Дмитрий Виконтов - Дыхание бури
Шесть боевых звезд, пара теневиков – сорок килрачей и один перехватчик полностью перекрыли берег, лишив меня возможности сделать хоть что-то, не укладывающееся в их планы. Я осторожно посмотрел на Каш'шшода, стараясь не делать лишних движений: как Кедат а-нэррбэ бойцы Стражи Небес сначала реагировали на угрозу, а потом задавались вопросами.
Глава Стражей Небес тяжело поднялся, с видимыми усилиями отряхивая одежду. У его ног поползли странные узоры, словно невидимая рука рассеянно водила по песку, – силовой экран надежно защитил бы Каш'шшода, даже реши все собравшиеся устроить тут небольшую войну.
– Да, я Артх'хдеа Мезуту'а Холл! Вопрос лишь в том, кто ты? – он выпустил коготь и указал на мои руки.
Я медленно, не отрывая глаз от пронизывающего до глубин души взгляда Каш'шшода, поднял руки к лицу. «Кто я?» – что, во имя Ушедших, он хотел этим сказать?" Я посмотрел на свои руки, и вновь ощутил уже раз посетившее меня чувство чего-то неправильного. Чего не должно было быть…
– Цвет… – очень тихо подсказал Каш'шшод.
В голове у меня словно взорвалась звезда: как и бывает обычно, стоило одному лишь маленькому кусочку мозаики лечь на свое место – и вся картина обретает смысл. Я упал на колени, пронзая клыками губу, чтобы не закричать: шерсть на руках, которая всегда была кирпично-красной с темными зигзагообразными полосами, превратилась в черную. Ни клочка светлой шерсти, никаких других оттенков – я провел трясущейся ладонью по локтю, рванул рубашку на груди, взглянул на ноги. Везде шерсть была беспросветно черной, как смоль, густой, гораздо более пышной, чем раньше.
– Что… что это… – обхватив голову руками, я согнулся, едва удерживая взбунтовавшийся желудок. – Я – Х'хиар Империи, я – тушд-руал, я – Тахарансья-рантья…
– Х'хиар? – еще тише, если это вообще было возможно, переспросил меня Каш'шшод. – Взгляни!
Передо мною сгустился воздух, потемнел – и я понял, что смотрю на собственное отражение. На… на…
– Х'хиар Тахарансья-рантья погиб под катакомбами Сейт-Сорра вместе со старшей дочерью Главы Клана Ищущих Свет Ло'оотишшей, – шелестом падающих листьев прозвучал голос Каш'шшод. – Кто ты – я не знаю. Пока!
Может, он добавил еще что-то – я слышал только собственный крик. Я кричал, падая на прогревшийся за день песок, падая в водоворот кружащегося вокруг меня мира, в считанное мгновение ставшего безумной копией безумного сна.
И в центре этого водоворота были мои глаза – лишенные зрачков, бездонные провалы, в которых плескалась тьма.
Точная копия зениц тех, чей Клан был проклят, истреблен до основания моими предками, а его истинное имя – предано забвению.
Мои глаза были глазами Смотрящих в Ночь.
Обжигающий лед и леденящее пламя сливаются во мне, сливаются со мною…
Рокот тысячи голосов, ставших одним…
«ОСВОБОДИТЕ МЕНЯ!!!»
Я падал на песок и чувствовал себя пылинкой, которую несет ураган.
Глава 7. Последствия.
«Зачем ты здесь?»
Когда-нибудь каждый приходит к одному и тому же вопросу. Другие вопросы, так или иначе, проистекают из него, и – иногда – кажутся даже важнее. Но все они вторичны или поверхностны. Ответь на этот вопрос – и ты сможешь ответить на все остальные, даже не задавая их. Другое дело, что понять смысл одного единственного вопроса можно только с возрастом, с опытом, с памятью о прошлых ошибках и неверных выборах. А к тому времени очень часто бывает, что ответ на любой вопрос уже ничего не изменит и ничем никому не поможет.
«Зачем ты здесь?»
Иногда бывает трудно понять, откуда и куда ведет твой путь. И ты пытаешься осознать, чего хочешь добиться и какие преграды готов сокрушить на дороге к своей цели. Или – кто ты, чем готов пожертвовать, от чего готов отказаться. Определить свое место в окружающем мире, и что этот мир может предложить тебе.
Но самое главное все же – в этом вопросе. Рано или поздно, куда бы ты ни шел, кем бы ты ни был, чего бы ни хотел – тебе придется искать на него ответ, придется остановиться и спросить самого себя: «Зачем ты здесь? В этой жизни? На этом пути?»
Вопрос предназначения. Вопрос смысла. Вопрос озарения.
И, как это обычно и бывает, Вселенная поставила меня перед ним в самый неподходящий момент.
