И. Завалишин - Описание Западной Сибири

Купивши на последние деньги травы, купивши ее и в прошлом году, я прошу ваше превосходительство оказать зависящее от Вас содействие взысканием мне с виновного, по крайней мере, хоть 30 сер. за двухлетнюю сложность – 15 десятин в год, что далеко еще не покроет моих убытков, потому что хорошие земли дороги, и не далее, как на прошлой неделе, цены на покосы при торгах в хозяйственном управлении возвысились значительно против того, что я полагаю, и при травах, очень скудных по случаю засухи. Иначе я буду вынужден продать дом, бросить все хозяйство и просить его сиятельство довести до сведения правительства о причинах, меня к сему побудивших, дабы не быть обвинену понапрасну в неодобрительном смысле, чем, конечно, я дорожить должен при милостивом внимании ко мне князя. А воля Ваша, без сена и хлеба из казенных 400 асс. поддерживать мне дом, больному и семейному, невозможно!

Заключая сие письмо, считаю долгом обратить тоже полное внимание Ваше на то, что и жена моя два года просит тщетно о выезде, когда имеет на это законное право и когда с лишком уже полгода тому назад (13 генваря) указал я иркутскому начальству даже камеру присутствия, шкаф и столбец, где хранится переписка, существование которой оно так странно отвергало! Она хочет обратиться к г. шефу жандармов, и я теперь уже не вправе отказать ей в оном.

Благоволите, милостивый государь Карл Федорович, почтить меня на все это скорым ответом по случаю моего отъезда для лечения болезни и принять уверение в том искреннем почтении, с коим имею честь быть вашего превосходительства покорный слуга Ипполит Завалишин.

Тобольская губерния,

город Курган.

21 июля 1850 года.

Сиятельнейший князь, милостивый государь![7]

Беспредельная доброта вашего сиятельства и все благодеяния, Вами мне в течение двух уже лет оказываемые, побудили меня решиться утрудить Вас еще раз, повергнув на милостивое воззрение Ваше: результаты моей поездки в Тюмень, причины, кои заставили меня отказаться от счастья лично принести Вам в Омске мою глубочайшую благодарность за все Вами для меня сделанное и, наконец, то, о чем я осмеливаюсь ходатайствовать у Вас ныне.

Поездка моя в Тюмень принесла мне ту несомненную пользу, что обнаружила вполне истинное свойство моей болезни. По консультации, произведенной под руководством управляющего Тюменским военным госпиталем штаб-лекаря Черемшанского и выданной им мне письменно 22 сентября, оказывается, «что болезнь моя состоит в органическом повреждении наружных покровов внутри слухового органа с повреждением и самой надкостной плевы, что болезнь сия образовалась вследствие жестоких болей в голове, что по долговременности этого страдания и излечение его очень затруднительно, что лишь постоянное лечение, в течение целого года непрерывно продолжаемое, может подать надежду на исцеление, что опасность грозит теперь не одному уже органу слуха, но и оказывает разрушительное действие на самый орган зрения, и что, словом, лучше не предпринимать ничего, нежели, предприняв, усилить ход недуга, который может повлечь за собой не одну уже потерю слуха, но и самую потерю зрения».

Подобная добросовестная и отчетистая консультация, частью письменно, частью в устных беседах и в строгом исследовании и опытах произведенная в течение почти двух недель, убедила меня в бесполезности дальнейших поездок, столь мне тягостных по моим ограниченным средствам, равно как и в бесполезности, или, точнее сказать, вреде начала какого-либо лечения заглазно, без опытного руководителя и средств медицинских при болезни своенравной и опасной, гнездящейся в голове, и которая при малейшем раздражении ее рукой неискусной может пасть всею тяжестью скопившейся материи не только уже на слух или глаза, но, по отзыву врачей, может повредить мозг и привести к самой потере рассудка!

Сиятельнейший князь, таковы причины, заставившие меня возвратиться прямо в Курган, чтобы отселе повергнуть весь ход сего затруднительного дела на милостивое воззрение Ваше. Из всего выше изложенного, ваше сиятельство, усмотреть изволите, что и шесть недель, кои я считал в поданном мною гражданскому губернатору отзыве 21 июля достаточными, не принесли бы никакой пользы в такой органической и многосложной болезни, и что надо искать другого исхода грозящему мне несчастью при милостивом покровительстве Вашем.

