Мифология Толкина. От эльфов и хоббитов до Нуменора и Ока Саурона - Александра Леонидовна Баркова
В романе воплощается традиционная сказочная структура финала: сначала идет легкое возвращение после основного испытания, а затем — «второе вредительство». Насколько долог и труден для сказочных героев путь к месту основного испытания, настолько легок и быстр обратный. Во «Властелине колец» быстрота и легкость обратного пути оказываются сюжетно разнесенными: орлы стремительно переносят хоббитов из Мордора в Гондор, а затем семь Хранителей неспешно разъезжаются по своим землям.
Возвращение Одиссея к Пенелопе. Гравюра из немецкого издания книги «О знаменитых женщинах» Джованни Боккаччо. 1474 г.
The University of Pennsylvania Libraries
«Второе вредительство» обычно подстерегает героя сказки либо на границе мира людей, либо непосредственно дома. В сказке «второе вредительство» выражается в том, что старшие братья или соперник похищают у героя (часто — спящего) сокровища, за которыми он ездил в потусторонний мир, и (или) невесту. Во «Властелине колец» таковым является лиходейство Сарумана в Шире. В сказочных и эпических сюжетах герой преодолевает «второе вредительство» благодаря своим магическим качествам, полученным в ходе инициации, а также с помощью добытых волшебных предметов (помощников). Это находит прямые соответствия в тексте романа Толкина: Мерри и Пиппин, ставшие настоящими воинами, легко побеждают бандитов Сарумана, а Сэм благодаря дару Галадриэли чудесным образом возрождает земли и сады Шира. Невольно возникает параллель между возвращением хоббитов и возвращением Одиссея: разоренный дом и жена (невеста), хранящая верность герою (Рози дожидается Сэма); отметим, что сюжет «Одиссеи» в мировой литературе чрезвычайно распространен.
Еще одна деталь: четверку хоббитов, возвратившихся в Шир, сначала никто не узнает — неузнавание есть знак успешного прохождения инициации, как отмечает Пропп.
Для многих героев, принимавших участие в Войне Кольца, происходит смена статуса, возвышение тем или иным образом (воцарение Арагорна, получение хоббитами почетных должностей в их родной стране, обретение Гэндальфом еще большей мощи, данное Фродо право уйти за Море, в Благой Край) — посвящение приносило подобное могущество тем, кто сумел пройти испытание, доказать, что достоин возвыситься (инициация вождей).
Еще один мифологический мотив, в определенном виде обрабатываемый во «Властелине колец», — это сюжет боя героя с чудовищем. Как мы показали в свое время55, в мифологических текстах существует твердо устойчивый сюжет, который можно назвать «архаический поединок».
Структура архаического поединка включает в себя три этапа: бой на расстоянии, оканчивающийся неполной победой героя; контактный бой, в котором чудовище оказывается поверженным; истребление змеенышей — факультативный этап, закрепляющий победу героя.
В качестве примера такого трехчастного поединка можно привести сражение хоббитов с Шелоб: частичное поражение на расстоянии — свет фиала ослепляет ее и заставляет отступить; контактный бой — Сэм всаживает в брюхо паучихе эльфийский клинок (Шелоб находится над Сэмом — отголосок мотива разрубания Змея-поглотителя изнутри); добивание — Сэм снова ослепляет ее, догоняет и ударяет по лапе (скорее от отчаяния, но в мифологическом смысле это является указанием на уязвимость конечностей Змея и всех существ, восходящих к нему).
Подобная структура наблюдается в сражении Эовин и Мерри с Черным Всадником: сначала Эовин обезглавливает крылатое чудовище, похожее на дракона и служившее назгулу средством передвижения, — неполная победа, и даже частичное поражение, так как назгул ударом палицы разбивает щит воительницы и ломает ей руку; затем Мерри вонзает свой клинок Всаднику «пониже кольчуги в подколенную жилу» (тот же мотив магической уязвимости ног, ведущей к гибели), и почти одновременно с этим Эовин ударяет мечом в пустоту между плащом и короной, ибо назгул невидим. Здесь можно говорить об отсутствии третьего этапа, однако второй оказывается сдвоенным: Черному Всаднику было предсказано, что ни один смертный муж из воинов не сможет погубить его — ни Эовин (женщина), ни Мерри (не человек, а хоббит) не являются таковым, но их объединенные силы и мужество уравниваются с силой могучего воина, неся гибель Предводителю Кольценосцев[42].
Наконец, литературной трансформацией фольклорного образа следует признать Кольцо Всевластья. В типологическом смысле образ магического кольца восходит к волшебному предмету — одному из проявлений волшебного помощника (персонифицируемой сверхъестественной способности героя, которую он получает при посвящении). И если произведения, где помощник затмевает собой главного героя, не редкость ни в фольклоре (ближайший пример — русская сказка «Иван-царевич и серый волк»), ни в литературе («Три мушкетера» Дюма, где вынесенные в заглавие персонажи суть помощники главного героя), то произведений, где бы волшебный предмет был главным действующим лицом, — крайне мало[43]. А между тем, название книги фактически относится не к Саурону (который на страницах романа не представлен владыкой каких-либо колец, кроме назгульских), а именно к Единому Кольцу — весьма действенному персонажу, обладающему собственной волей, целями и т. д.
Прототип здесь — кольцо из тетралогии Вагнера, которая и названа в честь этого персонажа — «Кольцо Нибелунга».
Поскольку Кольцо — персонаж, в котором фольклорные законы оказываются обращенными (магический предмет, который нужно не добыть, а уничтожить), то и мотив инициации в связи с ним также отражен зеркально. Если в фольклоре герой должен обрести магическую силу, то здесь все наоборот: он должен устоять против соблазна завладеть Кольцом и не попасть под его волю. Особенно трудно выдержать искушение Мудрым — они слишком хорошо знают, сколь велико могущество Кольца, как приумножится их собственная сила, объединившись с силой, сокрытой в сокровище. Отказ Гэндальфа и Галадриэли принять Кольцо означает для них серьезное испытание, нечто сродни духовной инициации, но инициации с обратным знаком: важно именно то, что они не изменяются, а, напротив, остаются собой.
Альберих выковывает кольцо. Литография Роберта Хардмейера. 1908 г.
Wikimedia Commons
АРХЕТИП СКАЗКИ
Линия Фродо (и шире — хоббитов) связывает роман «Властелин колец» с таким мифологическим жанром, как волшебная сказка. Фродо воплощает тип сказочного героя: сирота, воспитанный дядей[44], ничем особенно не выделяющийся («не думай, заслуг у тебя особых нет, ни силы, ни мудрости»), по сравнению с высокими сильными людьми, мудрыми эльфами и могучими магами — просто маленький слабый хоббит. Это типичная для волшебной сказки предварительная недооценка героя.
Как и в сказке, начало всей истории связывается с отлучкой старшего члена семьи (уход Бильбо) и изменением привычного уклада жизни героя. Как и герой сказки, Фродо отправляется в путь, но, в отличие от сказочного персонажа, не для того, чтобы добыть сокровище, а для того, чтобы уничтожить его (пользуясь терминологией Проппа, говорившего об «обращении обряда» как о придании ему противоположного значения, можно сказать, что здесь происходит «обращение» сказочного мотива добывания волшебных предметов).
Фродо обладает многими чертами, характерными для сказочного персонажа. Во-первых, сиротство, вариант чудесного происхождения. К тому же родители Фродо погибли необычным для хоббита образом — утонули в реке, катаясь на лодке, при этом хоббиты вообще воду не любят, плавать
