Сколько горя нужно для счастья? - Филантроп
— Вставайте. Спать, когда командир бодрствует, неразумно. Сказал я и пнул самого медлительного.
— Пока я ухожу по делам, вы будете бегать вокруг повозки. Кто станет лениться, получит наказание. Двое, Гулливер и Викентий, побежали сразу, а еще семь человек, имели наглость задуматься на четыре секунды, прежде чем последовать их примеру.
И только десятый, Эдуард, возразил.
— Зачем нам бегать? Может, лучше практиковать навыки боя? Ты же хотел воспитать бойцов, а не бегунов? В ответ я просто потрогал себя за ухо… и он, грамотно рассудив, присоединился к остальным.
Я принял охотничий облик и помчал в лес.
Отлично! Первой попалась медведица с парой медвежат. В прошлом, я дрался с ними не щадя живота, мать, защищающая потомство, самая захватывающая добыча. Жаль, но сегодня мне и без неё есть кого помучить, потому достаточно усыпить её помешательством и продавить коготь в глазницу.
Медведица мертвеет за пару минут, но на вид остается как живая.
Вернувшись, я ловил ошарашенные взгляды, не каждый человек поднимет двухсоткилограммовую тушку одной рукой, а вот истинному расплюнуть. Мой же взгляд был не менее удивленный чем у них.
Почему, бегут лишь трое из десяти… Гулливер, Викентий и Дормидонт. С Гулливером всё ясно, мальчик исполнительный… Викентий, внушает у меня определенные опасения, но о нём потом. Больше всех впечатлил хромающий Дормидонт, мужчина готов плакать от боли, но бежит.
— Кто разрешил вам отдыхать, семеро бездельников.
— Мы больше не можем… с утра сил нет… Эдуарду хватило наглости сказать такое перед Дормидонтом.
— Ясно, ну что же, ваше право.
— Вы трое, хвалю, можете отдохнуть. Счастливый Гулливер упал на спину и начал дергать ногой, словно у него агония.
— Ярослав, будь добр принеси мне семь одинаковых палочек. Я надломил одну и сказал — Тяните по очереди.
Похоже, это судьба…
— Все видели? Эдуард вытянул короткую, пусть винит свою удачу, а не меня. Я набросился на него и стал стаскивать ботинки. — Эй, ты чего удумал⁉ Возмущался дважды ампутант.
— Я же сказал, тот кто отлынивает, будет наказан! На последнем слове я откусил его мизинец на левой ноге.
Он громко заорал! Все вытянулись по струнке, они думали, что отхватить можно только за длинный язык, а тут оказывается малейшее непослушание и ты как человек становишься меньше…
Выносливая троица радовалась в сердцах, что ранее каждый из них принял верное решение не дразнить судьбу и бежать. Их не сломили даже уговоры тех, кто устал и прилег отдохнуть.
— Не переживай, мизинец вообще человеку не важен.
— Ублюдок!
— А теперь прошу к завтраку. Я указал на мертвую медведицу.
— И что нам с ней делать…?
— Вам семерым кушать так как есть, а вы четверо моих фаворитов, можете пожарить медвежат.
Разумеется, четвертым был Эдуард, я справедливо рассудил — он мне палец, я ему жареного мяса.
Они долго топтались на месте, но потом поняли, что каждая секунда промедления под моим взором, опаснее чем цианистый калий. Люди разрезали шкуру и начать поедать тушку как зомби, через силу пихая в глотку сырые куски мяса и запивая их медвежьим жиром. Того, кто извергал из себя деликатес, я заставлял повторно хлебать пережеванную массу с земли.
Когда я кормил подопечных, я почувствовал изменения… Словно на одного человека в округе стало меньше… Не знаю как, но Мару закрыла от меня эмоции и чувства… Похоже, с моей кровью она унаследовала часть способности помешательства.
Эхх, что-то я в последнее время разошелся… Видимо сцены того, как я легко могу откусить палец за малейшую провинность, не добавляют мне очков как родителю.
* * *В следующие дни мне снились кошмары… Каждую ночь я был ранен, меня преследовали, нападали, я падал с большой высоты, тонул, горел, умирал от болезней, моё тело поедали насекомые.
— ТРЕВОГА! ПСИХИЧЕСКОЕ СОСТОЯНИЕ НЕСТАБИЛЬНО!
— ПОПЫТКА НОРМАЛИЗОВАТЬ СИЛОЙ ВОЛИ!
— ПОПЫТКА ПРОВАЛЕНА!
Черт! Мало того, что от снов я вздрагиваю так, словно у меня температура под сорок шесть, так еще и голос никак не может заткнуться. Эту речь он транслирует уже двадцать семь раз. Я был на грани безумия… но старался сдерживаться и неделю не тревожить моих бойцов, иначе они разбегутся быстрее, чем симпатия перестроит их мозг.
Я просто заставлял их бегать до потери сознания, отжиматься, пока руки не захрустят, приседать до момента, когда взрослые мужчины не выдерживают и плачут как дети, и поглощать пищу до тех пор, пока желудок не рвется. В буквальном смысле, пару раз я лично запихивал килограммы мяса в глотку, просовывая руку до локтя.
Обычный человек при таком режиме умер бы семь раз в день, но благодаря моей крови в рационе, они с каждым днем всё меньше походят на людей. Помешательством я поддерживаю их разум и частично превратил каждого из людей в мазохиста. Плохое отношение к себе они конвертируют в уважение к командиру.
Сегодня настал тот момент, когда можно тренироваться по-взрослому.
— Не спешите… солнце еще высоко. Я лежу на повозке и уже шестой час наблюдаю за бегущими салобончиками.
Пот льется ручьем, вены на лбу взбухли до толщины ужа, а дыхание, как у умирающих от рака легких людей. Моя гордость, мои марафонцы…
Ну вот стоило только похвалить, как… — Я, я не могу боль-ше… Гулливер, как самый коротконогий, упал.
Я подошел к нему и сказал — Всем стоять.
— Ты можешь, посмотри, даже маленькая девочка не жалуется… Мару бежала рядом с ними, только совсем не чувствовала дистанции.
— Я не маленькая!
— Командир, я не могу… я ног не чувствую, мне плохо, пощадите…
— Эх, Гулливер, мой мальчик, запомни, не позволяй своему мозгу командовать. Этот скользкий