В Кургане, как вашему сиятельству известно, нет ни руководителя, ни средств для болезней органических, требующих особого опыта и долговременного лечения. Сравнивая страшную участь, меня ожидающую, с усилиями и трудами моими в течение двух уже лет на прочное хозяйственное обзаведение мое здесь, я нахожу и смею думать, что Вы сами изволите с сим согласиться, что денежные утраты, кои я мог бы понести от перемены жительства, не могут, конечно, идти в параллель с участью, мне грозящей. Это решило меня, возвратившись сюда, немедленно и убедительнейше просить ваше сиятельство принять в человеколюбивое внимание мое безысходное положение и благоволить оказать мне Ваше всесильное покровительство в деле перехода из Кургана в Тюмень уже на постоянное жительство[8]. Причины так законны, положение мое ныне так тяжко и шатко и может привести меня к таким ужасным последствиям, что человеколюбие Ваше, сиятельнейший князь, не отринет моей просьбы и подаст мне и в этом Вашу всесильную руку помощи. Если же я по примеру многих, уже переведенных в Тобольск по болезни, не прошусь в сей город, где тоже есть все пособия врачебные, причина сему та, что по единогласному отзыву врачей климат тобольский убийственен для органических болезней головы, сгущая материю всею тяжестью сырой и холодной атмосферы. В Омск бы очень желал и жить на виду у вашего сиятельства почел бы за счастие, да не думаю, чтобы сие было возможно, и проситься туда не смею. В других уездных городах губернии (кроме Тюмени) то же, что и в Кургане. В Тюмени лишь соединяются для меня теперь все условия. Близость перехода, сухой и здоровый климат, одна из лучших аптек в Сибири, врачи опытные и добросовестные, та же дешевизна припасов, как и в Кургане, и, наконец, самая дешевизна построек, подающая мне надежду обзавестись и там хорошо и хозяйственно по времени.

Повергая все это на милостивое воззрение вашего сиятельства, я повергаю вместе с сим, как видеть изволите, и самую участь мою в будущем с полной на Вас надеждой! Заслуживши столько раз высокое внимание Ваше, я смею уверить Вас, сиятельнейший князь, что не употреблю во зло и этой Вашей милости, если Вы мне ее даруете, что буду тщиться оправдать ее тою же неукоризненностью мыслей и поступков, как и доселе, и что свято выполню то, что я обещал Вам, ходатайствуя о себе не однажды: «жить мирно, понимать свое положение и свои обязанности и помнить, что каждая милость Ваша есть краеугольный камень не только моего настоящего, но и моего будущего»!

С глубочайшим почтением и преданностью имею честь быть, сиятельнейший князь! Вашего сиятельства покорный и благодарный слуга Ипполит Завалишин.

Тобольская губерния,

город Курган,

5 октября 1850 года.

Копия

Ваше высокопревосходительство Николай Николаевич[9]. Находясь свыше 22 лет в Сибири, я по разным случайностям моей скитальческой в ней жизни имел возможность узнать и испытать весьма многое. Я бывал в близких соотношениях, а часто и в приязни со всеми почти замечательными людьми в течение этой четверти века или правившими Сибирью, или трудившимися над изысканиями о ней или ее будущим: с генерал-губернаторами А.С. Лавинским и С.Б. Броневским, из коих один был старым другом моего отца, а другой его боевым офицером на Кавказе; с губернаторами: историком Д.Н. Бантыш-Каменским, статистиком А.П. Степановым и геологом С.П. Татариновым; с синологом о. архимандритом Петром, ныне главным миссионером за Байкалом, и ревизовавшим Сибирь по части государственных имуществ генералом H.Л. Черкасовым; с ботаником А.П. Турчаниновым и знаменитым святостью жизни о. игуменом Варлаамом, просветителем дебрей чикойских, я принимал наблюдательное участие в делах откупных, компании А.К. Галлера и П.П. Энгельгардта (дружбой коего и доныне поддерживаем) и в делах золотопромышленных графини А.А. Толстой и князя Дондукова-Корсакова; я пользовался особенным расположением людей, влиявших и влияющих доселе на Сибирь – Н.Ф. Мясникова и Н.Д. Асташова (и доныне мне благодетельствующего); я видел вблизи две ревизии обеих частей Сибири в 1828 и 1844 годах, посещал берега Амура, беседовал с китайскими купцами в Маймачене; еще нет и трех лет, как в конце 1848 года проехал я все громадное пространство от границ Монголии до границ Урала, проехал, с отстоем мысли все наблюдая, поверяя лично все мною слышимое; посетил Иркутск и Красноярск, Томск и Омск, Тобольск и Тюмень, и от кабинетов генерал-губернаторов обеих частей Сибири до хижины ссыльного или юрты бурята в снежных пустынях сибирских я соприкасался всюду с сердцем любящим и с мыслью живой и теплой по всем видоизменениям здешней жизни, и ни одно проявление ее не проходило мимо меня незамеченным.