Маргерит Юрсенар - Северные архивы. Роман. С фр.
1 Юноши, девушки ( древнегреч. ) .
155
ческое обаяние предмета, который можно сохра
нить, внести в каталог, скопировать, но который
никогда больше не возникнет снова под влиянием
вдохновения. В свою очередь престиж крупных со
браний повышает ценность входящих в них произ
ведений: «Геракл» производил бы меньшее
впечатление, не принадлежи он Фарнезе. От этих
шедевров не требуют, как сегодня, когда произве
дения искусства воспринимаются настолько всерь
ез, что от них чего-то требуют, чтобы в них
отразилось представление художника о мире, его
переживания и страсти, не требуют, чтобы они «из
менили жизнь». Уважение, которым они пользуют
ся, мешает разглядеть их подрывную силу, тем не
менее в обуржуазившемся мире XIX века именно в
них сохраняются модели поведения, повсюду у ж е
утратившие права гражданства. «Поверженный
галл» перерезает себе горло в присутствии молодо
го человека, который не осмелился бы решиться на
самоубийство. Философы, отрицавшие бессмертие
души, императоры «добрые», отправлявшие, одна
ко, христиан на съедение зверям, императоры
«злые» — мраморно-величественны. В эпоху, когда
обнаженная женщина — лакомый кусочек в бор
деле, когда новобрачные носят ночные рубашки с
длинным рукавом, застегивающиеся у самого гор
ла, когда малейший намек на «дурные нравы» за
ставляет бледнеть матерей, Мишель Шарль может
без стеснения написать домой, что «Гермафродит»
и «Венера» — украшение музея. Он в мечтательно
сти застынет перед нежной голой ногой, выгляды
вающей из-под беспорядочно смятой простыни, и
156
служитель, рассчитывая на чаевые, повернет на
подставке прелестную Венеру для вящего удоволь
ствия молодого путешественника.
В Неаполе он был шокирован Запретным музе
ем. В двух маленьких залах, содержавших в то
время «raccolta pornografica» 1, нет ничего такого,
чего бы не знал юноша, читавший Катулла и Све-
тония, но зрительный образ действует сильнее,
чем слово. Несколько банальных фраз, написан
ных им матушке по этому поводу, звучат правдиво
или по крайней мере верно. Для двадцатидвухлет
него юноши, целомудренного или почти, зрелище
разврата носит характер вызывающий, тем более
если он испытывает искушение. Даже если Мише
лю Шарлю и случалось в «минуту заблуждения»
совершить нечто подобное тому, что он осуждает,
ему досадно видеть перед собой эти движения и
жесты, запечатленные в мраморе. Находясь среди
более или менее реалистических изображений
Приапа, вспомнил ли он об увиденном в Версале
трупе со стоящим фаллосом, символе жизненных
сил, не угасающих вплоть до самой смерти? Мож
но поспорить, что нет. Но когда Мишель Шарль
замечает, что чувственные крайности в этих лю
дях его не удивляют, ибо они не были христиана
ми, он заблуждается. Не только потому, что
малейшего взгляда на Париж или даже Байёль бы
ло бы достаточно, чтобы понять, что нравы мало
изменились, каким бы лицемерием они ни при-
1 Порнографическая коллекция ( итал.).
157
крывались, но и потому, что было бы ошибкой
считать античность этаким чувственным Эльдора
до: высоконравственные буржуа или им подобные
существовали во все времена.
Всякая непристойность, выставленная напоказ,
коробит Мишеля Шарля. Во время путешествия по
Италии ему случилось встретить «благородного и
достойного кузена д'Аллуэна», как он именует его
с насмешкой, удалого офицера, дезертировавшего,
чтобы поселиться за границей с женой одного из
своих командиров. Мишель Шарль относится к ро
мантическому д'Аллуэну примерно так ж е , как
тридцать лет спустя отнесся бы к Вронскому, жи
вущему в Италии с Анной Карениной, один из его
санкт-петербургских кузенов, путешествующих по
полуострову. Иметь любовницу — одно дело, оста
вить карьеру и отказаться от чинов — другое. Ми
шель Шарль не обладает даром провидения, иначе
он не отзывался бы с такой суровостью о человеке,
бросившем армию ради того, чтобы предаться неж
ностям любви.
