Лицей 2022. Шестой выпуск - Михаил Турбин
катится вниз в густую ёмкую воду
Юльк
Экскурсия
в сумерках декабря
на пути к самой долгой ночи
через двойные сплошные сугробы нашей окраины
на пустом перекрёстке мне встретился человек
один в своём прямолинейном пальто
он стоял, поводя руками
на виду у брошенных автомобилей
говоря торопливо и звучно
«это дом пятьдесят четыре
а здесь
мы видим дом пятьдесят шесть»
пегих панельных девятиэтажек слипшиеся глаза
кое-где воспалённый свет фитоламп
ежегодный припадок гирлянд
на обожжённом льду —
блёстки, окурки
весной здесь мёртвые изгороди
вдоль чёрных дорог
так столбенеет снег
на уроке английского в школе
как-то раз мы сдавали рассказ про родной район
нужно было сказать, что находится рядом с твоим жильём
одна девочка
говорит: «рядом с домом есть…
другие дома»
учитель был в ярости, но так оно и было
there are other houses near my house
кроме брежневской архитектуры
и безбрежного жёлтого неба ещё здесь бывают:
пустырь на месте бывшего рынка
хоспис
морг
парк
так называются дикие земли по берегам ручья
почти миновала
он говорит уверенно и деликатно
так в километрах отсюда
(в другом измерении)
гиды взмахивают руками
отправляя птицу внимания
на колоннаду Исакия, на
конные статуи
с пьедесталами из малинового кварцита
«далее перед нами дом шестьдесят»
фигура чуть поворачивается в метели
с нетерпеливой дрожью магнитной стрелки
я оставляю его за спиной, окончательно понимая
что наблюдала Экскурсию
Белое
— Что ты читаешь?
— «Белое на чёрном»
Рубена Гальего
На лицо любимого набегает облако
— Тяжёлая книга
Я удивляюсь, хотя чему удивляться:
Конечно, тяжёлая, как и вся жизнь ребёнка —
Инвалида в безвыходном страшном казённом доме
Чего не ходишь/Чего ты такой чернявый
Моча в горшке успевает за ночь покрыться
Корочкой льда
Но сколько же в «Белом на чёрном» самого белого
Яростной пристальной радости обречённого
Шуток, нуждающихся в настоящем мужестве
Счастья существования даже в аду
Тихого сокрушения/его врат
Сколько же ангелов нянечек
Книг друзей и пельменей
* * *
Сорок лет спустя я была волонтёром в ПНИ
Побывавшие в нём вспоминают об этом с ужасом
Как о самом большом кошмаре за всю свою жизнь
Конечно, с ужасом
Наглухо запертая коробка, полная запаха,
Который не должен существовать на земле
Полторы сотни праведных чистых душ
Помещённых отбывать наказание
Непонятно за что
В эти два отделения
В неестественно вывернутое тело
Изувеченное одним из ста пятидесяти
Невыносимых образов
Истощённое или тучное
Замершее или содрогающееся
В непредсказуемой пляске святого Витта
Не умеющее ходить, ходящее под себя
Пойманное в заскорузлые тряпки не по размеру
В казарму с шестью кроватями
В тюрьму с решёткой на окнах
Когда в первый раз обходили все комнаты
Несколько раз мне пришлось приложить усилие
Чтобы сдержать
Крик/я не знаю/ужаса
Или чего-то другого
Не выраженного словом
Кто сказал,
Что этому есть или может быть
Название в языке
Потом ничего
Просто меняешь памперс, просто делаешь утку
Просто стоишь в клеёнчатом фартуке как мясник
Пока их вешают на какие-то пыточные
Приспособления в день мытья
Единственный на неделе
Я приходила домой и плакала и напивалась
И всё чаще не приходила домой, потому что
Не получается больше «нормально жить»
В этом мире, раз в нём вообще
Бывает такое
* * *
Тем изумительнее превращение этой коробки
В музыкальную шкатулку
Когда приходят с гитарой
Тем упоительней миг, когда ослабевают
Бесконечный серый мороз, засовы и правила
И мы катим на улицу сделать глубокий вдох
Настоящего воздуха, и торжествует, бликуя
На колёсах коляски шатающееся после
Тёмной берлоги голодное тощее солнце
Господи, как мы счастливы
Как мы смеёмся и пляшем
Пусть даже краешком взгляда, кончиком пальца
Пусть не имеют выхода на поверхность
Метаморфические, горючие, драгоценные
породы радости и любви
* * *
Читала своим ребятам книжку про Белоснежку
Пока её не украли
Вы, — говорила, — мои семь любимых гномов
Кивали довольно
Однажды решили сходить кто может в церковь в подвале
(Спасайся кто может)
Долго спускались по лестницам: ноги
Не слушаются, не гнутся
А лифт только для колясок
Наконец добрались: гулкий холл, щербатый бетонный пол
Окна вровень с землёй, серебристый какой-то свет
Запаха экскрементов почти что нет
Сквозь прозрачный кирпичик виднеется на золотом
Чёрная ряса
Храм отделён от прочего стенкой из стеклоблоков
Хрустальный дворец подводный
Подземный и поднебесный
Только закрыт до срока
(Я не очень хорошо умею распоряжаться своим так
называемым нормальным мозгом: привела подопечных в храм в нерабочее время)
А они и рады
Опускают руки за вытянутый воротник
Зачерпывают свой маленький грязный крестик
Показывают
Понимают
Сияют глазами всеми
То был Великий Пост
И на закрытой двери висела бумажка с молитвой Ефрема Сирина
Давайте, — говорю, — прочитаем молитву Ефрема Сирина!
И прочла, а потом
Что-то ещё по памяти
