Михаил Дулепа - Баффер
Знакомый дом искал минут пятнадцать, даже подпрыгнув вверх, чтобы рассмотреть все получше. Помнил я его другим, видно покрасили где-то, а где-то и перестроили. Собаки во дворе не было, вошел, оглядываясь, во двор, спохватившись, отменил невидимость, и подобрав палку постучал ей по доске забора:
— Эй, хозяйка? Дома ли?
Не очень правильно вламываться во двор без приглашения, но тетка Марина была какой-то дальней родней отцу, так что почти родственница.
В окне мелькнуло чье-то лицо, дверь приоткрылась, меня внимательно рассмотрели, и только потом на крыльцо вышла пожилая женщина.
— Добрый день. Марина Степановна, не признали?
Она вдруг улыбнулась
— Господи! Да сколько ж лет? Ой изменился, ой похорошел! — Я хмыкнул, и не выдержав, улыбнулся, но промолчал. — Отцова кровь, видна стать. А Михаил-то где? Или у магазина с мужиками опять пиво жрать остался?
— Умер он, три года как, теть Марина.
Улыбка у нее тут же пропала.
— Ой, прости. Чего ж так, он же молодой был, здоровый…
Я договорил за нее “в отличие от жены”.
— Да вот жизнь скрутила. Бывает.
— Беда, мрут мужики молодыми, мы одни остаемся. Да ты заходи, что мы на пороге стоим?
Отказываться я не стал. О скобу у порога кое-как очистил сапоги и вошел, разувшись уже в сенях.
Низкие потолки, кружевные занавески, дорожки на полу, коврик на стене и знакомый запах. Деревня. Словно и не меняется тут ничего.
— Проходи, проходи! Давай, раздевайся, садись. Попался ты мне, Михалыч, сейчас спрашивать буду! Что да как, да зачем — скучно у нас осенью, дачники разъехались, сидим, к зиме готовимся.
— А работа?
— Пенсионерка я теперь. Закрыли ферму, коровник сгорел, проводка, говорят, старая. Ну как сгорел, коров вывести успели…
Я слушал, поддакивая, кивая в нужных местах. Судя по рассказу в деревне дела шли не очень, но жить можно было, во всяком случае перекупщики являлись регулярно, местные кое-как но зарабатывали продажей выращенного и собранного, даже был жив колхоз, шатко стоявший одной ногой на пути в светлое будущее, а второй увязший в былых долгах.
— Да ты ешь оладушки, ешь! Все ведь свое, даже мука местная. — Она вдруг оглядела меня пристальным взглядом. — Экий ты… во всем черном. В монашество ударился?
— Нет, просто все теплое в шкафу черным оказалось.
— А, ну это да. Не любит у нас народ яркого, все ходят кто серый, кто черный…
По одежке встречают. Помню, купил в секонд-хэнде длинное модное пальто, так принимали за недавно вышедшего из тюрьмы урку. Тетки в библиотеке долго косились и шептались, хотя знали меня много лет.
Уловив момент спросил:
— А вы все тут в одиночку живете?
— Чего ж не жить? Дом свой, лес под боком, огород. Дочка внуков на лето привозит, такие шебутные растут, но все своя кровь! Пай в колхозе сдала в аренду хорошим людям. Боялась, что обманут, а нет, все оговоренное выплатили. Колхоз у нас теперь богатеть стал, сразу какие-то городские появились, председатель договора заключил, ему сын помог…
— Белый?
— Ну да, Витька. Солидный теперь, на джипе ездит! — Она хмыкнула. — Не лень ему этот джип каждую неделю трактором из грязи доставать? Второй год думают старый фруктовый сад обновлять, но это дело не быстрое, да и кредит придется брать…
Я слушал многословие тетки Марины внимательно, но без особого интереса. Это только кажется, что на деревне все так просто, в лесу живут, колесу молятся, на самом деле тут иные отношения на два-три века могут тянуться, как дружба, так и вражда. Вот Витька-Белый мне другом отнюдь не был, все он любил над “задохликом городским” поиздеваться. И отец мой тоже с его отцом даже не здоровались, у них еще в школе что-то было. Но — родня. Пусть и дальняя, через хрен знает сколько колен. Хотя сейчас это уже не значит того, что полвека назад.
— Теть Марин, я что спросить хотел — есть тут дом на зиму снять? Мне врач сказал поменьше дергаться в ближайшее время.
Она сочувственно покачала головой, но в глазах что-то мелькнуло.
— Михалыч, а это с нынешним никак не связано? У нас тут к Вельяминовым вчера приехали, сына привезли, первый раз старикам показали… Говорят, в городе опасно?
Угу. Надо будет и над этим подумать — оповещение об эпидемии есть, а карантина нет?
