Всеволод Крестовский - Торжество Ваала
Х. СРЕДИ СОМНЕНИЙ
Распустив, вслед за отъездом Агрономского, учеников по домам, Тамара сейчас же пошла к «батюшкам» рассказать о «событии» и поделиться своими впечатлениями. Она все еще чувствовала себя совершенно сбитой с толку и была полна удручающими сомнениями.
Кто ж теперь будет судить, правильна ли избранная ею система, и где тот высокоавторитетный судья, слову которого она могла оы безусловно поверить? Отец Макарий утверждает, что правильна; но еще бы ему-то не утверждать, если его же собственные влияния, его же внушения и направили Тамару на этот путь преподавания!.. Затем, крестьяне, очевидно, довольны ее системой, высказывают ей это, благодарят ее, мальчики делают заметные успехи и в чтении, и в письме, и в цифири, — казалось бы, чего же еще!? И самой ей до сегодня тоже казалось, что путь ее наиболее правилен, — по крайней мере, он ей более по душе, симпатичнее всякого другого. Но, может быть, она и ошибается, именно потому, что поддается своим собственным симпатиям. Собственные симпатии еще не ручательство за непогрешимость. И вот, является Агрономский, до некоторой степени авторитет, как член училищного совета, как известный уже «деятель» по земско-на- родному образованию, ко взглядам и мнениям которого считают нужным прислушиваться не только на земских собраниях, но даже и в таких авторитетных органах печати, как «Российские Ведомости», «Голос Петербурга», «Курьер Европы», «Наша Страна» и «Правовой Порядок», — является и сразу решает, что она и понятия не имеет о научных основах современной здравой педагогии, стоит на ложной дороге, на ложном принципе и только портит доверенное ей дело. Господи, да что ж это такое? Неужели правда?!.. Агрономский предъявляет ей от имени земства совсем другие требования и тоже находит для них достаточные резоны, — верить ему, или не верить?.. Если бы это было его единоличное мнение, — ну, положим, он мог бы и заблуждаться; но ведь то, что говорит Агрономский, можно встретить и в педагогической, и в общей журналистике, и в кругу педагогов; между собственными учителями Тамары в Украинской гимназии были такие, что держались подобных же взглядов, — да вот, хоть бы Охрименко! — и множество педагогов следуют той же системе, вся Европа, наконец, как справедливо заметил Агрономский, — в Германии Kuiturkampf, во Франции лаические школы, одни мы только позади со своим классицизмом, против которого решительно все: и отец Никандр, и даже сам отец Макарий, — отец Макарий, кому всякое слово Каткова свято, и тот против!..
Так уж ли безусловно не прав Агрономский, как кажется отцу Макарию, а вслед за отцом Макарием, и ей самой казалось?.. Не ведет ли она свою школу, и в самом деле, чересчур уж консервативным, даже ретроградным путем?.. Может оыть, такое направление вовсе даже не в видах правительства?.. Может быть, правительство само желает посредством школы пересоздать и исподволь перевести народ на новую дорогу, воспитать в нем чувство гражданственности и воошцс прогрессивные чувства и мысли, чтобы дать ему конституцию:.. Может быть, все это именно так и надо, как советует Агрономский, а она только мешает делу своим непониманием? Вероятно, так. Да если бы было иначе, разве правительство терпело бы таких попечителей и такие училищные советы?! Разве в его руках нет власти и средств изменить все это, если б оно захотело?
Но отец Макарий не соглашался с нею и, разгорячившись в споре, обозвал всех этих Агрономских и тому подобных Тушинскими ворами.
— Они вам прикинутся всем, чем хочешь, — говорил он, — всякую шкуру на себя наденут, чтобы легче было пакостить исподтишка, если где нельзя пока явно… Слушать их советов, так это себе же на гибель. Из-за таких-то советов сколько уже погибло вашего брата, народных учителей и учительниц: кого в каземат засадили, кого в нс столь отдаленные отправили, кого под надзор, а господа Агрономскис, между тем, — посмотритс-ка, — сидят себе на местах да благоденствуют! Муть эта им на руку, потому рыбу в ней ловить куда способнее!..
