Гимн Непокорности - Михаил Злобин
— Ого! А по тебе и не скажешь, что у тебя деньги на койку в ночлежке есть! — восхитилась собеседница. — Али ты господину какому служишь?
— Лучше! У меня там свой дом! — сказал я чистую правду.
— Ха! Вот же брехун! — заливисто рассмеялась селянка. — Скажешь тоже!
— А ты в гости приезжай, там и посмотрим, кто брехун, — подмигнул я девице.
Та сразу же залилась румянцем и спрятала конопатую мордашку в ладонях. Натруженных таких, мозолистых. Размером даже больше, чем у самого Ризанта.
— Знаем-знаем мы вас, сочинителей городских. Баять все горазды. Иного послушаешь, так он почитай в графьях ходит. А у самого штаны не штопаные.
— Я тебя, красавица, обманывать не собираюсь, — безразлично изрек я. — Мне от тебя ничего не надо, так что можешь не верить. Ты, главное, подскажи, в какую сторону мне хоть направляться?
— А вот туда, — взмахнула рукой крестьянка вдоль вьющейся меж заливных лугов дороги. — Знай себе на закат путь держи ровнёхонько, не сворачивай. К третьему дню и дойдешь.
— Ну спасибо, выручила, — пробормотал я, мысленно упрекая Гесперию за то, что вывела меня так далеко от точки назначения. Карту ей что ли подарить при следующем визите?
— Полноте, ну скажешь тоже, — смутилась девица, принимая мою реплику на свой счет, а потом спохватилась. — Ой, обожди! Заболтал меня, чуть мимо калитки моей не прошли!
Она резко остановилась, отобрала свою кадку, только подол простенького платьица и взметнулся. Ну а я что? Мне тут делать больше нечего. Дорогу разведал, можно выдвигаться.
— Эй, горожанин! Поди сюды! — насмешливо окликнули меня сзади.
Я обернулся и увидал, как недавняя спутница призывно машет мне.
— Чего?
— Чаво-чаво! На постой зову. Куда ж ты во всем драном собрался? Зашибут же на дороге, за татя лесного примут!
Честно, мне не хотелось делать остановок, тем более что мое путешествие, по сути, только началось. Поэтому я вежливо отказался. Но моя новая знакомая вдруг проявила немыслимую для женщины настойчивость. Хотя, наверное, в среде простолюдинов это не было чем-то зазорным.
— Ты никак обиделся? — догнала меня крестьянка и ухватила под локоть. — Это из-за того, что посмеялась, да? Ну не серчай, я ж так… подшутить хотела.
— Кхм… да нет же, ничего такого. Мне в самом деле нужно спешить, — тактично попытался съехать я.
— Уж никуда твой Клесден не сбежит! А в рваных штанах негоже срамом по трактам светить. Ну же! Не артачься!
Сдавшись под таким неукротимым напором, я позволил девушке затащить меня на подворье, а потом в небольшой глинобитный домик. Внутри было чисто, прохладно, но необычайно бедно. Безыскусная утварь, грубая деревянная мебель, ограничивающаяся лавками, длинным столом и чем-то вроде пары табуретов. Ну, печь, разумеется, да маленькие окошки, затянутые грубым холщовым холстом. Пахло сушеными грибами, травами и кашей. А хозяйничала тут сухонькая бабушка, которая при ближайшем рассмотрении оказалась женщиной средних лет. Такой неизгладимый отпечаток оставил на ней тяжелый крестьянский труд.
— Ма, я возвратилась! — с порога объявила селянка, заводя меня в горницу. — Вот, познакомься, это… ой, а тебя как звать-то?
— Риз, — запоздало представился я.
— Ага, Риз, стало быть, — кивнула девица, а потому деловито распорядилась. — Ну, давай, сымай свои одёжи. А мы уж поглядим, что с ними можно сотворить.
Совершенно не испытывая смущения, я стянул сапоги, штаны и рубашку, оставшись в одном исподнем. Точнее в жалком его подобии, в которое оно превратилось после плена. Так-то оно тоже мало чем отличалось от решета, сверкая дырами на самых неудобных местах. Да уж, и правда, печальное зрелище. Починка моему гардеробу не помешает. Особенно, если мне еще три дня топать до Клесдена.
Новая знакомая приняла мой наряд, а потом достала из-за печки плетеную котомку с нитками и иглами. Тут же они с родительницей, никак не прокомментировавшей мой визит, устроились поближе к свету и споро занялись шитьем.
Периодически молодая крестьянка кидала на мою стройную фигуру многообещающие взгляды, особенно подолгу задерживаясь на шрамах. В том числе и на отпечатках ладоней Одиона, оставшихся после воспитательных бесед, и на следах зу́бок Насшафы. А вот её мать больше рассматривала калимбу, да серебряный браслет на моем запястье.
— С войны никак? — нарушила молчание женщина.
— Ваша правда, — вежливо ответил я.
— Откель именно?
— Да уже неважно, — не захотелось мне сыпать откровениями.
— Ну, как хошь… — пожала плечами хозяйка и больше я от нее не услышал ни слова.
Стоит отдать должное, пальцы у этой парочки оказались умелые. Со всеми многочисленными прорехами они управились максимально быстро. Теперь я на оборванца не так сильно буду походить. Пусть наряд и латаный-перелатанный, но хотя бы целый. Уже плюс. Поблагодарив женщин, я забрал у них одежду и стал облачаться.
— Ох, создатель Многоокий! Что это у тебя? — зажала рот ладонью молодая селянка, рассмотрев-таки мой шрам между лопаток.
А я, признаться, и сам не знал, что там. Не было в царстве Гесперии зеркал, чтобы оценить масштаб трагедии. Только в отражении пруда мог на свою физиономию любоваться. Но, судя по реакции, выглядело это отталкивающе.
— На печи спал много, пригорел, — неловко отшутился я.
— Да? Бывает же… А ты чаво, никак уходить собрался? — резко сменила тему девица, поняв, что я взял курс на дверь.
— Угу. Я тебе помог, ты мне. Вот и в расчете, — развел я руками.
— А как же постоловаться? А то бы и на ночлег остановился. У нас сеновал добрый, места много! Нонче самая погодка так спать. И не зябко, и не шибко душно…
Я уже принялся подбирать слова для вежливого отказа, но тут мне неожиданно на выручку пришла мать.
— Гланья, не приставай к мо́лодцу! Аль не видишь, что он поспешает куда-то⁈
— Ма, да я же…
— А нусь, не пререкайся мне тут! — строго цыкнула женщина.
Молодая селянка сникла, но не сдалась.
— Ты меня посторожи на крылечке, я мигом! — шепнула она мне. — Токмо не уходи!
Не став ничего обещать, я вышел на улицу и почти сразу же услышал обрывок разговора, который происходил в горнице.
— … с глузду съехала⁈ Каво тащишь в дом-то⁈
— Ма, ну не бранись, я ж вижу, человек добрый…
— Какой еще добрый⁈ На рожу
