Семь свитков из Рас Альхага, или Энциклопедия заговоров - Сергей Анатольевич Смирнов
"Неужели прошел год?!- ужаснулся Умар.- Тогда мне и вправду конец!"
Он хотел было развеять все чары и признаться стражникам во всем на своем родном языке, который уже едва не стал забывать, но вспомнил о страшной клятве, нарушить которую означало потерять и честь и душу, пусть даже эта клятва была опрометчиво дана бесчестному и бездушному человеку.
Тогда твой отец сам стал молить Всемилостивого Аллаха скорее послать ему смерть и решил не принимать более никакой пищи.
В ту ночь, которая ничем не отличалась от дня, ему снились яства, расставленные на ковре, то ли в райском саду то ли, в доме коварного флорентийца.
Стук собственного сердца разбудил его. Прислушавшись, он различил шаги, которые показались ему знакомыми. Разумеется, он принял их за слуховой обман, вызванный голодом.
Поначалу он не поверил и двум теням, одной высокой, а другой маленькой, появившимся за решеткой. Только недовольный скрежет открывающейся двери вывел его из забытья, и он едва не лишился чувств, когда услышал голос флорентийца.
"У тебя, славный воин, не хватило терпения всего на один день,- грустно вздохнув, проговорил флорентиец.- Этот день обошелся мне дороже, чем все прочие дни нашего с тобой знакомства, вместе взятые. А их насчитывается девять десятков".
"Стражники говорили, что прошел год!" - не сдержавшись, воскликнул Умар.
"Нетрудно установить, кто говорил правду",- усмехнулся флорентиец и снял покрывало с маленькой фигурки, стоявшей рядом с ним.
Как раз в это мгновение тюремщик вынес из-за спины флорентийца крохотный огонек, свет которого вызвал у твоего отца страшную боль в глазах.
Чужестранный торговец терпеливо дождался, пока Умар привыкнет к этому крохотному подобию небесного светила, озаряющего землю.
И вновь твой отец не поверил своим забывшим все земные радости глазам! Ведь перед ним стояла его возлюбленная Гюйгуль!
Они бросились друг другу в объятия, и Умар почувствовал теплую и тяжелую округлость ее живота.
"Так мог ли пройти целый год,- заметил флорентиец,- если твой сын толькотолько собирается выйти из темницы вслед за своим отцом? В отличие от отца, он терпелив и с радостью принимает свое временное заточение как обстоятельство, уготованное свыше".
"Прости меня, добрый человек!- раскаялся Умар, преклонив колени перед своим благодетелем.- Я думал, что ты обманул меня и получил мзду за нового пленника АльБаррака".
"Кое-кто действительно получил мзду, ведь целый год в застенке находился человек, имя которого тебе было присвоено. Пришлось временно подменить его, дабы умело устроенный побег не был до поры обнаружен.- Так в нескольких словах флорентиец раскрыл перед Умаром почти все тайны.- Тем временем, твой гонитель подвергся опале, которая тоже отняла у меня немало средств, но, прежде, чем он потерял голову, я успел выкупить у него твою возлюбленную".
"Добрый человек!- воскликнул Умар.- Я готов остаться твоим верным слугой на всю жизнь!"
"О всех торговых расчетах поговорим позже,- спокойно проговорил флорентиец.- Теперь наверху ночь. До рассвета мы должны выбраться из города и достичь моих погребов в Хевроне. Там тебе, славный воин, придется провести еще неделю с повязкой на глазах, иначе немому тамплиеру никогда больше не придется увидеть свою возлюбленную. Слепота - не лучшая плата за немоту. И не забудь рыцарский плащ, славный воин. Он стоит немало и может еще пригодиться на долгом пути. За его потерю истинный тамплиер платит весьма позорным покаянием".
Выехав из Яффских ворот Иерусалима, всю ночь без остановок двигалась по дороге в Хеврон повозка, полная мягких перин. На перинах возлежала прекрасная Гюйгуль, а рядом с повозкой скакал на вороном жеребце Умар. Теперь он сам видел во тьме не хуже совы и часто заглядывал за колыхавшиеся занавески, с радостью узнавая черты любимой. Всю дорогу она счастливо спала и, если бы даже раскрыла глаза, то в той безлунной тьме вряд ли бы смогла ответить на страстный взгляд своего любимого.
Зато наутро, добравшись до Хеврона, они, как говорится, поменялись глазами. Теперь уже Гюйгуль глядела во все глаза на своего храбреца и кормила его из рук в то время, как он с плотной повязкой на лице мог отвечать на все нежности только улыбкой и ласковыми прикосновениями пальцев.
"Здесь нам необходимо на время расстаться,- услышал Умар голос флорентийца.- Мои слуги помогут вам на первых порах. Я знаю, славный воин, что тебе давно не терпится узнать об обязательствах. Вот они. Первое: не давать своему первенцу имени до того дня, в который я приду к тебе".
Твой отец был очень удивлен, но, разумеется, согласился.
"Второе: когда я приду, ты будешь обязан передать мне нечто, не имеющее никакой цены в золоте,- повелительно добавил флорентиец.- Я же, со своей стороны, обязуюсь пустить это нечто в рост и некогда вернуть тебе с прибылью"
Твой отец начал было клясться, но флорентиец оборвал его.
"Не нужно клятв,- сказал он.- Достаточно простого обещания. В залог нашего договора сохрани этот знак".
И флорентиец вложил в руку ослепленного повязкой Умара половинку разрубленного надвое золотого флорина.
Затем флорентиец сел на коня и уехал. Когда Умар обрел способность посмотреть ему вслед, пыль, поднятая копытами, уже осела на окоеме земного предела.
Умар и Гюйгуль вернулись в Египет, и там у них родился сын, в котором ты, дорогой племянник, легко угадаешь самого себя. Целый год они жили счастливо, хотя - и в некотором смущении по поводу безымянности своего сына. Объяснить людям ее причину было нелегко.
И вот однажды, поздним вечером, за стенами дома раздался тихий стук. Твой отец встрепенулся, безошибочно узнав повелительную учтивость перстня, сидевшего на указательном пальце флорентийца.
Твой отец признавался потом, что вздохнул с облегчением, направляясь через садик к двери: ведь спустя несколько мгновений ты должен был обрести имя.
Флорентиец вошел, держа в руках свернутый франкский плащ. Сославшись на спешку, он вежливо отказался присоединиться к трапезе и блеснул в сумраке второй половинкой флорина, что хранилась у него в кошельке.
"Все мое имение по праву принадлежит тебе, чужестранец",- сказал Умар.
"Вижу, что дела твои поправились и богатство прибыло,- с добродушной улыбкой заметил гость.- Значит, судьба действительно благоволит к тебе, славный воин. Я сдержу свои обязательства и не потребую лишнего. Я пришел за твоим первенцем".
У твоего отца подкосились ноги, и он опустился на колени.
"Клянусь Аллахом, лучше умереть!" - в отчаянии проговорил он.
"В таком случае я ухожу,- без всякого огорчения сказал флорентиец,-