Этот «фламандский патриций», как он сам себя
величает, редко бывает обманут внешней сторо
ной светской жизни, сколь бы блестяща она ни
была. Он наслаждался великолепными балами в
посольстве Франции, но те, что дают Торлониа,
нынешние владельцы банка Альбани, не произво
дят на него впечатления. Он обращает внимание
только на плохой паркет, что раздражает его как
хорошего танцора, и на обилие гостей-англичан,
что в его глазах обесценивает праздник. Кажется,
он не увидел ни огромных зеркал, которые при-
158
жимистый и любящий роскошь банкир, если ве
рить Стендалю, задешево покупал в Сен-Гобене,
выдавая себя за собственного управляющего, ни
бесконечно отраженных хрустальных люстр, ни
угрюмого «Антиноя» Альбани *, заточенного, слов
но молодой хищник в клетке, в слишком тесную
и слишком раззолоченную залу, ни призрака уби
того Винкельмана *, бродящего среди собранных
им шедевров, порой приносивших несчастье, но
так им любимых. Англичане заслонили моему деду
привидения. В Палермо, несмотря на красивые
глаза великой княгини Ольги, он позволяет герцо
гу де Ceppa ди Фалько плести небылицы о неоп
рятности и грубости москвитянок, при этом герцог
запускает пальцы в золотую табакерку, подарен
ную ему царицей перед отъездом. Мишель Шарль
может, конечно ж е , изображая из себя полутури-
ста-полупаломника, отправиться в Лорето * и при
нести там обет, как это сделал Монтень, но он
прекрасно видит, что в этом своеобразном Тибе
те, каким была в то время Италия, священники по
рочны и, кстати, не слишком это скрывают.
Монсиньор, поглощающий в постный день «обед
безбожника», возмущает Мишеля Шарля. Воз
можно, он отметил и другие, более серьезные от
ступления от правил. Перед отъездом из Рима
молодые люди согласно приходят к выводу, что
быстро потеряли бы здесь веру, если бы она не
была глубоко укоренена у них в душе. Такова бы
ла неизменная реакция людей, приезжавших с
Севера, на соединенную с распущенностью пом
пезность итальянского католицизма. За Мишелем
159
Шарлем и его возмущенными друзьями я замечаю
мощную фигуру монаха-августинца, который в
XVI веке по прибытии в Рим едва не пал на коле
ни, чтобы поцеловать священную землю, орошен
ную кровью стольких мучеников, а вернувшись на
родину, стал Лютером. Но хорошо воспитанные
молодые французы сочли бы претенциозными
всякие попытки реформировать церковь. Они до
вольствуются тем, что закуривают сигару и пере
ходят на другие темы.
«Это путешествие развило мой ум, мое созна
ние почти ощутимым образом», — скромно заме
чает Мишель Шарль. Страницы, где этот прогресс
особенно заметен, адресованы Шарлю Огюстену
и посвящены политике. Уже в одном из писем к
матери Мишель Шарль отважился на поэму в про
зе собственного сочинения (выдав ее за перевод
с итальянского), где сожаление по поводу плачев
ного состояния Флоренции отлилось в выраже
ния, весьма близкие тем, которые Мюссе
вкладывает в уста флорентийских изгнанников в
«Лорензаччо» *: этот образчик романтического
красноречия был всего лишь ученическим плагиа
том. На сей раз он пишет как взрослый и обраща
ется к мужчине. Будучи иностранцем, хорошо
говорящим по-итальянски, Мишель Шарль выслу
шал от молодых людей, встреченных во время пу
тешествия, немало горьких признаний, они
делились с ним своей ненавистью, своими святы
ми надеждами и разочарованием. Всегда бывает
важен момент, когда юноша, прежде нисколько
160
не интересовавшийся политикой, вдруг обнаружи
вает, что несправедливость и ложно понятые ин
тересы проходят перед ним по улице в плащах и
мундирах или сидят за столиками в кафе добрыми
буржуа, не принимающими ничью сторону. Такой
датой стал для меня 1922 год, случилось это в Ве
неции и Вероне *. Мишель Шарль, возмущенный
наглостью таможенников и сбиров гнусных неа
политанских Бурбонов, хорошо понимает, что про
исходит в душе таких же юношей, как он. С
легкой грустью, обычной в таких случаях, моло
дой человек замечает, что Франция перестала
быть светочем для его пылких молодых друзей.
Большие надежды, которые возлагались на нее в
1 8 3 0 году, оказались обманутыми, пишет Ми