Старик, увлекшись спором и опровергая доводы Тамары, которую от души было ему жалко, говорил с полной искренностью и глубокой верой в то, что говорит и что составляло для него результат долгой житейской опытности. Горячая любовь к России, такой, какой создала ее история, сочувствие к народу вместе с пониманием всех его недостатков и строгое уважение к извечным, заветным идеалам этого народа — одушевляли сегодня его речи и доводы, так что Тамара только дивовалась на него: ни разу еще не видала она его столь затронутым за живое, столь горячо убежденным и даже красноречивым по-свосму. — Откуда только что бралось у этого старика, всегда столь тихого, благодушно спокойного и скромного!.. И слушая его она опять, невольным образом поддавалась его доводам, чувствуя в них какую-то внутреннюю, хотя, может быть, и не совсем еще ею усвоенную, правду, относительно того, что нужно народу и чего этот народ хочет. Ес сомнения, одно за другим, начинали падать, и в колеблющейся душе опять возрождалась решимость идти своим путем в деле народной школы, как шла доселе. Но как же быть тогда с Агрономским? Ведь он уже сегодня достаточно ясно дал понять ей, что не потерпит уклонения от своих требований, которые, по его словам, в то же время и требования земства. Что ж тут делать? Уйти, отказаться от места? — Хорошо, но чем же она в таком случае будет существовать? Где и когда- то еще найдет себе какое-нибудь занятие? А ведь ей жить надо, ей нужен хлеб насущный… Ведь если се прогонят отсюда, с этого места, то это раздавит ее, как червяка какого, и кто же после того в земстве даст ей приют и должность?.. Последовать программе Агрономского — это, по словам отца Макария, значит развращать мальчиков, делать из них ни то, ни се, людей от одного берега отставших, к другому не приставших, да еще, кроме того, насильственно прививать им злобу к существующему порядку, благодаря которой выйдут ли из них революционеры на западный манер — еще не известно, но что из многих выйдут формальные бездельники и негодяи, в тягость себе и своим сельским обществам, — это наверное. Поэтому последовать безусловно советам Агрономского, в особенности теперь, после такой беседы с отцом Макарием, ей претило какое-то внутреннее чувство, совесть не позволяла. А идти путем, на который указывает отец Макарий, — это равносильно лишению места. Как же тут быть и что делать?
— Помирить одно с другим, — полушутя, полусерьезно посоветовал молодой батюшка.
Девушка вскинула на него взгляд, полный недоумения и упрека. — Как кому, а ей теперь совсем не до шуток!
— Да нет, в самом деле, — продолжал он, поясняя свою мысль. — Что ж тут остается иначе?.. Крестьяне желают церковного пения, а земские педагоги — побасок. Ну, что ж, присоедините к вашему пению несколько хороших народных песен, несколько подходящих стихотворений Пушкина, Лермонтова, басен Крылова, — худа в том не будет никакого, и сказать вам против этого никто ничего не посмеет.
— Да я и сама думала делать то же, — заметила Тамара.
— А думали, тем лучше! — Значит, и делайте!.. Или вот тоже, — продолжал отец Никандр. — Крестьяне желают, чтоб учили церковно-славянскому чтению, а педагогам оно не по нутру. Хорошо-с: у меня вот есть «Слово о полку Игоря» славянским шрифтом, — воспользуемтесь на первый случай хотя бы им и станем читать в классе, чередуясь с Минеями, — все же упражнение, практика! — и опять-таки никто придраться не может, а Агрономскому, между тем, глотку заткнете, лишив его права кричать, что вы ему чересчур уже церковите школу. — Нет, мол, врешь, сударь, у нас и то и другое равномерно!.. А затем, держитесь во всем остальном только одобренных учебников да рекомендованных «книг для классного чтения», без всяких особенных комментариев, вот и только.
— Да, легко сказать!.. А если он этих-то комментариев и требует? — возразила Тамара. — Он, послушайте-ка, что говорит: самую невиннейшую вещь, говорит, можно объяснить по-своему, в известном смысле; это, говорит, зависит только от находчивости и остроумия преподавателя.
— Ну, что ж делать, «извините, мол, господин Агрономский, если я не настолько остроумна и находчива, как бы вам хотелось!» — входя в роль учительницы, поклонился с разводом рук отец Никандр пред воображаемым попечителем. — «Но я, мол, от данной мне программы не отступаю и преподаю по книжкам, присланным управой и рекомендованным самим же вашим Советом». Может быть, он и будет морщиться, но сделать вам за это ничего не посмеет, и носа под вас не подточит.
— Да, пожалуй, что вы и правы, — подумав, согласилась с ним девушка. — Но все-таки, вечно балансировать на таком канате и жить под страхом, что не сегодня-завтра тебя прогонят, что ты всецело зависишь от чьего-то там каприза, — это слишком тяжело, это ужасно!..
— Позвольте, — перебил ее отец Никандр. — А госпожа- то Миропольцева на что?!.. Ведь вы говорите, он вам дважды сам поминал ее сегодня: ею начал, ею и кончил.