— Насчет эпидемии это врут. Точнее не всю правду говорят. — Я помолчал, положил варенье на кусок остывшей оладьи, откусив и запив чаем. — Странное сейчас происходит. Я видел, как в городе твари появлялись.
— Твари? Что за твари?
— А вот непонятные. Как в фильмах… фантастику смотрите? — Я кивнул на телевизор, сейчас прикрытый салфеткой.
— Да я больше политику.
Ну да, сериалы на самом деле смотрят далеко не все женщины.
— Зоопарк, значит, любите?
— Ехидина! Чего ж простой деревенской бабе на толстощеких обезьянок не посмотреть? Так потешно кривляются!
Мы одновременно ухмыльнулись. Иногда я поражался, как много можно взять в детстве у окружающих. Вот ехидность у меня явно отсюда пошла.
— Ну вот фантастические твари и появились. А по городу раскатывают не санитарные машины, а вовсе даже броневики с пушками.
— Постой, так это что — пришельцы?
— Может и они. — Я снова отхлебнул чай, поболтав остатками жидкости. — А может и нет. Но у меня так уж совпало, что на эту зиму лучше я в деревне побуду. От города подальше, к земле поближе.
— Ага. Понятно. — Она подлила мне кипятку. Чайник, кстати говоря, был электрическим, новеньким. — Михалыч, а ты как, совсем больной?
— Помирать не собираюсь. А что?
— Сычевский хутор помнишь?
Смутно. Было там то ли торфяное какое-то хозяйство, то ли что-то с лесом связанное. Полтора десятка жилых домов да контора, узкоколейка шла с другой стороны через лес, но уже в моем детстве она не использовалась.
— И что там?
— В мае бабка моя внучатая померла, домик мне оставила, но он лето без присмотра стоял, пока оформляли.
— Там жить-то можно?
— Можно, что ты! Хороший дом, крыша железная, печь, колодец — все есть!
— Печь и колодец есть, значит газа и водопровода нет?
— Ну откуда там газ? У нас и сюда-то в восемьдесят пятом только провели, а туда…
— Соседи?
— Так нет никого. Дачники только летом живут, там красиво, лес, воздух.
— Болото, комары.
— Скажешь тоже… по округе и не горело ничего уже давно.
— Все уже выгорело? — Не давая ей продолжить пикировку спросил. — Как на самом-то деле?
Она пожала плечами:
— Дом хороший, пятистенок старый, крыша не течет, и печь только побелить, ну может еще почистить и трубу посмотреть. Колодцев два, на дальнем вода очень хорошая, раньше для самогонки только там брали, теперь уже не ходят.
— Туалет?
— Деревенский, хорошо хоть без ведра, яма выкопана.
— Дорога туда есть? Дров привезти, еще чего?
— Есть, конечно! Дачники же на машинах. Но после дождя лучше на тракторе.
— Или на лыжах? Прощупывая дорогу слегой?
— Ехидина ты, Михалыч!
— Это да. Электричество?
Она с сожалением прицокнула:
— Скрали провода. Там-то они есть, а вот у моста какая-то сволота сняла, в металл сдавать. У нас-то народ не дал, а там вроде как уже чужое, ничье.
— Сколько спросишь?
Торговалась она отчаянно. Цену предложила как дачникам летом, понемногу сбавляла, явно получая удовольствие от процесса, но в итоге сошлись на совсем уж смешной сумме, причем дом переходил в мое владение на год, под обещание ‘присмотреть, подновить, печь, если понадобится, перебрать’ — в общем то, что я сам так и так сделал бы. Словно случайно брошенное ‘ну и там мне по хозяйству вдруг помочь понадобится’ я быстро завернул, напирая на свою болезнь, а значит неспособие. Знаю я это ‘вдруг’. В качестве бонуса выторговал у нее посредничество при покупке дров, ‘если дом подойдет’. При последних словах тетка поморщилась, я слишком грубо разрушил ее мечты, но согласилась, что все-таки надо и посмотреть, мне ж там жить. В результате обе договаривающиеся стороны остались довольны перспективами, пока дом не приведу в порядок я оставался у нее, благо места много, да и не на улицу же гнать такого красивого?
Постелив мне в гостевой Марина Степановна долго потчевала меня продуктами приусадебного хозяйства, потом засуетилась по хозяйству, жалуясь, что по здоровью пришлось отказаться от коровы и поросят, а значит ни молока своего, ни мяса, ‘совсем скудно живем’. Я, глядя на ее активность, только завистливо вздыхал, мне б такую ‘немочь’! Завершив все хлопоты мы мирно посмотрели телевизор, в котором не было новостей, шли только старые спектакли, советских времен фильмы и памятки о действиях в чрезвычайных ситуациях. Постепенно неторопливость происходящего укутала меня, и наступление нового дня я чуть было не проспал.
15
