Я же лучше собаки - Александр Игнатьев
Затем, видимо прочитав мои данные, мужик воодушевился и, пристально глянув в ещё не замутненные слабоалкогольным напитком глаза, сообщил: «Несовершеннолетним употреблять категорически запрещено!»
... Куда деть пиво, я так и не решил. Поэтому медленно передвигался с ним, пока не набрел на театр. Афиша гласила: «Перед вами развернётся мистерия XXI века! Известнейшая рок-опера Старого Света «Нотр-Дам»».
Решив, что ничего не потеряю, пошёл слушать.
А под пиво ничего так! Скачал себе.
В третьем часу ночи судового времени вернулся.
«Хрюк! Хрюк!» — ОГ продолжала выводить рулады, а я в прекрасном настроении и с чувством выполненного долга лёг спать.
***
Утром от маленького паршивца пахло пивом! DEX-компани не рассчитала, ее изобретения прекрасно пьют и чудесно ароматизируют окрестности.
— Ну, и долго ты вчера шлялся?
— Где?
— Саш, ты кого решил обмануть? Сколько банок пива ты выпил вчера?
— Ты спала! А как ты узнала?
— Как я узнала — это страшная материнская тайна. А вот на вопрос «сколько?» положено называть числительное. Отвечу за тебя сама — шесть банок, упаковку.
— Ты не могла за мной следить, я бы понял! И к мониторам ты подключаться не умеешь… Как?!
— Вот когда разгадаешь этот секрет — тебе дадут паспорт. Завтракать пошли, пьяница мелкая.
Мы шли по коридору, между кают, и я ощущала, как поворачиваются винтики в его голове. Какой же он ещё маленький!
***
Мы гуляем по Парижу. ОГ пыхтит на расстоянии трёх метров от меня и утверждает, что прошла не меньше двадцати километров строевым шагом. Врет. Мы ещё не прошли и пяти. Строевой шаг напоминает мне прогулку членистоногой черепахи с пятьюдесятью килограммами выкладки за спиной. Впереди маячит ее хваленый собор, и, судя по всему, до Лувра мы добредём такими темпами завтра к обеду.
Нотр-Дам. Добрели.
Несмотря на весь мой скепсис, город оказался интересным, а войдя под своды собора, я забыл про ковыляющую сзади мадам. Это было… красиво. В огромном воздушном здании не было стен, все его пространство было заполнено массивными столбами, соединенными арками, а в арках, подсвеченные солнечными лучами, сияли, переливаясь, витражи. Прикинув высоту здания, я не до конца осознал, что в среднюю, самую высокую из пяти частей собора, можно с легкостью поставить двенадцатиэтажный дом. В центре, сливаясь и пересекая друг друга, две главных части образовывали крест.
Около трёх остроконечных арок с выходами стояли статуи. Они изображали крылатых существ, суровых старцев и несколько женских фигур, закутанных в покрывала. Их высекли из мрамора – всего лишь при помощи рук и молотка — так, будто лепили из мягкого губчатого материала. Мне кажется, что я открыл рот.
— Саша! — ворвался недовольный голос. — Пойдём слушать лекцию!
Интересно — ну что вот ей надо, а?!
Тетка-экскурсовод монотонно вещала информацию, давно и подробно описанную в путеводителе...
— …Строительство храма длилось почти два века: с 1163, когда король Людовик VII и Папа Александр III заложили первый камень в основание, до 1330 года. По замыслу архитектора, помещение храма должно было быть таким большим, чтобы вместить всех жителей Парижа (а их в то время было около десяти тысяч). Сейчас население Парижа многократно возросло, но Нотр-Дам де Пари по-прежнему готов принять в своих стенах более девяти тысяч человек. Расположен самый главный храм Франции на острове Сите посреди Сены. Из-за того, что храм строило несколько поколений зодчих, в нем смешаны романский и готический стили......
Домомучительница, выполнив свою функцию по образованию меня, тихо слиняла на лавочку и грызла леденец, запивая его водой...
— Окс, а я в туалет, ладно?.. На пять минут...
— А лекция? Что, потерпеть никак?
— Никак. Это ты в меня бутеры утром пихала.
— Ну иди. Только быстро.
Ура! Сработало.
Я бежал на колокольню, которая в свое время служила дозорной башней. Отсюда вели наблюдение за подступами к Парижу. Вид на город не впечатлил, и я поторопился посмотреть статуи на крыше.
В средние века не умели читать, и вся история странной религии про распятого и ожившего человека (кстати, по функционалу похож на DEX’а: полежал-напился-очухался…) была, как в комиксах, показана в скульптурах.
Увидев химер и горгулий, я остолбенел. Я видел их. Живыми. На Шебе. Но откуда невероятные мастера из забытого всеми века могли знать, как они выглядят? На спине зачесался старый шрам от когтя. Я приложил руку к каменному и понял, что они совпадают и по размеру, и по форме. Как? Откуда? Кто?
Странные догадки и сомнения настолько захватили меня, что я побежал сравнивать всех. С небольшими отличиями они были идентичны живым. Может быть, тот кузнец Бискорне, выковавший самые красивые ворота и призвавший на помощь дьявола, знает... Как интересно.
— Сашка, маленький засранец! Я тебя потеряла!
Ну вот, опять! Ну что ей от меня надо?!
***
Саша стал старше. Из двухметровой зашуганной малявки он постепенно превращается в человечка. Но до Дениса с его выходками в переходный возраст ему, конечно, далеко. Бубнилка растущая! Проскакал весь собор. И ему явно интересно. Вечером попытаю о впечатлениях. И врать ведь научился, паршивец, в туалет ему надо, да-да...
— У нас с тобой два дня по плану в Париже. Ты забыл? Хочешь не хочешь, а в Лувр мы сегодня попасть обязаны. А потом уже отель. Он в пригороде, и ещё ехать надо. Здесь кругом охрана природы и экология. Летать нельзя, птиц можно сбить (ни одной пока не видела). Пока доберёмся, я сдохну. Так что хватит кошмары изучать, ещё ночью приснятся. Вперёд!
— Да иду.
Быстренько сообразив, что действительно сдохну, сели в такси. Цена оказалась... немного завышенной. Знала бы — дошла.
И Лувр не впечатлил.
Ну, стеклянная пирамидка, подвал и старый замок французских королей, в котором они даже не жили. Во дворце не было предусмотрено туалетов, и все содержимое дворянского кишечника выплескивалось на головы горожанам… И эти люди были законодателями мод! Мда, благородные дворяне…
Гордо отметились в знаковых местах типа малоулыбчивой, но чем-то загадочной дамы без возраста, плохо просматриваемой сквозь стекла специального сейфа. Посмотрели две из шести задуманных фигур рабов Микеланджело. Сашка застыл напротив и не хотел уходить. Нику Самофракийскую. Тициана.
И я сказала — все. Больше не могу. Дома на
