Сергей Васильев - Как это было у меня: 90-е
P.S.
Но самое главное — поменялся мой круг общения. Совсем.
Я почти не виделся тогда с нашей старой московской «тубовской» командой. Наверное, мы устали друг от друга.
А если мы и встречались, то только чтобы обсудить, что и как поделить из того «общего», что у нас осталось. Какие-то деньги, акции, землю на Рублевке. Кто-то взял деньгами, кто-то недостроем, кто-то землей. Это были все какие-то мелкие активы и деньги — единственное, что у нас тогда осталось от прошлой жизни.
А когда мы все поделили, то разошлись в разные стороны — искать лучшей доли. Это не было общим решением, ни о чем таком мы даже не дискутировали.
А может, имело смысл не разбегаться? Остаться вместе? Продолжать делать что-то единой командой? Но мы это даже не обсуждали — и как-то по умолчанию все решили, что вместе уже не стоит…
«Товарные» векселя «Лукойла» (осень 1996 года)
Первым проектом, с которого мы начали работу в МФК, стала покупка «товарных» векселей «Лукойла».
Сейчас уже трудно понять и представить, что такое «товарный» вексель «Лукойла», но тогда это была очень распространенная бумага, как и векселя многих нефтяных компаний.
«Лукойл» выпускал свои векселя и расплачивался ими за различные работы и услуги — за какую-нибудь стройку или за электричество, в общем, за все что угодно.
Но оплачивал он их не деньгами, а своим… мазутом или бензином.
Это был своего рода взаимозачет, просто в более удобной, ценнобумажной форме. Такое происходило на рынке уже много лет. И никто устоявшуюся практику не нарушал.
Мы стали первыми, кто решил ее нарушить.
«Лукойл» называл свои векселя «товарными», но по своей форме и по тому, что было написано на самих бумагах, это были обыкновенные векселя. А именно — на них было написано, что компания «Лукойл» должна заплатить предъявителю векселя такую-то сумму в такой-то день.
На векселе про его «товарность» не было ни слова, да и не могло быть, поскольку такое понятие просто отсутствовало в законодательстве. Это все сознавали, но никто и не думал идти к «Лукойлу» и просить по его векселям деньги, все пытались получить по ним бензин или мазут — а потом уже самостоятельно продавать на рынке, часто теряя на этом большой дисконт.
В ту пору всеобщих взаимных неплатежей такое было повсеместно. «Лукойл» тогда уже стал богатой и мощной нефтяной компанией, и никто не решался нарушать устоявшуюся практику. Все боялись, что если они поругаются с «Лукойлом», то потом будут стоять в длинных очередях за своей партией мазута по следующим векселям.
В общем, все так жили и мучились давно, но никто не решался это изменить.
Мы первыми рискнули купить векселя «Лукойла» на рынке за деньги и потребовать по ним деньги, а не мазут.
Первый такой вексель я приобрел через банк МФК на собственные средства. Мы тогда хотели просто попробовать, да к тому же я еще не знал, выделит ли банк нам, своему новому департаменту, деньги на такую покупку.
Сначала я решил рискнуть «на свои».
Срок по тому векселю наступал уже через месяц, дисконт был около 30%. Если «Лукойл» заплатил бы мне в срок, то доходность такой операции для меня составила бы 360% годовых!
Мы позвонили в «Лукойл», сказали, что у нас есть их вексель, и поинтересовались, куда его следует принести, чтобы предъявить к погашению за деньги.
На том конце провода сразу почувствовалось замешательство.
— Какие деньги? — стал нас спрашивать сотрудник «Лукойла». — Это ж вексель для получения мазута.
— На нем ничего такого не написано, — ответили мы и добавили, что придем с нотариусом.
Человек на той стороне замолчал и… положил трубку. Затем я стал выяснять процедуры открытия лимитов в МФК на покупку ценных бумаг и вообще узнавать, сколько в банке денег. Может ли МФК выделить нам собственные деньги на покупку векселей «Лукойла» — или нужно искать только клиентские заказы?
И тут я удивился снова. Оказалось, что в банке много денег! Я, работавший много лет руководителем крупного банка и в последний год лихорадочно искавший везде деньги, уже просто отвык от того, что у моего банка могут быть свободные ресурсы — и их много! А главное, что в самом МФК никто толком не сумел мне ответить, сколько у нас в банке сейчас вообще свободных денег.
Это объяснялось тем, что почти все руководители, включая Осинягова, сами только недавно пришли в банк и еще толком не разобрались в его структуре и балансе.
