Игла Стёжки-Дорожки - Яна Тарьянова
До лестницы он добрался без потерь. Отдышался на ступеньках, покрутил хожень — ни ответа, ни привета — и пошел вверх по лестнице, гадая, в какой мир она его выведет. И куда может переправить Диму мешанина из разномастных хоженей, приготовившаяся открыть какую-то дорогу.
Ступени закончились довольно быстро. Под ногами снова захрустел гравий. На обочине виднелись следы шин грузовиков, отпечатавшиеся в засохшей глине. Линии электропередач тянулись от столба к столбу, свидетельствуя — они попали не в средневековье. Это было и хорошо, и плохо. Технология и магия редко уживались бок о бок, и вероятность выйти к алтарю Тропника или Свечана значительно уменьшалась. С другой стороны, Димитос, избалованный достижениями цивилизации, предпочел бы относительный комфорт, если им придется на какое-то время застрять в тупике. Свечи он предпочитал жечь перед алтарем, а не в кухне для освещения еды на тарелке.
Дорога вывела его к свалке, позволившей оценить уровень развития техники. Ламповый телевизор с разломанным деревянным корпусом и тяжелым выпуклым кинескопом, дисковый телефонный аппарат, разбитый фонарик с ручной динамо-машиной. Хлам валялся вокруг свежеокрашенного мусорного контейнера, что свидетельствовало — в поселении имеются коммунальные службы.
Димитос посмотрел на шиферные крыши одноэтажных домиков, проглядывающие среди зеленых деревьев, и присел на корточки, удерживая Маруша на плече. Мусоровозы раскатали гравий, обнажая основу дороги — заговоренную брусчатку.
«Здесь когда-то была Рассветная или Закатная ярмарка. Или большая застава Чура. Или какое-то магическое производство с вывозом товара на Кромку. Ключевое слово «была» — если бы дорогу продолжали использовать по назначению, никто бы не прятал заговоренный камень под мертвым крошевом».
Он двинулся вперед, лелея вспыхнувшую надежду, что хожень и Кромка привели их в город, из которого бежал его отец, лев-хранитель. Предатель.
«Если это так, то я выполню волю богов, исправлю его ошибки, вдохну жизнь в спящий камень, пробуждая его для работы на благо людей и волков».
Достигнув домов, Димитос спустился с дороги и пошел по тротуару, заглядывая через заборы, пытаясь выяснить, кто населяет эту большую деревню или маленький городок. Окраину мегаполиса он исключил — нигде не просматривались высотные здания, слишком вольготно разгуливали куры, перебрехивались мелкие собаки и истошно чирикали воробьи. Дважды во дворах мелькали фигуры, но понять, люди это или оборотни на ногах, было невозможно. Поселение лениво грелось под полуденным солнцем и не желало раскрывать свои загадки чужаку.
Димитос прислушивался, принюхивался, но не ощущал ни любопытства, ни настороженности. Ему не встретилось ни одного прохожего, лавочки возле калиток пустовали, и это вскоре начало действовать на нервы. Из-за невозможности понять: его не замечают или прячутся?
Через некоторое время дорога пошла влево, а тротуар и дворы уклонились вправо. Димитос, поколебавшись, вернулся к дороге — под гравием по-прежнему скрывалась заговоренная брусчатка — и потопал по обочине, вдоль густеющей лесополосы. С другой стороны дороги тянулась выжженная солнцем пустошь. Бурая трава, сухой хвощ, редкие скособоченные кустарники. Навалилась тишина, обострившая все чувства, заставляющая прижимать к себе придремавшего Маруша. Временами хватало звука собственных шагов, а временами придавливало так, что хотелось заорать во всё горло, отгоняя страх, и, заодно, пытаясь докричаться до Димы-снайпера.
— Не думаю, что это город твоего дедушки, — негромко заговорил он, обращаясь к сыну. — Да, по развитию технологии… хотя… Нет, по этому судить нельзя. Надо выяснить, была ли здесь ярмарка. Куда ведет дорога. И… и есть ли там кто-нибудь, кому можно задать вопросы и получить ответы.
