась вперед в испуге, чтобы помочь ему хоть чем-то. Он же распустив галстук, откинулся на спинку стула и отпил воды из стакана. — Отец был здоровым? А как же эта его машина с кислородом и лекарства и сиделка?
— Я, кажется, начинаю постигать… Вы оба замешаны в этой двойной жизни папаши! Ты, Анна Львовна, участвуешь в его игре с руками и ногами. Ведь это ты приписывала ему диагнозы страшных хронических болезней! Ты выписывала ему лекарства! Ты заботилась о медицинских свидетельствах о его тяжелом состоянии! А папаша тем временем вел тайную, но полную и полноценную жизнь, более полную и более полноценную, чем любой другой самый здоровый человек в мире, который всегда и всюду на виду у всех! А он был всегда в тени! Человек—невидимка. Но от этого ещё более властный, более жестокий и упрямый! Ты, Генрих Львович, скупал для него под чужие имена, разумеется, дома и угодья, на его деньги, разумеется, всё оформляя как полагается, а он вам платил! А я, дерзостно нарушив его волю, сбежал в Америку, и поэтому он мне не платил ничего! И это вот привело Анну Львовну к мысли, что я заинтересован в убийстве ради наследства. А на самом деле это вы заинтересованы больше меня!