Скала, угрюмо нахохлившаяся над волнами и дерзко выпроставшая каменный язык в сторону темной башни на горизонте, в другое время заставила бы меня, как минимум, остановиться и передохнуть. Сейчас же я на одном дыхании взбежал по осыпи и, изо всех сил разогнавшись, прыгнул с ее края. Воздух взвыл, засвистел в ушах, на краткий миг ощущение свободного падения захватило меня. Колышущаяся, кажущаяся живой в сумерках волна надвинулась вплотную, украсилась белыми барашками – сложив руки над головой, я почти без всплеска вошел в воду, грузным молотом ударившей меня по всему телу. Секунды три-четыре я был слишком ошеломлен стремительным переходом в объятия океана, погружаясь все глубже и глубже. На мое счастье от самого подножья скалы начинался почти километровый обрыв, и сомнительное удовольствие встречи с морским дном мне не грозило. Перевернувшись, неторопливо, но и не особо мешкая, я начал выгребать вверх, к объятиям ночи.
Впрочем, ночь на Шенарот всегда была понятием относительным.
Первая давно опустилась за горизонт, оставив о себе воспоминания лишь в тепле остывающего песка, а белая точка Второй, размазанная в небольшое пятнышко благодаря спасающему планету от жесткого излучения пылевому поясу системы, продолжала неторопливо скатываться следом. Иногда после захода обоих светил действительно наступала почти полная тьма, но такое случалось очень редко: как правило, один или два спутника успевали взойти над горизонтом. Сегодня же Три Сестры выстроились в почти правильный треугольник, и плыли по темнеющему небу вслед за Второй, отчего каждая тень превращалась в сложную мозаику оттенков, форм, а смешивающиеся с блеском звезды молочно-белые и шафрановые потоки отраженного света ежесекундно создавали невероятно прекрасные картины, игрой теней стирая привычные очертания мира вокруг и тут же созидая его заново.
Столь красивые ночи не часто бывали здесь – и в такие моменты рекомендовалось найти подходящее место, расположиться там со всеми удобствами и наслаждаться великолепным зрелищем. Кроме того, что подобные моменты действительно заслуживали восхищенного созерцания, была и более прозаическая причина: без надлежащего опыта среди постоянно меняющихся, танцующих теней запросто можно было потерять ориентацию и найти себе совершенно лишние неприятности. Так что, рекомендация была весьма здравой с любой точки зрения – другое дело, что я следовать ей не собирался.
Я вообще плевать хотел на все рекомендации и советы!
Пляжи, лагуны, сомкнувшиеся в ровные кольца и вытянутые овалы острова – я не считал их и не запоминал. В памяти оставался только скрип песка под ногами, плеск летящих в глаза брызг, соленый привкус на губах. Бег, бесконечный бег по похожим друг на друга островам, светло-желтому песку, по мелководью лагун, стремительные заплывы через проливы – каждый день, от рассвета до заката, пока боль в мышцах не становилась нестерпимой, пока я не падал от усталости на пышущий жаром песок или раскаленные скалы, о которые разбивался прибой. Я не хотел думать, не хотел оставаться наедине с самим собой. Мне хватало кошмаров и тоскливых попыток заснуть, с осознанием того, что совсем скоро проснусь, задыхаясь от липкого, обволакивающего ужаса, и единственным воспоминанием будет странный, отчасти похожий на спираль, узор, тонущий в грязно-серых клубах не то дыма, не то тумана.
И не мог бесцельно бродить по пляжу, не мог смотреть на собственное отражение в набегающих на берег волнах, в отражении на кожухе энергоблока, в каплях воды на деревьях и камнях. После этого мне хотелось вырвать собственные глаза, выжечь их без остатка, отдаться во власть подступающего вплотную безумия, лишь бы не видеть того, во что я превратился – и я боялся, что в один далеко не прекрасным миг у меня не хватит сил, чтобы удержаться на краю.
Может, мне было бы легче, если бы Стражи Небес поступили со мною так, как – по моему мнению – и заслуживали все, так или иначе оказавшиеся связанные со Смотрящими в Ночь. Но вместо этого меня оставили одного, покинули без единого объяснения или приказа. Я был предоставлен самому себе, своим мыслям, своим кошмарам, пустынным островкам и океану.
И, естественно, пронзающему облака шпилю Главного Храма. Где бы я ни был, как бы ни старался игнорировать ее – никак не получалось избавиться от ощущения, что рассекшая горизонт пополам стрела пристально смотрит на меня, следит за каждым моим шагом. Даже внутри лазарета, ставшего моим пристанищем, по мне скользил этот незримый взгляд, выискивающий, высматривающий что-то. Я засыпал во влажном, разбавленном холодным дыханием климатизатора вечернем воздухе, пробуждался от собственного крика спустя всего пару часов – все равно я чувствовал словно липкое, вкрадчивое касание чего-то невесомого, едва заметного. Была ли то моя совесть, укоряющий взор самих Ушедших из запредельных далей Последней Черты или что-то из арсеналов Стражей Небес – я не знал. Совесть на пару с Ушедшими по сему поводу молчала, а Храм равнодушно посматривал на меня, и снисходить до объяснений не торопился.