Строение, освещенное лучами закатывающегося солнца, появилось на горизонте, когда Димитос изрядно взмок, почти запыхался и проголодался. Деревья давно закончились, слой гравия на брусчатке истончился, камни золотились, гармонируя с выгоревшей травой и желтеющими кустами. Прищурившись, Димитос разглядел забор, увитый зеленью, фонарные столбы, проходную и покосившиеся ворота.
— Это не ярмарка, — сообщил он спящему Марушу. — Похоже на какой-то склад. Что это за знаки на воротах? Ну-ка, ну-ка… точно, свечи! Белые свечи и алое пламя.
Ожидания не оправдались. Склад пустовал уже много лет, если не десятилетий, задавать вопросы было некому. Димитос протиснулся в приоткрытую створку ворот, посмотрел на ржавеющий грузовик над ремонтной ямой, изучил поросшие травой асфальтовые дорожки, выбитые стекла в административном здании, и повел носом, разбирая на нити переплетение запахов.
Высохшая плесень, готовая ожить при осенних дождях, слабый медовый аромат воска, пропитавший заброшенные цеха, тонкая нотка пряностей из разрушенного склада и упоительно манящее благоухание спелого волхоягодника. Димитос двинулся вперед, следуя за запахом, но не забывая прислушиваться и оглядываться.
Ограда, заплетенная темно-зеленой лозой с гроздьями оранжевых ягод, нашлась за развалинами склада. Маруш проснулся, зевнул и потянулся к волхоягоднику, урча от предвкушения.
— Подожди, — торопливо срывая и пробуя горсть ягод, проговорил Димитос. — надо понять… да, настоящий. Обычный. Его ни с чем не спутаешь.
Сын запищал — от восторга. Он никогда не видел столько волхоягодника — в их родном мире кусты нещадно вырубали, не разбираясь в сортах. Уничтожили и «обычный» оранжевый, и желтый «настоящий» — дар Живинки, увивавший колоннады ярмарок и закрепляющий дорогу на Кромку. Вырубали, опасаясь перерождения, появления «дурманного», кроваво-красного, открывающего путь нечисти и сводящего оборотней с ума — в противоположность обычному.
Существовала минимальная вероятность, что ограда стоит на проклятом месте, но Димитос не чувствовал горечи или запаха гнили, поэтому усадил сына на наполовину обрушившийся столб и начал рвать самые спелые ягоды. Горсточку Марушу, жменю себе.
Сладкий сок тек по подбородку, руки прилипали к листьям. Димитос ел и не мог остановиться. Обычный волхоягодник даровал оборотням силы и спокойствие, утихомиривал звериную ярость, облегчал превращение и наделял выносливостью. Только сейчас стало ясно, как ему не хватало этих ягод. Никакая химия не могла сравниться с соком, умиротворяющим льва, и позволяющим сохранять рассудок и на ногах, и на лапах, не сражаясь за тело.
Стремление найти самые зрелые гроздья привело к тому, что Димитос прокопал дыру в зелени и выглянул за ограду. Ему открылся вид на знакомую выжженную пустошь. Но не необитаемую. Чтобы разглядеть животное, щипавшее сухую траву, Димитосу пришлось расширить щель и прищуриться.
Нет, зрение ему не изменило.
— Это не лошадь, — пробормотал он, рассматривая и запоминая скверные детали. — Это единорог.
Глава 2. Кража единорога
Состояние редкого зверя было удручающим. Кто-то держал единорога на цепи, используя как восполняемый запас ингредиентов для магических зелий. Темные пятна шрамов на спине, возле хребта, почти спиленный рог, выщипанный хвост, веки, лишенные ресниц. Шею единорога пригибал к земле тяжелый железный ошейник с цепью. Цепь крепилась к небольшому столбу.
Димитос подавил желание выбежать в поле и освободить