А главное, МФК и Онэксимбанк были связаны, как сообщающиеся сосуды, и потому если у нас случался какой-то текущий недостаток денег, то «Онэксим» тут же давал необходимое.
В общем, мне открыли лимит на «Лукойл», и я даже не спросил разрешения Осинягова или Прохорова. Все прошло буднично. Еще бы, это же «Лукойл»! Как он может не заплатить по своим обязательствам?
Лимит открыли сразу — и очень большой.
И мы начали скупать «товарные» векселя на рынке.
Когда у нас на руках уже скопился большой объем этих бумаг, я стал договариваться в «Лукойле» о встрече с Матыциным — он там руководил всем, что было связано с «товарными» векселями.
Приехав на встречу, я предъявил ему копии скупленных векселей и сказал, что мы готовимся в положенный срок их предъявить и будем ждать оплаты.
Матыцин сразу же принялся возмущаться, называть меня и всех нас жуликами. Он стал узнавать, кто нам продал векселя — мол, теперь эти продавцы больше не увидят ни капли мазута от «Лукойла», а мы, МФК, не получим денег, так как его компания за свои векселя готова давать только горюче-смазочные материалы. Он сказал, что мы можем просить любые марки бензина, но не деньги.
Я стал объяснять Матыцину суть вексельного законодательства России — сказал, что он не прав и что если мы подадим в суд, то однозначно выиграем, а «Лукойлу» придется заплатить еще и пени.
Матыцин в ответ стал угрожать, что это он подаст на нас в суд, правда, было непонятно, на каком основании. В общем, чувствовалось, что наша первая встреча не удалась. И я попрощался.
Встреча не удалась, но я понял после нее, что правда на нашей стороне и что реальных доводов у «Лукойла» нет. И он нам все равно заплатит — даже если он станет тянуть, даже если мы начнем судиться и это продлится целый год, мы все равно получим большой доход в процентах.
Словом, мы рисковали, но я чувствовал, что риск оправдан.
И после предъявления первых же векселей к погашению «Лукойл» все заплатил деньгами — да к тому же без задержек. Тогда он испугался нас, МФК.
Он не испугался меня или наших юристов, но побоялся Потанина, который в тот момент был первым вице-премьером. Я не упоминал его фамилию в нашем диалоге, но все на рынке знали, чьи банки МФК и «Онэксим», и потому просто опасались вступать с нами в спор.
Я думаю, что основная причина успеха была тогда именно в этом. Со всеми другими «Лукойл» поступил бы иначе.
Видя этот успех, мы решили пойти дальше и стали искать другие подобные векселя на рынке. Оказалось, что их много — и никто, кроме нас, не готов их приобретать за деньги.
Мы первыми стали покупать векселя «Сиданко», «Алросы», МПС и других подобных крупных компаний. Банк легко открывал лимиты на это и давал нам, департаменту долговых обязательств, необходимые деньги.
Где-то через месяц, когда у нас в портфеле было уже пять-семь эмитентов на сумму около 10 миллионов долларов, мне в первый раз позвонил Осинягов и попросил приехать и обсудить происходящее. Оказалось, что председатель правления МФК не знал, что мы все это время приобретали «товарные» векселя и что уже накупили их на 10 миллионов долларов. Он вообще за прошедший месяц, кажется, ни разу мне не позвонил — и думал, что мы сидим у себя на выселках и ничем толком не занимаемся.
Он посмотрел на список купленных бумаг, на цены, по которым мы их приобретали, и на полученные нами к тому моменту доходы. Осинягов удивился и чуть встревожился: а не будет ли дефолтов? Но было видно, что он и доволен одновременно нашей активностью.
Я поделился с ним своими мыслями относительно того, в какую сторону следует двигаться. Он это поддержал, и мы договорились, что теперь лимиты на новые бумаги будут приходить на утверждение и ему — а то получалось странно: он, председатель правления, совсем не в курсе того, что происходит у него в банке.
P.S.
Начав проект по скупке «товарных» векселей крупнейших российских компаний, мы довольно быстро его убили.
После того как всем этим компаниям пришлось заплатить нам первые деньги, они стали сворачивать такие программы или начали выпускать векселя с десятилетним сроком погашения — так что уже через год рынок «товарных» векселей в России прекратил существовать. Окончательно он умер после дефолта 1998 года.
Нас как команду после того проекта заметили и в МФК, и в Онэксимбанке. Теперь меня знали в Группе, и не только Прохоров с Осиняговым, но и весь остальной коллектив. Вскоре мы уже переехали с выселок в основной офис Группы на улице Маши Порываевой.
