Девятихвостая Ленка - Джеймс
—А-а, ну да. У него полно фанатов, и, кажется, их становится всё больше. Он их слушает и выполняет их самые дурацкие хотелки. Вчера вон дохлого шакала оживил.
— Того черного в парке? Его ещё в социалочках растащили на мемы? — припомнила Ленка. — А когда он скопытился-то?
— Ага, он самый, совсем чёрный. — Людмила зачем-то развела руки, будто показывая масштабы чёрности шакала. — Позавчера сдох. Говорят, какой-то придурок кинул то ли шоколадку, то ли что-то такое, чего собакам нельзя.
— Надо бы глянуть, — нахмурилась Ленка.
Определённо надо. Что там вообще оживили, если даже магия никого не может оживить? Открывать портал на улице не хотелось — люди всё сильнее видят магию, и теперь не примут чёрную дыру в асфальте, за мелькнувшую тень. Ленка повертела головой — где бы рядом с площадью найти укромное место?
Возле магазинчика под деревьями она заметила старых знакомых: очкастого и блондина из ОПЯТА, которые возвышались над толпой из-за своего роста. Сейчас члены магического ордена были одеты в неприметные тёмные куртки и выделялись только хмуро-озадаченным видом, в отличие от публики, радостно поглядывавшей на кость. Они заметили Ленкин взгляд и двинулись к ней.
— Здравствуйте, Елена Лисеевна… — кивнул было очкастый, но его перебил блондинистый товарищ:
— Доигралась, лиса? Чо ты сейчас будешь делать? — он гневно махнул рукой на кость-башню.
Очкастый с лёгкой ухмылкой косился то на товарища, то на Ленку.
— Сейчас? — она растерянно прикусила нечеловечески большим клыком губу. — Что же сейчас делать? Не знаю, погулять, что ли? Мальчики, не подкинете нас до парка?
— Ты издеваешься?! — прорычал блондин.
— Не совсем, — усмехнулся очкастый, тронув за плечо красного от ярости напарника, тот разом растерял весь гнев, словно пар. — Елена Лисеевна хочет на шакала взглянуть.
— Как вы узнали? — не выдержала Людмила.
— Приглашаю в машину, — очкастый кивнул в сторону припаркованного вдали старенького белого микроавтобуса с изображением грибов и большой надписью ОПЯТА. — По дороге расскажу.
Машину вёл блондин, яростно но беззвучно шевеля губами на замешкавшихся водителей, на плохо расчищенную от снега дорогу, на сугробы по обочинам. Тем временем очкастый рассказывал, о проблемах оживления в реальности Земли. Так как без магии, при реалистичном подходе нет ни загробного мира, ни души, то после смерти возвращать собственно нечего. Ну кроме того, что осталось в материальном носителе, пока мозг жив. В случае с шакалом прошло изрядно времени — пока новость взбудоражила публику, пока публика взбудоражила Архимага. Причём сначала об оживлении речи и не было, а хотели найти и наказать виновного. Потом решили виновного превратить в шакала. И только потом уже возникла идея оживить. О том, как оживлять и возможно ли это вообще — никто не думал. А Архимага эти проблемы не беспокоили вовсе, что странно, ведь он в Академии не учился, в отличие от Ленки… Тут Ленка втиснулась в монолог, заметив, что тоже не училась, а лишь посещала — хвосты тому доказательство. Но у Архимага никто хвостов не видел, даже Людмила, следовательно Академию он всё же не посещал. Опята хотя и могли научить магическим основам, но до него не достучались. Тот общался только со своими фанатами, каким-то странным образом определяя, кто есть кто. Но в любом случае не важно, знал он или нет — именно оживить спустя столько времени он никого не мог.
В парке на территории зооуголка за невысокой решёткой забора расхаживал по заснеженному вольеру вполне себе живёхонький шакал, чёрный как ночь. Некоторое время Ленка издали смотрела, как он любознательно провожал ушами всякие звуки, приветственно помахивал хвостом при виде толпы посетителей, и совсем не походил на зомби или что-нибудь потустороннее.
Когда Ленка с сотоварищами всё же протиснулась к решётке, то шакал отдыхая на бревне у бетонной стены, поглядывал в их сторону.
— Ты подделка, — завила ему Ленка.
Шакал лениво встал со своего места, подошёл к решётке напротив Ленки и зевнул, выпустив облачко пара. Но закрывая пасть, он высунул язык, явно подражая человеческому жесту. Потом украдкой поглядел на остальных посетителей и, улучив момент, негромко протявкал:
— Ночью приходите.
— Хорошо, — усмехнулась Ленка.
В машине на Ленку насели с расспросами, как догадалась? Она отмазалась, что не догадывалась, а просто проверяла — оказался бы шакал настоящим, то он бы не отреагировал. Она просто не знала, как объяснить, что во всех движениях шакала скользила какая-то неуловимая осмысленность, животным не свойственная. Но и человеком в шкуре животного его было никак не назвать.
Ночью, в приглушённом метелью свете фонаря на бетонной стене появилось чёрное пятно размером с ноготь. Оно чуть увеличилось до размеров норы, пошевелилось и явственно мяукнуло. Встревоженный шакал притаился за припорошённым снегом бревном, высунув только уши. Тем временем из пятна-норы вышла лиса. Обычная рыжая лиса!
Она брезгливо посмотрела под свои лапы, утонувшие в холодном снегу, и недовольно фыркнула. Затем уставилась точно в сторону неподвижно замершего шакала и вполне человеческим голосом сказала:
— Ну я пришла, чё дорожки не почистил?
Шакал встал передними лапами на бревно и спросил:
— Ты кто?
Усевшись на снег и обвив лапы хвостом, Ленка кратко сообщила, что она Ленка, что приходила днём. Заодно рассказала, про кость, про Архимага, наконец упомянула про смерть шакала, и спросила:
— А ты кто?
— Я — это я! — с напускным задором шакал целиком влез на бревно и только что лапой в грудь не бил.
— Но неделю назад это ещё был не ты?
— Не знаю, — понурил шакал уши. — Я почти не помню себя до смерти. Какие-то цветные обрывки полные людских разговоров. Липовые какие-то. Как со стороны гляжу на себя.
— Все днём? Запахов не помнишь? — прищурилась Ленка, и деловито переложила хвост из стороны в сторону.
— Днём, — уставился шакал на неё. — Запахов… почти не было, пару раз сигаретами пахло, дезодорантом. Ты что-то знаешь?
— Предполагаю. Потустороннего в этой реальности нет, души тоже. Так что ты помнишь видеоролики и воспоминания людей о себе.
— То есть я не шакал?
Ленка отрицательно качнула ушами:
— Не так. Всё просто. Ты не тот шакал, что жил в зоопарке. Он помер, — с притворной грустью вздохнула она.
Но вдруг зажгла свои глаза рыжим пламенем и с оскалом
